Некоторые солдаты издевательски окрикивали проходящих мимо офицеров, а те спешили прочь, как будто они ничего не слышали, и вообще ничего не было.
Официальный приказ Алексея Чепички сюда, впрочем, так и не дошёл. Но в один из дней лейтенант Троник собрал комсомольский актив.
— Наверняка вы, товарищи, слышали о том, — сказал он устало, — что срочная воинская служба должна быть продлена ещё на год.
— Да, — сказал Ясанек, — это империалистическая пропаганда, и я всегда ей решительно противостоял.
— К сожалению, это не пропаганда, — прервал его Троник, — хотя империалистическому окружению мы можем поставить в вину то, что мы вынуждены прибегнуть к этой непопулярной, но необходимой оборонительной мере. Не забываем, товарищи — международная ситуация очень серьёзна. Каждый из нас, конечно, понимает, что нет другого решения, кроме продления срока воинской службы.
— Твою мать! — выругался Кефалин, но лейтенант великодушно закрыл на это глаза.
— Полагаюсь на вас, как на комсомольский актив, — продолжал он, — как на самых сознательных товарищей в части! Требую от вас, чтобы вы были на высоте и ответственно исполнили великое задание, которое вам будет доверено. Вы, товарищи, должны воздействовать на остальных товарищей, объяснять им, почему необходимо было прибегнуть к этой мере, и убеждать их в правильности нашей политики. Сегодня после обеда рота соберётся в политкомнате и будет ознакомлена с приказом товарища министра. От вас требуется, чтобы вы этот приказ поддержали!
— Я‑то его поддержу, — вызвался Бобр, — Только кто мне даст гарантию, что мне за это не разобьют рожу?
— Полагаю, что от имени комсомольцев лучше всего выступил бы Ясанек, — не принял его кандидатуру лейтенант, — Что скажете, Ясанек?
Ясанек не сказал ничего. Нервы у него не выдержали, и он разрыдался, как ребёнок. Мысль о том, что его ждёт ещё год с киркой и лопатой, для него была столь ужасающей, что на его речь лучше было не рассчитывать. К счастью, лейтенант это понял и обратился к учителю Анпошу.
— А вы, Анпош? — спросил он, — Произнесёте речь?
— Я думаю, что лучше всего справится Кефалин, — защищался учитель, — Он ведь больше всех водится с людьми, на которых надо воздействовать в первую очередь, и к нему они больше прислушаются.
— Хорошо, — согласился лейтенант, — Собрание, где будет зачитан приказ министра, начнётся в шестнадцать ноль–ноль. Приказ зачитаю я, затем я передам слово товарищу командиру, который произнесёт успокоительную речь. А потом выступит товарищ Кефалин, как комсомолец.
То, что близится катастрофа, было ясно каждому, кто заглянул бы в танковую часть напротив. Все солдаты, включая караульных, были разоружены, а склады вооружений тщательно заперты. Дежурные по роте не приветствовали офицеров, изображали слепоту и шарили руками вокруг себя с криками»Ищу дембель!»
Хотя в стройбате ещё находились оптимисты, утверждающие, что продление службы коснётся лишь боевых частей, незаменимых для защиты Родины.
«Мы что, элитные войска?» — аргументировали они, — «и потом — у нас полно народу со сниженной группой годности».
Но их оптимизму вскоре было суждено перенести жестокий удар.
Среди всеобщей неопределённости и догадок Кефалин выбрался на улицу и направился в ближайший магазин. Тщательно вывернув карманы, он выяснил, что у него с собой девять крон наличными. Кефалин выложил их на прилавок и показал на бутылку фруктового вина»Малагелло».
— Редкостная дрянь, — отметил продавец, — ты, дружище, с ним поосторожнее!
Кефалин взял бутылку и спрятал её под шинель. Когда он вернулся в часть, бойцы собирались в политкомнате, яростно споря о причине неожиданного собрания.
— Проходите, Кефалин, — позвал лейтенант Троник, — Уже начинаем.
— Мне надо в туалет, — с отсутствующим видом сказал ротный агитатор, и, чуть помедлив, пошёл в умывальную. Усевшись в углу, он вытащил бутылку, откупорил её, закрыл глаза и начал пить. Долго и упорно. Через каждые несколько глотков он прерывался набрать воздуха, но тут же возвращался к делу. Через две или три минуты адское содержимое бутылки было ликвидировано.
В политкомнате, тем временем, проходило собрание. Лейтенант Троник дрожащим голосом зачитал приказ о продлении действительной воинской службы. Глубокое потрясение поначалу отозвалось тишиной. Каждый чувствовал, что сегодня дело добром не кончится. Опасное напряжение наполнило воздух.
К роте обратился старший лейтенант Мазурек.«Товарищи», — заскулил он, — мы все должны осознать, что государство полагается на нас, потому что армия — опора государства, наш народ верит в армию, мы должны исполнить то, что от нас требуется, каждый должен стоять на своём месте, так должно быть, товарищи, мы должны…»
— Жидовство! — завопил Салус.
— Свинство! — присоединились остальные, стуча и колотя по столам, свистя и издавая звуки, не отвечающие важности момента.
— Товарищи, — кричал Троник, — дайте товарищу командиру договорить!
Но Мазурек, похоже, и сам договаривать не хотел. Он испуганно скорчился в углу, словно к нему приближалась его супруга.
Лейтенант Троник изо всех сил пытался овладеть ситуацией. Глазами он пытался отыскать комсомольцев, но их вид был неутешителен. Ясанек опять рыдал, учитель упрямо глядел в пол, и даже Бобр в этот раз не проявил желания поставить весь свой авторитет перевоспитанного грабителя на защиту мудрого решения Алексея Чепички.
— Кефалин! — осенило лейтенанта, — Единственный, кто поможет нам не выпустить ситуацию из‑под контроля — это Кефалин!
Стремительно выбежав из комнаты, он кинулся к туалетам, чтобы известить агитатора о необходимости его вмешательства. Но Кефалина там не было. Лейтенант бегал по дому, заглядывал в помещения и звал Кефалина по имени. Безрезультатно. Но тут из душевой донесись клокочущие звуки. Казалось, там кто‑то давится.
Лейтенант распахнул дверь и чуть не споткнулся о полумёртвого агитатора.«Кефалин!» — запричитал лейтенант, — «Кефалин, что же вы натворили, товарищ!«Потрясённый, он потащился обратно на собрание, где в его отсутствие ситуация значительно ухудшилась и обострилась. Солдаты покинули свои места и размахивали руками перед лицом старшего лейтенанта Мазурека.
Однако, когда вошёл Троник, все взгляды сразу обратились на него. Было ясно, что произошло что‑то ужасное. В глазах лейтенанта стоял неописуемый ужас, рот беззвучно открывался, кулаки были судорожно сжаты.
Солдаты начали украдкой переглядываться, потому что каждый про себя подумал о чьём‑то самоубийстве. Наступило тягостное молчание, которое не мог нарушить никто другой, кроме лейтенанта Троника.
Наконец, он заговорил.
— Товарищи, — сказал он глухим голосом, — Сейчас должен был говорить ротный агитатор.
— Кефалин — зашумели солдаты со всех сторон, только сейчас заметив, что агитатора среди них нет. Что с ним случилось? Вскрыл себе вены? Отравился? Или, может быть, повесился?
— Товарищи, это очень печально, — выдавливал из себя слова уничтоженный лейтенант, — но Кефалин нажрался, как комсомолец!
Глава восемнадцатая. РОТА В ОТНОСИТЕЛЬНОМ РАЗЛОЖЕНИИ
Кефалин лежал в медпункте и болезненно стонал. Он едва обращал внимание, что по комнате шагает взад–вперёд разозлённый лейтенант Троник.
— Вы, Кефалин, меня разочаровали, — гремел лейтенант, — и не только меня, а ещё и товарища командира, и, по сути, весь трудовой народ! В ту минуту, когда вы должны были проявить себя, как комсомолец и ротный агитатор, вы нажрались так, что я ничего подобного ещё не видел! Вы вообще осознаёте, товарищ, что вы заблевали всю казарму?
Кефалин тяжело повертел головой. Он вообще ничего не осознавал.
— Это, Кефалин, не выход из критической ситуации, — продолжал Троник, — А тот, кто действует необдуманно, тот играет на руку врагам! Обратитесь к истории за уроком — при Марии Терезии служили не два, не три, а четырнадцать лет! И солдаты были дисциплинированными!
— Не были! — решительно запротестовал Кефалин, — пили, грабили, портили деревенских девок. А я всего лишь выпил с горя бутыль»Малагелло»!
— Вот что, Кефалин, — сказал замполит, — вы мне не жалуйтесь, раз вы напились, как угорская свинья! И почему? По какому поводу? Всего лишь потому, что товарищ министр Чепичка, лицом к лицу с империалистическим окружением, решил продлить действительную воинскую службу на один–единственный год!
— Примите мои поздравления! — прохрипел поправляющийся солдат и перевернулся на другой бок.
— Товарищ министр рассчитывал на наше понимание, — продолжал Троник, — и особенно от комсомольцев! Вы как думаете, что бы он сделал, если бы увидел вас в таком состоянии?
— Обосрался бы, — предположил Кефалин.
— Наказал бы вас, — резко поправил его замполит, — И я вас, товарищ, тоже накажу, потому что без такого агитатора, как вы, я могу запросто обойтись! Агитатор должен агитировать, а не блевать по коридорам. Как поправитесь, я объявлю, какое наказание вам будет назначено!
