Потом Кайри замолчала, совсем замолчала. Она была там, на краю, на грани. Оргазм обрушился на нее и обрушился жестко.
- Элли... - ахнула она, предупреждая и Элли зажала ей рот левой рукой, а правой проникла глубже в ее тело.
Все тело Кайри вокруг ее руки пульсировало и трепетало, пока мышцы дико сокращались, сжимались от вторжения Элли. Ноги Кайри раскрылись еще шире, а бедра приподнялись на полфута над кроватью. Прижавшись к ладони Элли, она вскрикнула то ли от удовольствия, то ли от боли. Кто мог сказать это в такой момент?
Кайри уперлась пятками в кровать и выгнула спину. Так быстро, как только могла, не причинив ей еще большей боли, Элли вытащила из нее руку. Всхлипнув, Кайри рухнула обратно на простыни потная и истощенная, с всклокоченными светлыми волосами и слезами.
- Все хорошо, - сказала Элли, поднимаясь и ложась рядом. - С тобой все хорошо. Все закончилось.
Кайри закрыла глаза и кивнула.
- Ты так хорошо справилась. - Элли взяла уголок простыни и вытерла кровь и влагу с руки. Затем она нежно погладила пылающий лоб Кайри. Сейчас она выглядела такой прелестной, измученной и усталой, с распухшими губами, напряженными сосками и дрожащим животом. Элли не удержалась и еще раз поцеловала ее в губы.
- Насколько хорошо? - спросила Кайри.
- На золотую медаль. Ты даже не кричала.
- Уверена, это стоит нескольких очков, не так ли? - спросила Кайри. - Одного или двух... или десяти?
- Хочешь, чтобы я дала тебе очки за то, что ты лишилась девственности?
- Нет, я хочу, чтобы ты дала мне очки за мой первый поцелуй и потерю девственности за одну ночь. И дополнительные очки за то, что не кричала.
Элли усмехнулась.
- У тебя все мысли об одном.
- За это я тоже должна получить очки.
- Хорошо. Три очка за первый поцелуй. Пять очков за то, что больше не девственница. И бонус два очка за то, что не закричала, когда я порвала твою девственную плеву рукой.
- Девять плюс три плюс пять плюс два - это... девятнадцать. Я всего в шести очках от того, чтобы вытянуть из тебя правду. Так близко. Давай еще раз займемся сексом, чтобы я получила больше очков.
- Большую часть ты уже знаешь.
- Но не всю, верно?
- Да, - призналась Элли. Не всю.
- Так это «да» для большего секса?
- Тебе нужно восстановиться. У тебя небольшое кровотечение.
- Знаю, - со вздохом ответила Кайри. Она закрыла глаза, и улыбка исчезла с ее лица.
- Ты в порядке? - спросила Элли, натягивая сорочку Кайри, чтобы прикрыть ее груди. Она замерзнет в любую секунду, когда температура резко упадет. - Ты не обязана отвечать, пока не будешь готова. А когда будешь готова, правильного ответа не будет. Если ты не в порядке, можешь сказать мне и это. У меня тоже был «не в порядке» секс. Мы можем поговорить об этом.
Кайри по-прежнему молчала. Ни слова.
- Кайри? - настояла Элли. - Ты в порядке?
Кайри перекатилась на бок, положила руку на грудь Элли и закинула ногу на ногу Элли. Элли притянула к себе маленькую дрожащую Кайри и поцеловала ее в лоб. Она почувствовала, как ее захлестнула волна счастья и прилив собственничества. Ее. Вся ее.
- Элли, - начала она, - что ты только что со мной сделала?
- Что? - спросила Элли, собираясь с силами.
- Сделай это еще раз.
- Вот это моя девочка.
Глава 23
Гаити
Солнце уже село, когда они добрались до его пляжной хижины. Над водой висела луна. Звезды проснулись и вышли посмотреть на них. И как только они оказались в его хижине, Кингсли схватил Джульетту за руку и крепко прижал к себе.
Она обмякла в его объятиях, навалившись на него всем своим весом в знак полной капитуляции.
Он крепко поцеловал ее, и она обвила руками его шею. Благодаря ее росту она идеально подходила ему. Ее тело было крепким, теплая плоть и подтянутые мышцы, округлые бедра и полные груди. Он чувствовал ее силу даже в том, что она сдалась, и обожал ее за то, что она отдалась ему, хотя бы на одну ночь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Хочешь, чтобы я выпорол тебя? - спросил он, проводя рукой по ее волосам и прижимая ладонь к шее.
- Пожалуйста, - сказала она. S’il vous plaît. - Я фантазировала, как ты делаешь это со мной.
- Он порол тебя? - спросил Кингсли, отстранившись от одурманивающего поцелуя.
- Да.
- По его инициативе? Или твоей?
- Моей, - ответила она. - Я просила его сделать мне больно.
- Почему? У тебя были такие фантазии?
- Иногда. - Джульетта тяжело вздохнула. - Но если честно? К двадцати годам я была его любовницей уже шесть лет. Я устала от него, он мне наскучил. Моя любовь к нему угасала. Притворяться было трудно, тем более что его интерес ко мне за это время только вырос. Теперь я - центр его жизни, и он тоже... - Ее голос дрогнул. - Я привыкла одинаково любить и ненавидеть его. Теперь... теперь чаша весов склонилась.
- Значит, ты попросила его причинить тебе боль.
- Да. Несколько лет назад. Мне нужно было что-то, что заставило бы меня с нетерпением ждать возвращения в его постель каждую ночь.
- Сработало?
Она кивнула.
- Сработало. Работает. Я больше не хотела его, но хотела этого, хотела того, что он давал мне ночами - боль, страх и силу. Я хотела этого, несмотря на то что не хотела его.
- Ему понравилось так же, как и тебе?
- Сначала он не хотел причинять мне боль. Мне пришлось умолять его сделать это.
- А почему он не захотел этого, если ты хотела?
Джульетта пожала плечами.
- Он белый. Я черная. Он француз. Я гаитянка.
- И это давило на его совесть? Цвет кожи и французский колониализм? А не то, что тебе было четырнадцать и ты продавала себя в обмен на жизнь матери, когда он взял тебя в первый раз?
- Не осуждай его, - сказала Джульетта, тыча пальцем ему в грудь. - Ты не видел меня, когда мне было четырнадцать. Я бы тоже трахнула себя. И ты тоже.
- У меня есть совесть, - ответил Кингсли.
- Так ты свою называешь? - сказала она со злой усмешкой.
- Ты ведь хочешь, чтобы я выбил из тебя всю спесь, не так ли?
- Bien sûr, - ответила она с широкой улыбкой.
- Есть что-нибудь, что тебе не нравится, чего ты не хочешь? - спросил он. - Ограничения?
- Он вернется через неделю. К этому моменту у меня не должно остаться синяков. Это все. Он и я, мы занимались всем.
- Он насиловал тебя?
- Когда я того хотела. Ему не нравится, но это я люблю больше всего. Если я злю его, он соглашается, и после ненавидит нас обоих. Мне нравится заставлять его ненавидеть себя. - Она улыбнулась, и Кингсли заметил вспышку тьмы в ней, зеркальное отражение его тьмы.
- Ты носишь с ним ошейник?
- Нет. Он дарит мне драгоценности и дорогую одежду. Так он показывает мою принадлежность ему. Я бы предпочла ошейник. По крайней мере, это было бы чем-то личным.
- Я никогда ни на кого не надевал ошейник. Ошейники для собак.
- Но надеваешь ошейник на собаку, чтобы, если она потеряется, ее можно было вернуть домой к законному владельцу. Ошейники не для собак. Они для хозяев.
Кингсли посмотрел на нее и на мгновение потерял дар речи. Наконец ему удалось выдавить из себя несколько слов.
- Я хочу владеть тобой, - сказал Кингсли.
Джульетта только рассмеялась и покачала головой.
- Встань в очередь.
Кингсли притянул ее к себе и поцеловал.
Джульетта сказала, что мечтала о боли. А Кингсли фантазировал, как причинит Джульетте боль с их первой ночи вместе. Дарить и получать боль было самым интимным актом, который два человека могли разделить друг с другом. Даже более интимный, чем секс, который требовал так мало мужества. Секс был биологическим зудом, не более. А боль была жизнью, доверием и все, в чем он нуждался от Джульетты, все, что он хотел дать ей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Но он не планировал это на сегодня, просто фантазировал. И с собой у него ничего не было - ни флоггера, ни трости, ни плети, ни цепей. Это не остановило Сорена, когда они были мальчишками в школе. Но это был Сорен, и Сорен мог избить до полуобморочного состояния одним лишь...
