Всю эту речь я говорила, выпрямившись и глядя отцу в глаза. А когда закончила, не спешила снова прильнуть к его груди, требовательно глядя и ожидая реакции на свои слова.
Наконец, он заговорил:
— Ты изменилась.
— Может быть. Прежнюю Лейлу сожгла в сарае толпа обезумевших людей, которым многие годы рассказывают страшилки о ведьмах. Не спорю, одаренные бывают разными, но ведь и обычные люди творят такое, о чем и вспоминать страшно. А потому, если Всевышний даст, я стану тем камешком, который будет способен осыпать целую гору. — Ненадолго я замолчала, понимая, что не убедила отца. — Я знаю, что у меня может не получиться, знаю, что очень сильно рискую. Но знаю и то, что если не попробую, то не смогу жить по-прежнему. Я просто перестану быть той Лейлой, которую вы все знаете и любите. Моя задумка слишком амбициозна и практически невыполнима, но в том сарае я вдруг отчетливо поняла, что ничего не успела, что совершенно зря появилась в этом мире, что у меня все это время не было цели, которая бы оправдала тот шанс, что дали мне небеса, когда вернули к жизни. Кто-то когда-то сказал: «Если цель твоей жизни не кажется тебе грандиозной, то это всего лишь план на завтра». Этот мир дал мне много: и любящих родных, и преданных друзей, и даже дар, что при правильной огранке может стать большим помощником в любых начинаниях, и который я совершенно не ценила и считала лишь помехой, не стремясь развивать. И пытались убить меня отнюдь не из-за дара, а в силу зависти и злобы, что сжигала одну черную душу. И сейчас, чтобы сделать хотя бы первый шаг на пути к своей цели, мне нужна лишь вера… Твоя вера в меня.
Несколько минут отец смотрел на меня, а потом тяжело вздохнул и притянул к своей груди:
— Конечно, я верю в тебя, сердечко мое. Верю… Но так боюсь потерять… Ты ведь еще такая маленькая, а мы все часто забываем об этом. — Он положил мне на голову свой подбородок и снова вздохнул. — Я постараюсь смириться с теми планами, что вы придумали с профессором, по крайней мере, нам будет о чем вечером поговорить с этим старым интриганом, а сейчас лучше расскажи, как ты себя чувствуешь?
— Да все уже совсем хорошо! Мне гораздо интересней, где ты пропадал полтора месяца?
Как выяснилось, он, движимый неясными предчувствиями, решил как можно скорее добраться до Турании, не заходя по дороге в порты Эльмирантии, и, распродав товар и закупив побыстрее новый, вернуться домой. Весть о захвате Шалема достигла бы его уже на другом материке, не встреть он по дороге один скоростной кораблик, шедший туда же с вестью о нападении и развязавшейся войне между Фаргоцией и Эльмирантией. Услышав об этом, отец тут же отправился обратно, но шторм замедлил движение.
— …Поверь, сердечко, я прибыл так быстро, как только мог! И теперь никому не дам вас в обиду… — сказал, совсем уж посмурнев.
А я вдруг поняла своим обострившимся даром, что сейчас он переживает не только о том, что случилось со мной, но и том, что успел узнать о маме и коменданте.
— Папа, людская молва ведь не пожалела не меня одну! Не нужно верить чужим завистливым словам, лучше поговори с той, кто все это время искренне тебя ждал. — Я посмотрела на папу, в его какие-то больные глаза, и добавила. — Поверь, Малика стоит того, чтобы перешагнуть через надуманные обиды и выслушать! — тяжело вздохнула и решилась. — Смотри! Только больше я такого делать не буду. Вы взрослые люди и должны уметь разговаривать друг с другом.
И я показала ему все, что знала о встречах мамы и коменданта: и то, что видела сама, и то, о чем слышала от других. Все это время отец сидел с широко распахнутыми глазами, а потом снова покрепче обнял и тихо произнес:
— Спасибо…
После чего встал и, поцеловав меня в макушку, сказал, что скоро снова ко мне зайдет, а потом вышел из комнаты. Видимо, пошел мириться.
***
Тем же вечером у меня в комнате собралась вся мужская часть, населявшая наш дом, кроме детей, конечно. Маму на это импровизированное собрание дружно не пустили, мотивируя тем, что со столь эмоциональной женщиной они ни до чего не договорятся даже за целую ночь. Мама обиделась, но осталась с мальчиками — все-таки воспитание не давало ослушаться воли мужа. Я на это лишь покачала головой, но спорить не стала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
На этом семейном собрании и было решено… отправлять меня учиться в Тализию!
— …Я уже решил, куда нам стоит наведаться в первую очередь и кому написать. С моим опытом преподаванию, думаю, мне не составит труда устроиться поближе к Лейле. Ромича назову своим ассистентом. Думаю, он без труда справится с сопутствующей нагрузкой. Разумеется, на первое время нам понадобятся средства… — рассуждал профессор.
— Тимуран-аха, мы же уже решили этот вопрос… — укорил его мой родитель.
— Конечно-конечно! Я всего лишь собираю все свои мысли в общий расклад.
— Тимуран-аха, по вашим подсчетам как скоро нам нужно отправляться в путь? — поинтересовался отец.
Профессор ненадолго задумался:
— Чем быстрее, тем лучше.
— Хорошо! — решительно ответил папа. — Думаю, недели команде корабля хватит отдохнуть и разобраться с последствиями всего, что обрушилось на их семьи после захвата Шалема. А я уже с завтрашнего дня займусь необходимыми в дорогу закупками.
— Папа, а нас выпустят из порта? — Отец недоуменно на меня посмотрел. — Я имею в виду, нет ли каких-то ограничений в связи с тем, что город захватили фаргоциане?
— А… Как мне заявили по прибытии в порт, Фаргоция рассчитывает сделать Шалем одним из лучших торговых городов, а потому всегда будет рада помочь жителям города. А если опустить всю эту пафосную шелуху, то «платите, господа купцы, пошлины на товар, приносите в казну Фаргоции как можно больше денег, и никто не будет вам чинить никаких препятствий».
Мне оставалось только удивляться такому подходу. Почему-то казалось, что дальнейшее взаимодействие с властями будет для шалемцев не таким радужным.
— Что ж, это просто замечательно.
— Это разумно, — поправил меня отец.
— У-угу-у… — протянула я, уже представляя очередную неделю в заточении. Комната мне уже так опостылела, что я предвидела, что скоро начну самым натуральным образом выть от скуки и однообразия.
— В чем дело, Лейла? Что-то не так? — обеспокоился моим погрустневшим видом отец.
— Да нет, все хорошо, просто я опасаюсь, что, просидев в четырех стенах еще целую неделю, начну сходить с ума и бросаться на людей, — попыталась я неловко пошутить.
Мужчины ненадолго задумались, а потом Кирим предложил план, от которого я бы ни за что не пожелала отказаться.
***
И уже на следующий день меня, закупоренную в небольшую бочку, доставили на корабль отца. Мама тем же вечером, не стесняясь слез, обстригла мои длинные светлые локоны, как принято среди дворянский детей Тализии, а всю последующую ночь мы с ней на пару шили для меня костюм тализийского мальчика-дворянина: довольно узкие штанишки на завязочках, рубахи со стоячим воротничком и курточки с различными украшательствами из яркой тесьмы. К данному костюму еще прилагался берет такого же темного-зеленого цвета из материала, похожего на бархат, из какого был пошит и костюм. Ботиночки вполне подошли мои, хотя профессор и сказал, что обязательно закажет мне в Тализии другие, более соответствующие образу.
На корабле я с помощью амулета изменила цвет волос, бровей и форму носа и отправилась домой как гость отца, которого по просьбе друга он вез из Турании в Тализию, чтобы передать на обучение в университетскую школу.
Вот так благодаря маленькой хитрости я снова могла находиться дома и открыто гулять по городу на вполне законных основаниях. А довольно правдоподобные документы тем же вечером мы сделали вдвоем с профессором, который, на удивление, оказался сведущ в подделке печатей. Разумеется, своими талантами он до этого не пользовался и пользоваться не собирался, но ради меня решил поступиться своими принципами.
