– Не было ли в этом поместье пожара семнадцать лет назад?
– Не могу сказать, что здесь происходило семнадцать лет назад. Я недавно купил дом и следов огня не встречал.
– Я хотела бы встать, – Свон со значением посмотрела в глаза старика, тот понял, поэтому поднялся и поспешил к двери.
– Да, да, конечно. Вы найдете сменную одежду в шкафу. Она не столь изыскана, как ваше платье, но вам будет в ней удобно и тепло. Спускайтесь вниз, я согрею молоко.
– Николас…
– Да?
– Обращайтесь ко мне «ты», я вам во внучки гожусь.
– Но Ваше Высочество…
– Принцессой я стала лишь три месяца назад, гораздо дольше я считала себя служанкой графини Шовеллер.
– Хорошо, милая внучка, – улыбнулся старик и закрыл за собой дверь.
В шкафу обнаружились шерстяные платья простого, но удобного кроя, вязаные чулки, войлочные сапожки и шубка из меха незнакомого пушного зверька приятного песочного цвета. Одежда была переложена высушенными цветами лаванды. Кто же так позаботился о беглой принцессе? Свон в растерянности крутила в пальцах приятно-пахнущую веточку.
Одевшись, Свон спустилась по широкой лестнице на первый этаж и направилась в ту сторону, откуда доносился звон тарелок. Николас раскладывал посуду, ловко сервируя стол. Как только принцесса села, он подал ей салфетку и налил в бокал горячее молоко. В углу приятно потрескивал огонь в очаге, украшенном изразцами с охотничьими сценками, а за окном тихо падал снег. На кухне было тепло и уютно.
– Каждое утро из деревни приносят горячий хлеб и молоко, советую не показываться на крыльце в это время. Деревня небольшая, но сплетничать тамошние кумушки любят. А нам не нужны лишние пересуды. Если захочется выйти на воздух, воспользуйся этой дверью, – Николас кивнул в сторону небольшой арки у окна, завешенной тяжелой тканью. – За домом находится небольшой сад. Сейчас он завален снегом, но весной, когда цветут деревья, он необыкновенно хорош.
– Весной? Я не думаю, что пробуду здесь так долго. Бабушка находится в беде и…
– Бабушке помогут, не переживай, – Николас похлопал Свон по руке. Его ладонь оказалась горячей и сильной. Дружеский жест тронул девушку, и она хлюпнула носом.
«Беременные такие чувствительные», – подумала Свона, пряча лицо от внимательных глаз старика.
Чтобы сгладить неловкую паузу, она начала расспрашивать его о Даке, Роки, Петушке. Старик коротко ответил, что с ними все хорошо, мальчик растет в любви и достатке в Дохо, и как только друзья убедятся, что опасность миновала, появятся в Окайро.
– Ты должна понимать, девочка: только чудо помогло вытащить тебя из захваченного жрецами дворца. Как только появились первые сведения о том, что жрецы прибыли в Лорию, Гри сразу кинулся во дворец. Он сутки не спал, высматривая тебя. Ему пришлось сидеть на башне, расправив крылья, чтобы его не заметили с земли. Само провидение вывело тебя на балкон.
– Так вот кто шумел железом на крыше! А где сейчас Гри?
– У него много дел. Но он обязательно навестит тебя.
Свон поняла, что старик не хочет говорить лишнего, а ей так хотелось узнать, что задумали друзья. Ее подмывало спросить об Эдуарде, но она боялась услышать о его невесте и подготовке к свадьбе, и невольно выдать себя, показав старику, как ей больно. А ей было больно.
Николас время от времени уходил в деревню и возвращался затемно. Он приносил с собой корзину с продуктами и какие-нибудь безделушки для Свон, чтобы развлечь ее и сделать приятное. Он неспешно пересказывал новости, услышанные им в харчевне, где останавливался на обратном пути, чтобы пропустить кружку эля. Свон любила слушать плавную речь старика, заливисто смеялась, когда он в лицах передавал диалоги постояльцев харчевни и цветастую речь хозяйки, которая утихомиривала любую драку черпаком на длинной ручке.
Несколько раз Свон ловила на себе внимательный взгляд Николаса, но он всегда тут же отводил глаза, словно его застукали за каким-то нехорошим занятием. Однажды ночью Свон проснулась от ощущения, что она не одна в комнате, и обнаружила возле кровати старика со свечой в руке.
– Что случилось? – выпалила она, прижав ладонь к готовому выпрыгнуть из груди сердцу.
– Нет, нет. Ничего не случилось, – голос Николаса звучал глухо. – Я пришел проведать тебя. Мне показалось, что ты плачешь.
– Я? – Свон дотронулась до лица и обнаружила, что оно мокрое. – Нет, нет, все в порядке, наверное, мне приснился плохой сон.
Старик кивнул:
– Извини, что напугал.
Свон не могла уснуть до самого утра. В голове крутились беспокойные мысли. Она не хотела делиться с Николасом своими страхами, но ее съедала тревога за свою судьбу и судьбу бабушки.
Известия из Лории поступали тревожные. Старик сдержанно рассказывал, что ему удалось узнать в городе, куда он выезжал на три-четыре дня. Запрягая сноровистого Орлика, своего белогривого коня, Николас строго наказывал Свон не покидать дом.
Она с нетерпением ждала его возвращения, с толком используя время вынужденного одиночества: будущая мама перешивала одежду, которая с каждым днем становились теснее.
Пришла весна, но Свон продолжала кутаться в шаль, скрывая выросший живот.
«Мужчины такие невнимательные», – думала она, гуляя по цветущему саду, прислушиваясь, как в ней толкается ребенок, уже любимый всей душой. Он – частичка Эдуарда, единственного ее мужчины, такого желанного, но такого недоступного. Она так и не спросила у Николаса о нем, скрывая свою боль, боясь услышанными ответами разбередить ее, дать развернуться и поглотить разум.
Женился, наверное…
Свон вспоминала ласковые руки наследника, крепкие объятия, горячие поцелуи, моменты страсти, приводящие к телесному восторгу. И ее мучила тоска, безмолвный вой рвался из горла, когда она представляла, как он целует не ее, а ту, счастливую дочь стареющего короля.
Однажды Николас не вернулся из города в обычное время. Минула неделя, а сгорбленная фигура на коне так и не появилась на тропе, ведущей из деревни, как ни выглядывала она старика с высоты чердачного окошка.
Она не переживала за еду. Просторный погреб с устроенным в нем ледником, Николас наполнил так, что можно продержаться чуть ли не полгода. Копченые колбасы, окорока, вяленое мясо, бочки с квашеной капустой, соленьями, мешки с краснощекими яблоками, орехами, сушеными фруктами никак не дали бы умереть с голода. Да у двери каждое утро появлялся кувшин молока и каравай хлеба, завернутый в чистую тряпицу.
Но страх, что ставший родным человек никогда не вернется, заставил Свон караулить у двери, поджидая крестьянина, приносящего молоко.
Услышав шаги, она резко открыла дверь и разглядела в утреннем сумраке женщину. Та ахнула от испуга и чуть не выронила корзину:
– Ох, госпожа, напугали! – растягивая слова на деревенский лад, женщина с интересом рассматривала Свон. – А госпожа дочкой Николасу приходится или…
Тут ее взгляд уперся в живот Свон, который та быстро закрыла от жадного взора молочницы. Широкая улыбка озарила лицо женщины, предвкушающей, как она расскажет товаркам новость о Николасе. Высокий старик, поселившийся в поместье, вызывал интерес у вдов (и не только у вдов), пытающихся завлечь его в свои жаркие объятия. А что? Богат, хорош собой, обходительно разговаривает, не используя срамные слова, так обильно добавляемые местными мужиками. Да вот беда, как ни пытались, как ни старались бабенки, все впустую.
Теперь Квирке поняла, почему Николас не попадался на сладкие речи, не пытался пощупать переспевшие груди трактирщицы, щедро подаваемые ему вместе с кружкой пенящегося эля. У него в доме вон, какая краля обитает! Молода, да надута крепким, видать, еще жеребцом! Ай да, Николас!
Свон не стала объяснять, кем она приходится старику, растерялась. Ее мучили другие мысли:
– Вы когда в последний раз видели Николаса? Может с ним что-то случилось? Он давно должен был вернуться из города.
– Так с неделю назад заходил, деньги наперед оставил.
– Сколько?
– Чего это? Не пойму.
– Много денег оставил? На сколько дней хватит?
Крестьянка беззвучно зашевелила губами, загибая пальцы с коротко обрезанными ногтями:
– Так еще на три дня хватит! – радостно сообщила она результат счета. – Если госпоже чего понадобится, спросите в деревне Квирке, любой покажет мой дом.
– Спасибо вам, Квирке, – поблагодарила Свон, принимая из рук женщины кувшин с молоком и каравай. На сердце полегчало. Николас знал, что может задержаться, раз заплатил на десять дней вперед!
На исходе девятого дня Свон увидела скачущего к дому всадника. Она бегом покинула оборудованное для длительного караула место на чердаке, через ступеньку слетела по деревянной лестнице и выскочила, как была, босиком, навстречу старику.
Увидев Свон, Николас слез с коня, опустил на землю тяжелую суму и так и стоял истуканом, пока она не обняла его, уткнувшись лицом в широкую грудь. Он осторожно гладил большой ладонью по голове рыдающую девушку и шептал слова утешения, радуясь в душе неожиданной теплоте встречи.
