— Нет проблем, — согласился Сергей Георгиевич.
— Вот и ладно. Угощайся, — сказал Владимир Алексеевич, пододвигая к гостю чашку чая. — Я в последнее время стал употреблять коричневый сахар, говорят, что он полезней.
— Полезней, если он натуральный, а не сфальсифицирован где-нибудь в Подмосковье.
— Послушать программу первого канала телевидения, так ничего кушать нельзя — практически всюду фальсификат.
— Уровень, конечно, высок, — согласился Сергей Георгиевич. — Но основная проблема в том, что нет государственной программы борьбы с производством и оборотом фальсифицированных продуктов. Законодательных барьеров практически нет. Нет сведений, что правительство что-то собирается менять.
— Свобода действий для любителей легкой наживы? А как твоя теория?
— Теория матрицы маркеров? — спросил Сергей Георгиевич. — Она никому не нужна, более того, она мешает — на ее основе можно четко классифицировать ответственность производителя перед потребителем. Это инструмент для разработки новых статей в Уголовный кодекс.
— Представляю, сколько лоббистов и промышленников против этого, — заметил Владимир Алексеевич.
Сергей Георгиевич кивнул, отпил немного чая, подумав, взял печенье.
— Нежелательно, но побалую себя. Давай поговорим о другом. Лучше скажи, какие новости у тебя.
Владимир Алексеевич задумался. Некая напряженность проскользнула по лицу. Он встал, подошел к своему столу и, поискав что-то среди кипы бумаг, достал несколько листов бумаги. Сергей Георгиевич предположил, что на бумаге рукопись некого сообщения или доклад Владимира Алексеевича.
— Я начал готовить обращение от имени Ассоциации негосударственных вузов России.
— К кому? — поинтересовался Сергей Георгиевич.
— Министру Фурсенко.
— Думаешь, это что-то даст?
— Не уверен, поэтому думаю, может быть, направить в правительство, а может быть, напишу статью или все оставлю в столе.
Владимир Алексеевич пробежал глазами по первой странице, потом перешел на вторую, где что-то отметил, а потом зачитал:
— Нам обещали, что в 2012 году мы опять выбьемся в лидеры по позициям вузов в различных мировых рейтингах, по экспорту образования. Трудно понять, на основе каких результатов сделаны эти заявления. Позиции в рейтингах, мягко говоря, оптимизма не внушают, так как только пять вузов вообще могут рассчитывать на то, чтобы войти в шанхайский рейтинг, потому что это те вузы, которые имеют статьи в ведущих мировых журналах, у которых импакт-фактор выше чем пятнадцать.
— Импакт-фактор — это количественный показатель важности научного журнала?
— Да, — подтвердил Владимир Алексеевич. — И среди этих пяти вузов есть и негосударственные.
— А как же те вузы, которые обласканы огромными финансовыми вложениями со стороны государства? Хотя что я спрашиваю? Недавно столкнулся с одним из таких. Поступило предложение от ректора этого исследовательского университета. Он оценил стоимость разработки программы обучения для одного направления проекта «Сколково» в два миллиона долларов.
— Сколько? — не скрывая своего удивления, переспросил Владимир Алексеевич. — Из какого это расчета?
— Простого. Министерство, как исследовательскому университету, выделило два миллиона долларов на оборудование. По условиям выделения средств такую же сумму университет должен был привлечь в виде внебюджетных средств — пожертвований, доходов от исследований и разработок. А их нет.
— Мне бы эти деньги, вторую часть мы сами бы без проблем вложили, — посетовал Владимир Алексеевич.
— У них есть хорошие связи с начальством в Минобрнауки. Почему не урвать? Откат решает, какой университет является исследовательским, а не уровень научных исследований.
— Есть странности в нашей жизни, — продолжил Владимир Алексеевич. — В программу исследовательских университетов не могут быть включены негосударственные вузы. По-прежнему ведущие вузы определяются не по достигнутым результатам, а по решению комиссий.
— Которые состоят из людей, имеющих свои личные интересы, — заключил Сергей Георгиевич.
Позвонила секретарь и по громкой связи напомнила Владимиру Алексеевичу, что совещание начнется через три минуты. Сергей Георгиевич взял свою папку с бумагами, показывая, что он готов идти.
— Володя, я ознакомился с вашими заявками. По каждой выскажу свое мнение и по каждому пункту отмечу замечания.
— Отлично. Сергей, а что стало с тем университетом? Он получил деньги?
— Нет. Я написал отрицательное заключение.
— Отлично! Пойдем?
* * *
Коротенькое письмо-вопрос от Олега Борисовича поступило очень быстро: «Меня насторожило Ваше настроение и раздражение. Не Маша ли причина?»
Письмо Сергея Георгиевича, очевидно, его встревожило, поэтому Сергей Георгиевич поспешил внести ясность своим ответом на этот вопрос: «Никоим образом. С Машей все чудесно, она внесла свежую струю в наш размеренный ритм жизни. Она чудесная, с ней приятно общаться. Получаю огромное удовольствие. Взгляд тинейджера на окружающий мир — где еще я могу об этом узнать? Мой внук в нее влюбился. Если можно, завтра пришлите машину после обеда, дайте нам еще несколько часов дополнительного общения».
Сергей Георгиевич пытался читать книгу, но ловил себя на том, что мысленно он все время возвращается к своему письму. Надо было же так написать, что Олег Борисович встревожился.
В это время в дверь постучали. Вошла Маша, которая в руках держала ноутбук.
— Я говорю с Олегом Борисовичем по Skype. Он спросил, можно ли поговорить с Вами?
— Конечно. Нет проблем.
Маша передала ноутбук Сергею Георгиевичу и быстро вышла. На экране монитора Олег Борисович был в кабинете.
— Рад Вас видеть, Сергей Георгиевич. Как дела?
— Нормально. Не переживайте. Настроение вызвано темой — состояние образования в нашей стране весьма плачевное… и, потом, личное отношение.
— Да, поступили с Вами подло. Как говорится, подстрелили на взлете.
— Обидно не за себя, не позволили создать настоящую научную школу, — определил причину Сергей Георгиевич. — Времени не хватило.
Последовала небольшая пауза, после которой Сергей Георгиевич предложил:
— Поставим точку и вернемся к вопросу об образовании.
— Согласен, — подтвердил Олег Борисович. — Несколько слов о курсе «Основы религиозных культур». Правительство еще не утвердило план введения курса.
— Кто сомневается, что это будет сделано?
— Да, думаю, что это вопрос времени. Тем более президент Медведев поставил точку в этом вопросе — он согласился с религиозными лидерами в том, что воспитание паствы является задачей государственной важности, — сообщил Олег Борисович.
— С каких пор воспитание паствы является государственной задачей? — удивился Сергей Георгиевич. — У меня такое ощущение, что «все смешалось в доме Облонских». Одной ногой хотим опереться на будущее, а другой возвращаемся в средневековье. Боюсь, что штанишки не выдержат.
Олег Борисович засмеялся.
— И еще, — продолжил Сергей Георгиевич. — Я думаю, что задержка с введением курса делается специально. Медведев, будучи премьер-министром в 2012 году, введет повсеместно этот курс. Если общество примет, вспомнят, что введение курса началось с нескольких регионов при Путине. Если общество взбунтуется, виноватым будет Медведев — он ввел. Беспроигрышная игра одной стороны в дружном тандеме.
— Вашу тревогу по состоянию образования я разделяю, — Олег Борисович не стал углубляться в тему политического тандема, а вернулся к образованию. — Эксперты признали, что качество обучения — самое слабое место в российской школе — и профессиональной, и общеобразовательной. Надеюсь, что многое изменится в ближайшее время. Я присутствовал на представлении «группой-2020» некоторых материалов, и надо сказать, что там подразумевается четыре сценария возможного развития общества. Не буду их комментировать. Очень многое будет зависеть от того, как поведет себя новая выбранная власть. Безусловно, для реформы образования нужен новый лидер.
— Я думаю, что значительная часть научного и педагогического сообщества с удовольствием попрощается с нынешним министром.
— Пожалуй, на этой ноте можно и закончить тему, — предложил Олег Борисович. — Еще раз извините меня, что моя просьба как-то испортила Вам настроение.
