Конечно.
Кингсли расстегнул ремень и вытащил его из петель брюк цвета хаки. Он похудел, живя на острове, вес, который ему не нужно было терять. Месяц назад он нашел ремень в сумке, тот самый, что лежал в кожаной сумке, хранившейся в том шкафчике, в сумке, в которой было все, что ему понадобится, чтобы бежать, если придет время. И сумка, в которой лежали последние и единственные вещи, имевшие для него значение. Ремень был в той сумке.
Джульетта нервно шагнула к кровати.
- Ты знаешь, что это? - спросил Кингсли.
- Твой ремень, - ответила она.
- Он мой, и не мой. - Он протянул его. Черная кожа была потертой и выцветшей, но в остальном она была в первозданном состоянии. Он был высокого качества и, без сомнения, стоил дорого, когда был куплен более двадцати пяти лет назад.
- Этот ремень, - продолжал он, - принадлежал первому человеку, который порол меня. Он был парнем из моей школы, и я любил его. Я так сильно любил его, что отдавал ему свое тело всеми возможными способами. И этот ремень он использовал во время порки. Его ремень. Я хранил его все это время.
- Для тебя он особенный, - сказала Джульетта, разглядывая черную кожу.
- Для меня он особенный. Был особенным…
- И есть, - ответила она. - Если бы он не был все еще важен для тебя, ты бы не рассказывал мне о нем.
Кингсли кивнул.
- Он особенный для меня. Тогда, и сейчас, и всегда. Настолько особенный, что я никогда никого не порол этим ремнем. Я прятал его, как сокровище. Прятал вместе со всеми моими воспоминаниями о нем и о том, что он делал со мной.
- Ты любил его?
- Да. И сейчас люблю. Хотя иногда я жалею об этом. Вот уже двадцать три года, как он вонзается в меня ножом.
Джульетта кивнула.
– Мне знакома такая любовь. Любовь, как нож, - сказала Джульетта. - Но нож - это то, что делает нас теми, кто мы есть. Не сожалей о ноже.
- Нож привел меня сюда, - ответил он. - Я ни о чем не сожалею. Даже о том, что снова займусь с тобой любовью, зная, что ты уйдешь потом.
- Не по своей воле, - ответила она. - Клянусь, не по своей воле.
- Если бы ты могла выбирать...
- Не проси меня выбирать, когда я не могу. Просто...
- Что?
- Просто причини столько боли, чтобы я забыла, кому принадлежу. Столько боли, чтобы я забыла, кто я.
Кингсли обхватил ее за затылок, поцеловал в горло, и прошептал на ухо:
- Я заставлю тебя забыть.
Он развязал сзади ее платье и стянул его с ее тела. Сможет ли он когда-нибудь насытиться ее телом? Это казалось невозможным. Колодец его желания был бездонен, и он нырнул в него головой вперед.
Он снова поцеловал ее, сжимал груди в ладонях, схватил за бедра и крепко прижал к своей эрекции. Затем, без предупреждения, он повернул ее спиной к себе и прижал к грубой деревянной стене.
Она стояла неподвижно, молчала. Она ждала, закрыв глаза и склонив голову.
Он резко ударил ее между лопаток, и еще сильнее на несколько дюймов ниже. Она не вскрикнула, даже когда на ее коже появились рубцы, и он прицелился в них. Единственным звуком, который она издала, было несколько тихих вздохов, которые доставили ему больше удовольствия, чем крики, которые он вырывал из уст слабой женщины. Плеть или флоггер облегчали ему задачу. С ремнем ему пришлось замахиваться сильно, сильно бить, концентрировать свою энергию и силу. Ему было так же трудно наносить удары, как ей принимать их. После двух или, может быть, трех дюжин жестоких ударов вверх и вниз по всей задней части ее тела, он остановился с небольшим предупреждением, как и в начале.
Джульетта осталась стоять с закрытыми глазами, тяжело дыша. Он уже был твердым, жаждал ее. Слишком сильно. Угрожающе сильно. Если он возьмет ее прямо сейчас, без сомнения, он ранит ее своим рвением.
С другой стороны, она призналась, что любит грубый секс. Если она хотела грубого секса, то он был более чем способен дать ей его сегодня.
Кингсли бросил ремень на пол и встал позади Джульетты. Он прижался обнаженной грудью к десяткам свежих рубцов на ее пылающей спине. Затем, наконец, она закричала от настоящей боли. Пот и жар на измученной плоти... чувственная соль, втираемая в величественные раны.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Сейчас я тебя трахну, - прошептал Кингсли ей на ухо, расстегнул брюки и потерся членом о ее обнаженную попку. Он позволил ей прочувствовать его, ощутить длину, ширину и твердость того, что ей грозит. Позади нее, все еще прижимаясь к ней, он натянул презерватив. - И у тебя будет одно задание, пока я буду трахать тебя.
- Какой приказ?
- Попытайся остановить меня.
Кингсли схватил ее за шею левой рукой. Правой рукой он обхватил ее за талию и потащил к кровати. Джульетта тормозила пятками и отталкивала его. Она была сильной, но он сильнее. Его пальцы впивались в ее нежную кожу. Как бы она ни извивалась в его объятиях, ей не удавалось вырваться. Он швырнул ее на кровать, и она приземлилась на спину. Прежде чем он успел забраться на нее, она подняла руки и сильно толкнула его в грудь.
Кровь кипела в его венах, когда он поймал ее запястья в железную хватку и прижал их по обеим сторонам от ее головы. Она вскрикнула от ярости, и он никогда не слышал такого возбуждающего звука. Она попыталась пнуть его, но он уже зажал коленом ее бедра и раздвигал их. Он навалился всем своим весом на нее, на ее запястья и бедра. С внезапной силой она дернулась под ним, едва не сбросив его с себя. Но он усилил хватку почти до боли, и даже сильнее.
Наконец ее воля к сопротивлению была сломлена. Она обмякла под ним, сдаваясь. Он свел ее запястья вместе и зажал их одной рукой над ее головой. Свободной рукой он клеймил ее тело, сжимал груди, щипал соски, погружался пальцами в ее влажное тело, пока она не начала стонать от нежеланного удовольствия. Он поймал губами сосок и глубоко втянул его в рот. Борьба сделала его диким от желания. Он погрузил в нее член и Джульетта выгнулась под ним так сильно, что спина походила на дугу лука. Вокруг его длины ее влагалище яростно пульсировало от оргазма. Он продолжал вколачиваться в нее, сильнее и сильнее, погружался в нее со всей силой. Секс превратился в трах, превратился в течку, стал чем-то еще, чего он не знал, потому что был слишком потерян в невыносимом пульсирующем удовольствии от этого.
Эта женщина... эта невероятная женщина... Кингсли не мог насытиться ею, используя ее, входя в нее, пока каждый толчок не причинял ему такую же боль, как и ей. И все же боль была сладкой, как белое вино, и опьяняла его, как ни один наркотик. И он забыл... все. Внутри ее тела он забыл свой гнев на Сорена, на себя, на женщин, которых потерял - Мари-Лауру, Сэм, Чарли, Элли... Он забыл обо всем и обо всех, кроме Джульетты, кем бы она ни была. Ему было все равно. Она принадлежала ему. Прямо сейчас, в этот момент, она принадлежала ему. Его собственность, его тело, его любовница, его сокровище.
Он приехал на Гаити пить, спать, забыть обо всем случившемся. Случайно он наткнулся на сокровищницу дракона и нашел драгоценный камень, редкий и бесценный. Он держал в руках целое состояние. Бесконечное богатство. Если бы только он мог претендовать на него и сохранить его, он был бы самым богатым человеком в мире. Как он мог уйти от такого сокровища? Ни один не смог бы. Это все равно что уйти от груды бриллиантов, от сундука с золотом. Он не оставит Джульетту на Гаити, как не оставит изумруд на земле или жемчужину на берегу.
- Моя Джулс... - прошептал он ей на ушко, кончая в нее, его семя выплескиваясь из него дугообразными волнами. - Моя драгоценность.
Второй оргазм настиг ее, и она выгибалась и дрожала под ним.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Послушай, - сказал он между поцелуями. Она все еще была в ловушке его рук и коленей. Но борьба закончилась, а тела все еще соединены. - Тебе место в моем королевстве. И всегда там было. Но ты была утеряна, и теперь я снова тебя нашел. Твой король нашел тебя, и я верну тебя домой, где тебе самое место.
- Mon roi, - сказала она в изнеможении, обмякнув на потных простынях. Мой король. - Я хочу тебе кое-что сказать.
