Таперича покивал головой, и в его глазах появилась странная грусть.
— Работать вам не хочется, — произнёс он с усмешкой, — Умеете только пьянствовать да цыганить.
Тут он снова задумался, и Кефалин знал, что сейчас будет вынесен приговор. У Таперичи они были крайне неопределёнными, потому что за один и тот же проступок можно было получить от отеческого напоминания до пятнадцати дней строгого ареста.
— Ну что, Кефалин, — наконец, сказал Таперича, — Что было, то было. Таперича пейте ещё одну, и бегом на Зелёную Гору!
Глава двадцатая. И ДВУХ ЛЕТ ДОСТАТОЧНО
Ни Кефалин, ни Ясанек дисциплину в роте не подняли, так что лейтенант Троник начал раздумывать о других, более действенных мерах. Старшего лейтенанта Мазурека он сразу вычеркнул из списка значимых величин, потому что трусливый лейтенант почти не выглядывал из квартиры. Супруга подбила ему шваброй глаз, который теперь переливался всеми цветами. Если Мазурек и показывался на улице, то только ради исполнения домашней работы, которую нельзя было выполнять дома. Каких‑либо контактов со своей ротой он явно не искал.
Старшина Блажек в помощники тоже не годился, о сержантском составе и говорить не стоило.
Лейтенанту Тронику пришла в голову идея. Всё чаще его тёплый взгляд останавливался на рядовом Ленчо, коноводе из Восточной Словакии. Этот тихий и сознательный работник безропотно исполнял свои обязанности и ни разу не был замечен за совершением какого‑либо проступка. Солдаты между собой называли его»спящая красавица».
«Что, если пробудить в Ленчо здоровое честолюбие?» — сказал себе замполит, — «Если этого парня повысить до ефрейтора, у него появилась бы возможность показать, что в нём скрывается. Ясное дело, что свои обязанности он исполнял бы лучше теперешних сержантов, которые только болтаются без дела и покрывают недисциплинированность личного состава».
Лейтенант Троник написал в Непомуки, и его предложение немедленно было принято. Ленчо стал ефрейтором, и мог пришить себе на погоны сияющую красную лычку.
Сразу после торжественной церемонии, на которой Ленчо с горящими глазами кричал»Служу народу!«не один, а по меньшей мере двадцать раз, замполит вызвал новоиспечённого ефрейтора к себе в кабинет.
— Ленчо, — сказал он коноводу, которого от этого нежданного взлёта бросало в жар, — вас отметили, и товарищ командир оказал вам доверие, которое нельзя не оправдать. Вы ефрейтор, и вы должны этим дорожить.
— Служу народу! — выкрикнул Ленчо и щёлкнул каблуками.
— Хорошо, хорошо, — сказал лейтенант Троник, — но теперь, когда вы получили командирское звание, вы должны принять на себя и командирские обязанности. Назначаю вас, Ленчо, начальником расположения, потому что ефрейтор Ржимнач — клоун со склонностями пьяницы, и не способен командовать даже в детском саду. Надеюсь, товарищ ефрейтор, что вы наведёте порядок среди своих подчинённых!
— Служу народу! — прохрипел тронутый Ленчо, — Ей–богу, я им гайки заверну!
— Отлично, Ленчо! — возрадовался Троник, — Введите железную дисциплину, будьте строгим и справедливым! Я готов во всем вас поддержать!
Спальное расположение, которым до той поры командовал ефрейтор Ржимнач с красным носом, двенадцатью диоптриями и стойким пристрастием к пльзенскому пиву, к заворачиванию гаек и железной дисциплине было морально не готово. Тем самым можно объяснить, что когда Ленчо вошел в помещение, выпучил глаза и закричал:«Парни! Теперь тута будет порядок!«все присутствующие бурно расхохотались, а кулак Вата добавил:«Мальчик, в рыло не хочешь?»
— Не тыкайте мне, Вата! — крикнул Ленчо, — Я ваш командир!
— Ну вы поглядите на этого засранца! — заворчал кулак среди всеобщего веселья, — Вместе получали портянки, а теперь он ещё на меня будет покрикивать!
— Тута будет порядок! — стоял на своём Ленчо, — Кутик, застелите койку!
— Поцелуй меня в зад, — ответил Саша, с любопытством глядя на подскакивающего ефрейтора.
— Кунте! — взвизгнул Ленчо, — Пришейте пуговицу!
Бывший хулиган расхохотался так, что от смеха упал на свой сундук и по лицу у него катились крупные слёзы.
— Петранек, на уборку помещения! — закричал Ленчо, но выбор оказался не слишком удачным. Холерик Петранек бросился на Ленчо и принялся его яростно душить.
— Ты, деревня! — кричал он, — Метла навозная! Ты меня будешь посылать на уборку!
— Оставь его, — защищал своего преемника ефрейтор Ржимнач, — Он тебя послал на уборку, ты его пошли в жопу, и будете квиты. Насилие тут не имеет смысла.
Ленчо вырвался из рук Петранека и сел на пол, но его командирское честолюбие не ослабевало. Его ведь не для того повысили, чтобы всё осталось по–старому.
— Парни, — настаивал он, — Если будет порядок, то всё будет хорошо!
— А если не будет? — насмешливо спросил Кунте.
— Тогда я буду строгим и справедливым, — ответил коновод, — и всем тута заверну гайки! Устрою вам службу по уставу!
— Сдаётся мне, — подтолкнул Кефалин несколько ошеломлённого Салуса, — на сцену лезет новый агент мирового еврейства.
— Я тебе уже объяснял, — не поддался Салус, — что евреи никогда не действуют прямо. Еврей не этот дурень, а тот, кто сделал его ефрейтором.
— Парни, — добивался внимания Ленчо, — соблюдайте устав, и я буду добрым!
— Ещё раз откроешь рот, и мы тебя отделаем! — сказал Цина, — Слишком долго ты тут распинаешься, говнюк!
— Как хотите, — прорычал Ленчо, и с оскорблённым видом покинул расположение.
— Кто бы мог по нему сказать, — вздохнул Кагоун, — Такой всегда был тихий и забитый…
— Что было, то было, — пожал плечами Кефалин, — Таперича он ефрейтор!
В субботу Ленчо выпустил коготки. Солдаты из его помещения напрасно ждали увольнительных, товарищ ефрейтор не заверил ни одной. «Исключено, товарищи», — отклонял жалобы лейтенант Троник, — «Незаверенные увольнительные я принципиально не подписываю. Это было бы нарушением служебного порядка! Наладьте отношения с товарищем ефрейтором, исполняйте его распоряжения, и будете ходить в увольнения. Мы солдаты, следовательно, должны соблюдать дисциплину!»
В невыдаче увольнительных особой трагедии не было, но это создавало определённый риск. Солдатам, уходящим в город нелегально, приходилось считаться с усиленными патрулями, которые систематически прочёсывали Табор. Относительно безопасно можно было пойти в Клокоты, Чеканицы или в Сезимово–Усти. Некоторые даже ездили в Плане–над–Лужницей или даже в Собеслави. Но большая часть отдавала предпочтение Табору, а передвигаться по нему без увольнительной означало быть постоянно начеку. Особенно те, кто увлекался танцами, не могли в должной мере удовлетворить свою страсть.
Кунте и Кагоун вечером собирались встретиться в»Гранде»с двумя очаровательными студентками, но именно там патрульные чаще всего устраивали охоту на самовольщиков.
— Вот скажи мне, — сказал Ота Кунте, — как можно этому барану Ленчо не расквасить морду?
— Мне это кажется слишком рискованным, — ответил Кефалин, — Разобьёшь ему морду, тебя посадят, и что дальше? Тут надо придумать план…
— Эге, да ты теоретик! — прервал его Кунте, — Тресну ему разок и дело с концом. Затрещина в нужный момент способна вернуть человека на землю.
— Я бы этого не делал, — сказал Кефалин, — Помни, всему своё время.
Ефрейтор Ленчо за образцовое поведение был награждён пятью днями отпуска, и тут же уехал к родителям в восточную Словакию. В казарме остался его большой деревянный сундук, в котором было заперто обмундирование, а рядом стояли образцово начищенные сапоги.
— Так, на пару дней нас оставят в покое, — счастливо потянулся кулак Вата, — Почти неделю этого балбеса не увидим!
— Господа, — сказал Кефалин, — наш друг Ленчо уехал к своим близким, а чтобы мы о нём не забывали, оставил нам вот этот сундук и вот эти сапоги. Как будто бы он говорит нам: «пока здесь лежат эти вещи, с вами будет мой дух!»
— Дай‑ка, я их выкину в окно, — предложил Кутик, и многие его предложение поддержали.
Кефалин завертел головой. Закрыв глаза, он произнёс:«Вижу сундук огромный, что плывёт по реке Лужнице и вплывает с ней во Влтаву. Вижу сапоги начищенные, что наполняются водою и опускаются неспешно ко дну».
Казарма завопила от восторга.
— Это идея! — закричал Ота Кунте, — Ленчо за пятёрку удавится, такую потерю он не переживёт!
— За дело, — довольно сказал Цина и потянулся к сундуку.
— Поспешишь — людей насмешишь, — придержал его Кефалин, — Вся акция может пройти успешно, только если нас никто не увидит. А человек с сундуком всегда привлекает внимание. Я бы это всё оставил до вечера.
Предложение было принято, но трудность состояла в том, что каждый хотел лично присутствовать при потоплении имущества Ленчо.
— Господа, так не пойдёт! — придержал их Кефалин, — ради одного сундука мы не можем оставить казарму пустой! Будем тянуть жребий. Я за то, чтобы в акции участвовали шесть человек.
