— А тувинцы где? — наконец спросил один.
— Какие тувинцы? — удивился Антон и зачем-то тоже посмотрел ребятам в лица. Но все европеоиды, Митя даже ядовито-рыж, за что и был прозван Скифом, — в общем, ни одного тувинца, это было видно и в темноте.
— Нам сказали: тувинцы из Кызыла, — пробухтел с обидой второй орк. — Мы раскосых ждем. А вы кто?
— Как — кто? — поразился Антон еще больше. — Мы это — “Ante lucem”, московская группа, музыка Средневековья. — Он стал тыкать в бумажку.
— Я читать и без тебя умею, — огрызнулся орк, бумажку убрал и достал телефон. Спросил туда: — Жалгай? Ну, мы, эта, ант е лус е му дождались, только они, эта, не того совсем… Не тувинцы, короче. Да я сам не знаю кто. Ага. Ну да, лады. Понял. — И он убрал трубку в карман.
— Как это не знаю кто? — волновался Антон. — Мы московская группа!
— Поехали. Жалгай разберется. — Орк развернулся и пошел по мосту в призрачное белесое сияние невидимого города. Антон пытался еще что-то говорить, но второй орк слегка толкнул его плечом, чтобы двигался.
Их посадили в машину и повезли. Везли долго, и Антон, сперва старавшийся запоминать дорогу, скоро бросил эту затею. Город потихоньку просыпался, будто разлепляя глаза: проглядывали из темноты дома, улицы, светофоры, воздух начинал сереть, освещалась первым светом морозная дымка. Люди были неясными тенями, темневшими в белом облаке собственного дыхания. Антон с сожалением провожал все это из окна машины. Он надеялся, что у них будет целый день, что они успеют посмотреть старинный и славный город К., побывать на великой русской реке Е., но теперь чутье с уверенностью говорило, что сделать этого не удастся.
Лысые сопки на окраине города, утыканные сотовыми вышками, стали проясняться, когда машина, поплутав во дворах, остановилась у подъезда пегой хрущевки. Музыкантов быстро повели на пятый этаж — один орк шел впереди, второй — замыкающим. Звонить не пришлось, им отворили, как только они достигли площадки. Музыкантами забили небольшую прихожую, и тут же сзади захлопнулась тяжелая металлическая дверь, выглядевшая куда прочнее хрущобных стен.
— Вот, привезли, — сказал один из орков встречавшему их в дверях сухопарому лысоватому мужчине с гладким смуглым лицом.
Антон тут же безошибочно признал в нем главного — так пронизывающе, цепко, с хитрым прищуром он смотрел — и бросился пожимать руку. Ладонь была сухая, крепкая, а в глубине карих глаз зажглась понимающая улыбка, которая не понравилась Антону.
— Что? Уже? — В прихожую выкатился круглый и мягкий мужичонка с нервным красным лицом. — Что — вот эти?! — Он уставился на музыкантов огромными перепуганными глазами, и лицо его вмиг из красного стало покойницки бледным, будто откачали всю кровь. — Но ведь это же… Но ведь… Это что же?! Это — что же — конец? Нас ведь всех…
— Же-ня! — нарастяг, перекрывая причитания, неожиданно прикрикнул главный. Мужичонка вмиг притих. — Помолчи, — добавил тише и почти ласково. При этом на Женю он даже не обернулся, продолжал буравить глазами музыкантов. — Гости с дороги, а ты мельтешишь. Проходите, отдыхайте. Сейчас чаю поставим.
— Стася, какого чаю, какого, к черту, чаю! — запсиховал снова Женя. — Ты же видишь — это конец, это кошмар, он с нас с живых шкуру сдерет!
— Же-ня! — снова повысил голос главный. — Из любой ситуации есть выход. Из любой, запомни. Проходите. Вон туда.
И он неожиданно широко улыбнулся, не меняясь лицом, так что Антон вздрогнул. Как ни пытался держаться, но под этим пристальным взглядом что-то в нем сжималось. Он замечал, как Светка стреляет глазами то на него, то на мужиков, пытаясь оценить степень опасности, понимал, что должен казаться уверенным в себе и надежным, и все же ничего не мог с собой сделать. Один Митя продолжал оставаться спокойным и первым прошел в комнату, неся драгоценный кофр.
Комната была большая, светлая — и пустая. Советские бежевые обои в мелкий цветочек. Продавленный диван. Низкий буфет со стеклянными дверцами. Вид на окраины города К. за окном. Вид, похожий на все окраины всех городов.
Их усадили на диван. Антон попытался было остаться стоять, но его усадили тоже. Сидеть втроем было неудобно, как в мешке. Орк с кухни принес стул, и Жалгай сел перед ними, откинувшись на спинку. Женя на заднем плане мерил комнату шагами.
— Что ж, давайте знакомиться. Хотелось бы узнать, кто же вы все-таки будете.
— “Ante lucem”, музыка Средневековья и раннего Ренессанса, — сказал Антон как можно внятней.
— Средневековья, значит… И Ренессанса, — повторил Жалгай. — А здесь-то вы что делаете? — спросил потом вкрадчиво.
— Нас пригласили. Контракт же есть… — Антон хотел было встать, но ему на плечо легла тяжелая ладонь стоящего в дверях орка. — Да вы чего?! — Антон вскинул голову на него, потом на Стаса. — Контракт показать?
— Покажешь, — спокойно сказал Жалгай. — Потом покажешь. Кто вас вызывал?
— Я не помню фамилию. Настя… Ну, Настя, и все. Контракт от имени гендиректора.
Женя резко остановился, впившись глазами Стасу в затылок. Он стал быстро бледнеть и краснеть, как будто в нем включилась иллюминация.
— Какая еще Настя? Что за Настя? — задавленно повторял он.
— Настя, Настя… — Стас сосредоточенно думал, прищелкивая пальцами.
— Светленькая такая, — отозвался от дверей орк. — У шефа в приемной сидит.
— Секретарша, что ли? — удивился Стас.
— Ага. Она в Гоа сейчас, — добавил орк.
— В Гоа?! — ужаснулся Женя и весь как-то осел. — В каком еще Гоа! А нам, нам-то что теперь делать?!
— Же-ня! — прикрикнул Стас и поднялся со стула. Было видно, что теперь начинает выходить из себя и он. — Хорошо, вызов, значит, был. А кто программу писал? — обернулся Стас к Жене. — Кто этих тувинцев на афише рисовал?
— Не знаю! — вскрикнул Женя фальцетом. — Кто же теперь разберет, месяц прошел!
— Шеф разберет, вот увидишь, уже завтра он все разберет.
— Стася, что же делать, что же…
— Мол-чать!
Теперь Стас вышагивал по комнате, а Женя замер, будто его приколотили к стене.
— Жалгай, чайник вскипел, — сказал вдруг из коридора второй орк.
Стас обернулся, соображая, вздохнул и снова вернулся на свой стул.
— Неси! — Он уставился на ребят. — Видите ли, тут неувязочка вышла. Мы ждали не вас. Точнее, вас, но с другим репертуаром. И как-то нам всем сейчас придется это разгребать.
— Афиш ведь понаделали! По всему городу афиши висят! Народу набежит! — Женя дернулся к буфету и сгреб с него пачку бумаг, хотел показать — и рассыпал, один только лист остался в его руках, и он потрясал им, как свидетельством.
На афише какой-то раскрашенный человек, среднее между папуасом и индейцем в перьях, размахивая большим бубном, вгонял себя в транс. “Ante lucem — до восхода, — было написано под ним, — шаманская мистерия, горловое пение, чарующие звуки варгана и бубна…” — и что-то еще про блуждание по тонким мирам и очистительные вибрации тувинской музыки, что ребята уже не могли прочесть, потрясенные самой картинкой.
— Тут какое-то недоразумение, — начал было Антон, когда сумел выдохнуть, но голос ему изменил. — Это не мы и никак нами быть не может.
— Придется, — сказал Стас.
— Что значит — придется? У нас программа, у нас совсем другие инструменты…
— Вы артисты? Артисты должны уметь все, — беспрекословно сказал Стас. — И учтите: мы вас просто так не отпустим.
— Нет, погодите!
Но Антона прервал орк, вкативший в комнату столик. На нем было три разномастых стакана с чаем, сахарница и открытый пакет печенья. Митя тут же взял стакан, обнял его своими длинными музыкальными пальцами и задумчиво стал дуть на воду.
— Это шоу-бизнес, ребята, — сказал спокойно Стас, откидываясь на спинку. — Знаете, сколько в нашем клубе стоит выход на сцену? А сколько стоят билеты в вип-зону? А вы знаете, кто сегодня приглашен в эту вип-зону? Счастливые вы люди — ничего не знаете. Но вы контракт подписывали. А денежки надо отбивать.
— Послушайте, но мы же не можем стать… — Антон больше ничего не сказал. Он был не готов к такому разговору. Его лихорадило.
— Давайте отменять выступление, — вдруг вступила Света. — Мы совсем другой коллектив.
