Руки Нейла были нетерпеливы, почти грубы, но она не замечала этого. Ей было все равно… Нет, совсем не все равно! Его нетерпение разбудило ее страсть, заставило почувствовать себя желанной. Оказывается, это так прекрасно, когда тебя хотят столь жадно, столь нетерпеливо, даже грубо. Для Эллис не имело значения, что Нейл не разменивается на нежность и ласку, что он вообще почти не считается с ее переживаниями. Потому что ничто на свете не могло сравниться с пьянящим блаженным ощущением того, что мужчина жаждет тебя… жаждет так страстно.
Впервые за десять лет Эллис чувствовала себя женщиной. Это ощущение подарил ей Нейл, так какое же тогда имеет значение то, даст ли он ей что-нибудь еще?! Благодаря ему, Нейлу, хотя бы на несколько минут она стала настоящей женщиной.
Его пальцы скользили вниз и коснулись нежных створок, покрытых огненно-нежными завитками. Женщина задохнулась, но ни единым словом не ответил он на ее безмолвный ужас. Он только продолжил ласку, и вот уже Эллис сладострастно изогнулась, плотнее прижимаясь к его телу.
С хриплым прерывистым полустоном-полусмехом Нейл припал губами к ее груди, а пальцы его длили интимную ласку — скользили, гладили, все больше и больше убеждались в готовности Эллис… и в ее неопытности.
Эллис стонала под его ласками. Она больше не чувствовала себя щедрой матерью-землей, она позабыла все, что только что так ясно представляла себе, она стала заложницей новых чувств, поглотивших ее существо. Наслаждение заполнило ее тело… интересно, почему ни в одном анатомическом учебнике не изображен нерв, соединяющий соски с лоном? Ведь должен же он быть — иначе почему каждый раз, когда Нейл касается губами ее груди, это немедленно отдается диким чувственным спазмом в низу живота.
А его пальцы… о, его пальцы, они дарят немыслимое наслаждение, будят жажду и желание. Когда Нейл наконец раздвинул ее ноги и устроился между ними, Эллис позабыла обо всех своих опасениях. Неужели она могла подумать, что это не получится?! Теперь она точно знала, что получится. Как угодно. Все равно как… все равно.
Она почувствовала, как Нейл вошел в нее… О Боже, неужели так это и должно быть?!
Острая боль моментально развеяла угар возбуждения. Судорожно вздохнув, она все же сумела подавить крик и, подняв глаза, увидела прямо над собой искаженное лицо Нейла.
Это, оказывается, совсем не приятно, думала Эллис, со страхом ощущая, как он проникает все глубже и глубже. Больше всего на свете сейчас ей хотелось, чтобы он оставил ее — немедленно, пока не стало еще хуже. О Боже, кажется, сейчас что-то порвется!
Эллис прекрасно знала, что первый раз обязательно сопровождается неприятными ощущениями, но она была совершенно не готова испытать болезненную переполненность и чувство напряженности, когда кажется, что вот-вот разорвешься… Неужели все женщины прошли через это? Неужели к этому можно привыкнуть?!
Нейл перестал проникать внутрь, и она с облегчением вздохнула, когда он начал обратное движение. Но тут же почувствовала новый толчок, потом еще, еще и еще. Она поняла, что сейчас служит лишь средством для чего-то непонятного, происходящего внутри Нейла, и ей остается лишь терпеть.
Горячая слеза упала на ее щеку. Потом другая.
Это плакал Нейл Морфи.
3
Ничего не изменилось, думала Эллис, глядя поверх головы Нейла на блики света на потолке. Все так же бушует за окнами буран, все так же мирно заливает комнату мягкий свет прабабушкиной лампы… Не обрушился потолок, не разверзлись доски пола, чтобы поглотить ее.
Ничего не изменилось.
Только тяжелое мужское тело прижимает ее к постели, только обнаженные тела их все еще спаяны воедино… Но теперь Эллис, пусть не до конца, но имела представление о звуках, красках и запахах этой стороны взаимоотношений мужчины и женщины. И лишилась невидимой преграды. Только сейчас Эллис поняла, каким бременем была эта преграда. Она больше не девственница.
Больше не девственница. И это прекрасно, прекрасно, даже несмотря на то, что ожидаемого чуда не произошло. Многим женщинам всю жизнь так и не удается отведать этого меда, уж это-то Эллис знала, недаром столько читала.
Плечо ее было мокрым от слез Нейла. Все кончилось неожиданно быстро: и его беззвучные безутешные рыдания и это. Господи, сделай так, чтобы его боль стала хоть немного меньше!
Эллис смертельно боялась, что Нейл сейчас встанет и уйдет. Никогда в жизни она не была так беспомощна, беззащитна и уязвима… Наверное, он испытывал то же самое. Он выдал себя — свое желание, свою боль, потерю контроля над собой. Вероятно, сейчас и ему хочется провалиться сквозь землю.
А Нейл думал о том, что раскаяние и сожаление рука об руку сопровождает человека по жизни — от первого шага и до последнего вздоха. Вот и Эллис, видимо, сейчас испытывает нечто подобное. Что же до него самого, то, кажется, никогда в жизни его раскаяние не было столь мучительным, а сожаление — столь горьким.
Он переживал, что не сумел подарить Эллис радость первого раза. Он заранее раскаивался в том, что никогда не сможет дать ей то, в чем она так нуждается и чего достойна. Пусть он не способен на любовь, но хотя бы хороший секс он мог бы подарить этой женщине!
Но не дал ничего.
Нейл прекрасно помнил, как в какой-то момент Эллис хотела, чтобы он оставил ее… Он чувствовал ее боль и замешательство, но зашел слишком далеко, чтобы остановиться. Случилось именно то, чего он больше всего боялся. И что же, черт возьми, теперь можно поделать?!
Тяжело вздохнув, Нейл приподнялся на локте и посмотрел в лицо Эллис. Она тут же вспыхнула и зажмурилась.
— Посмотри на меня, Рыжик, — хрипло потребовал он, сжав ее лицо своими большими сильными ладонями. — Ну-ка, посмотри на меня!
Ее ресницы вздрогнули и нерешительно приподнялись, краска на щеках из розовой стала пунцовой. Нейл криво усмехнулся.
— Ничего более интимного уже не произойдет, Эл.
К своему великому изумлению, она тут же почувствовала, как невольная улыбка тронула краешки ее губ, хотя смеяться ей сейчас хотелось меньше всего на свете, куда лучше было бы спрятать лицо на груди Нейла.
Безусловно, на свете уже не может быть ничего более интимного, подумала она. Каждой клеточкой своего тела Эллис ощущала волнующую близость Нейла — он все еще был в ней. Она ощущала тяжесть мужского тела. Разве может быть что-то интимнее этого?
— Прости меня. Ведь тебе было совсем не сладко.
— Я бы не сказала…
Он закрыл ее рот быстрым нежным поцелуем.
— Тебе нечего сказать. Все, что я сделал, — это лишь причинил тебе боль.
