— Ну и зря, нужно было вас подготовить ко встрече с ним. Вон он стоит около скамейки.
— Здравствуйте, — сказал Илья, подходя к нему и протягивая руку, — я друг вашей сестры, меня зовут Илья.
— Марк, — ответил тот, — а это моя жена Света.
Марк сел, достал яблоко, обтёр его и, с аппетитом хрумкая, начал есть. Левой рукой он поглаживал коленку своей жены. У него был вид абсолютно счастливого человека. Казалось, он приехал в дом отдыха, а не в эмиграцию. Глядя на него, Илья невольно вспомнил, как начиналась его собственная жизнь в Штатах.
* * *
На первом собрании в JCC[63] руководитель эмиграционного отдела Ася Фридман объявила, что еврейская община Миннеаполиса собрала для своих советских братьев весьма значительную сумму и готова оказать вновь прибывшим всяческую помощь. Она лишь забыла упомянуть, что львиная доля денег ушла на зарплату двум социологам, которых она приняла на работу, чтобы придать себе большую значимость в глазах вышестоящей организации. Она написала очень впечатляющий отчёт о повышении качества помощи эмигрантам и даже предложила взять их под свою опеку с тем, чтобы государство сэкономило на велфере. Местным властям идея понравилась, её опубликовали в городской газете и пригласили на ТВ, где она подробно рассказывала, как собирается осуществить свой план. Вскоре, однако, выяснилось, что денег хватит лишь на бесплатный обед для эмигрантов. Самым обильным блюдом этого торжественного обеда оказались обещания недавно принятых на работу социологов. Они на разные лады твердили, что теперешней волне эмигрантов ужасно повезло. У них нет никаких долгов, им не надо платить за дом, за машину и за образование детей. Они начнут жизнь в новой стране с нуля и впоследствии будут гордиться своими достижениями. Затем в документах эмигрантов поставили печать, которая перекрыла для них все возможности государственной помощи, и выпустили в свободный полёт.
Нуль, с которого они начали жизнь в Америке был абсолютным. Илья устроился в магазин разнорабочим и скоро его стало тошнить при виде красивых разноцветных баночек, так понравившихся ему в первые дни. Тогда он смотрел на них глазами неискушённого покупателя, а теперь должен был аккуратно их расставлять. Затем отвращение распространилось и на магазин и на сотрудников и на менеджера, который не разрешал слушать плеер во время работы. Он говорил, что это выглядит непрофессионально. По его мнению, мальчики на побегушках тоже должны быть специалистами своего дела и бегать в полной тишине. Радио могло понизить производительность их труда и отвлечь от тяжёлой умственной работы. Не напрягая мозги никак нельзя было сообразить, куда какую баночку поставить. Такое сложное действие требовало исключительных интеллектуальных усилий! Но выбора у Ильи не было, приходилось терпеть и дегенеративную работу и ничтожную зарплату, а в свободное время учить язык. Давался он Илье с трудом. Гранит лингвистической науки оказался необычно прочным и грызть его, уже затупившимися к 42 годам зубами, было нелегко. Только через год ему удалось найти нормальную работу. К этому времени социологи JCC стали собирать данные о жизни бывших советских граждан. Выяснив где они работают и сколько получают, социологи записали их успехи в свой актив и отправили очередной отчёт в вышестоящую организацию. Там он настолько понравился, что эмиграционный отдел JCC Миннеаполиса наградили премией за успешную адсорбцию беженцев из Советского Союза.
* * *
— Нам дали спонсоров, — рассказывал Марк, продолжая жевать яблоко, — но мы им пока звонить не будем. Сначала мы хотим придти в себя после выезда из Советского Союза. Мы ведь там такого натерпелись, что не дай Бог. На таможне нас шмонали часа два, а когда ничего не нашли, отправили на специальный досмотр. Из-за этого мы опоздали на самолёт и должны были ночевать в аэропорту. Еле оттуда ноги унесли, так что не зря нам дали статус беженцев. Американцы бы этого не выдержали. Они живут в раю и ничем кроме своего бейсбола не интересуются.
— Откуда ты знаешь? — спросила Нина.
— Я встречался с нашими эмигрантами, которые приезжали в Москву. Они говорили, что в Америке интеллектуальный уровень населения очень низок и признавались, что после выезда из Союза и сами книг почти не читали.
— А до выезда?
— Не знаю, я с ними раньше знаком не был, но они наверняка слышали, кто такой Лев Толстой, а рядовые американские налогоплательщики нет.
— Зачем же ты к ним, дуракам, приехал, оставался бы в стране умников.
— Обстоятельства заставили.
— Какие обстоятельства?
— Долго рассказывать.
— А ты сократи и расскажи.
— Да ты мне рот не даёшь открыть, всё время перебиваешь.
— Хорошо, больше не буду, рассказывай.
— Это обыкновенная история. Я работал в наладочной организации и в один прекрасный день туда назначили директором бывшего референта секретаря райкома. Он сразу же стал искать себе толкового помощника, однако среди наладчиков никого найти не мог. Они были неплохие ребята, но могли делать только от сих до сих. От них и нельзя было ожидать большего, потому что они кончали какие-то второстепенные институты. В сложных ситуациях могли разобраться считанные инженеры.
— И ты, конечно, был одним из них.
— Конечно, но в командировки меня всегда посылали с кем-нибудь ещё. Во-первых, это требовалось по правилам техники безопасности, а во-вторых, ребята рядом со мной могли набраться опыта. В результате через несколько лет они так поднатаскались, что некоторые нашли себе места с гораздо большим окладом.
— Почему же ты не ушёл?
— Тогда частные предприятия только начинались, а я человек консервативный. Мне всё нужно хорошо обдумать. Я пахал, как папа Карла и ждал неизвестно чего. Директор, конечно, понял, что ему без меня не обойтись, выгнал своего зама-пьяницу и обещал назначить меня на его место. Он говорил, что должен лишь получить добро в Управлении. Там, однако, ему никакого добра не дали и место главного инженера оставалось вакантным. Пока же, если случалось ЧП, меня срывали в любое время суток и отправляли в прорыв.
— Неужели директор тебя никак за это не поощрял?
— Почему же, он почти каждый месяц выдавал мне премию из специального фонда. Официально это называлось материальная помощь и я должен был только выдумать для чего она мне нужна. У меня не хватало фантазии и в течение нескольких лет я получил деньги на три телевизора, два капитальных ремонта, стереосистему и уж не помню на что ещё. Кроме того шеф доставал мне бесплатные путёвки в самые блатные места. Собственно поэтому я так долго молчал, но после очередного аврала я сгоряча ляпнул, что если он не сделает меня главным, я уйду. Директор не знал, как быть. Он не хотел стать вторым медведем в единственной берлоге и продолжал тянуть, а меня послал в очередную командировку. Подстанция, которую я должен был проинспектировать, находилась на берегу Чёрного моря, так что фактически это был отпуск. Мне нужно было лишь убедиться, что выключено всё, что должно быть выключено и включено всё, что должно быть включено, а потом исправить то, что не работает. Я вырубил питание и стал проверять предохранители. В этот момент электрик включил рубильник. Не знаю, сделал он это нарочно или по пьянке, но спасло меня чудо. Вернее, спас себя я сам. У меня прямо перед носом началась электрическая дуга, и если бы я замешкался, то превратился бы в обгоревшую головешку.
— В обгоревшую задницу, — негромко поправила его Нина, но Марк увлёкся собственным рассказом и не слышал комментария племянницы. Он вжился в образ, который придумал минуту назад и уже сам верил тому, что говорил.
— Я был кандидатом в мастера спорта по гимнастике, — продолжал он, — и у меня ещё сохранилась хорошая реакция. Я автоматически сделал двойной кульбит и приземлился на безопасном расстоянии.
Илья окинул Марка красноречивым взглядом. Жиденькие бицепсы, выступающее вперёд брюшко и куриные ножки находились в кричащем противоречии с рассказом.
— У меня по этому поводу родился экспромт, — сказала Нина:
Мой дядя Марк тем знаменит,Что сделал он двойной кульбит.
— Шедевриально, — сказал Марк.
— Ну что ты! Я ведь на гениальность не претендую, а спортом вообще не занимаюсь. Вот Илья каждый день зарядку делает и если потребуется, сможет защитить честь Америки в соревновании по бегу трусцой.
— Нет, не смогу.
— Почему?
— Потому что не хочу.
— Ну и зря, а то мы бы устроили турнир титулованного советского спортсмена с американским любителем.
— В перетягивании каната? — спросил Марк.
— Нет, в определении силы рук. Потягайтесь, а я вам посужу.
Илья покачал головой, но Нину уже было не остановить. Она стала уговаривать мужчин, а потом чуть ли не силком усадила их за стол, заставила взять друг друга за руки и проследила за тем, чтобы их плечи и локти были на одной линии. У Ильи мелькнула мысль, что Марк гораздо моложе его и намного тяжелее. И то и другое давало ему преимущество, а проигрывать Илье не хотелось.
