русская женщина, дородная, русая, простоволосая, с широкой косой, туго завернутой около рогового гребня, с крупными, но приятными чертами лица, с очень добрыми серыми глазами. Одета она была в опрятное, хоть и полинялое, ситцевое платье; руки у ней были чистые и красивые, хоть и большие. Она спокойно поклонилась, произнесла твердым, отчетливым выговором, безо всякой певучести: «Здравы будете», – и принялась устанавливать самовар, чашки и т. д.
Марианна подошла к ней.
– Позвольте, Татьяна, я помогу вам. Дайте мне хоть салфетку.
– Ничего, барышня, мы к этому приобыкли. Мне Василий Федотыч сказывал. Коли что потребуется, извольте приказать, мы со всем нашим удовольствием.
– Татьяна, не зовите меня, пожалуйста, барышней… Одета я по-барски, а впрочем, я… я совсем…
Пристальный взгляд Татьяниных зорких глаз смутил Марианну; она умолкла.
– А кто же вы такая будете? – спросила Татьяна своим ровным голосом.
– Коли вы хотите… я, точно… я из дворянок; только я хочу все это бросить – и сделаться как все… как все простые женщины.
– А, вот что! Ну, теперь знаю. Вы, стало, из тех, что опро`ститься хотят. Их теперь довольно бывает.
– Как вы сказали, Татьяна? Опро`ститься?
– Да… такое у нас теперь слово пошло. С простым народом, значит, заодно быть. Опро`ститься. Что ж? Это дело хорошее – народ поучить уму-разуму. Только трудное это дело! Ой, тру-удное! Дай бог час!
– Опро`ститься! – повторяла Марианна. – Слышишь, Алеша, мы с тобой теперь опро`стелые!
Нежданов засмеялся и тоже повторил:
– Опро`ститься! опростелые!
– А что это у вас, муженек будет – али брат? – спросила Татьяна, осторожно перемывая чашки своими большими ловкими руками и с ласковой усмешкой поглядывая то на Нежданова, то на Марианну.
– Нет, – отвечала Марианна, – он мне не муж – и не брат.
Татьяна приподняла голову.
– Стало, так, по вольной милости живете? Теперь и это тоже часто бывает. Допрежь больше у раскольников водилось, а ноне и у прочих людей. Лишь бы бог благословил – да жилось бы ладно! А то поп и не нужен. На фабрике у нас тоже такие есть. Не из худших ребят.
– Какие у вас хорошие слова, Татьяна!.. «По вольной милости…» Очень это мне нравится. Вот что, Татьяна, я о чем вас просить буду. Мне нужно себе платье сшить или купить, такое вот, как ваше, или еще попроще. И башмаки, и чулки, и косынка – все, чтобы было, как у вас. Деньги у меня на это есть.
– Что же, барышня, это все можно… Ну, не буду, не извольте гневаться. Не буду вас барышней называть. Только как мне вас звать-то?
– Марианной.
– А по отчеству как вас величают?
– Да на что вам мое отчество? Зовите меня просто Марианной. Зову же я вас Татьяной.
– И то – да не то. Вы уж лучше скажите.
– Ну хорошо. Моего отца звали Викентьем. А вашего как?
– А моего – Осипом.
– Ну, так я буду вас звать Татьяной Осиповной.
– А я вас Марианной Викентьевной. Вот оно как славно будет!
– Что бы вам с нами чайку выпить, Татьяна Осиповна?
– На первый случай можно, Марианна Викентьевна. Чашечкой себя побалую. А то Егорыч забро`нит.
– Кто это Егорыч?
– А Павел, муж мой.
– Садитесь, Татьяна Осиповна.
– И то сяду, Марианна Викентьевна.
Татьяна присела на стул и начала пить чай вприкуску, беспрестанно поворачивая в пальцах кусочек сахара и щурясь глазом с той стороны, с какой она прикусывала сахар. Марианна вступила с нею в разговор. Татьяна отвечала не чинясь и сама расспрашивала и рассказывала. На Соломина она чуть не молилась, а мужа своего ставила тотчас после Василия Федотыча. Фабричным житьем она, однако, тяготилась.
– Ни тебе город здесь, ни деревня… Без Василия Федотыча и часу бы я не осталась!
Марианна слушала ее рассказы внимательно.
Усевшийся в сторонке Нежданов наблюдал за своей подругой и не удивлялся ее вниманию: для Марианны это все было внове – а ему казалось, что он подобных Татьян видел целые сотни и говорил с ними сотни раз.
– Вот что, Татьяна Осиповна, – сказала наконец Марианна, – вы думаете, что мы хотим учить народ; нет – мы служить ему хотим.
– Как так служить? Учите его, вот вам и служба. Я хоть с себя пример возьму. Я как за Егорыча вышла – ни читать, ни писать не умела; а теперь вот знаю, спасибо Василию Федотычу. Не сам он учил меня, а заплатил одному старичку. Тот и выучил. Ведь я еще молодая, даром что рослая.
Марианна помолчала.
– Мне, Татьяна Осиповна, – начала она опять, – хотелось бы выучиться какому-нибудь ремеслу… да мы еще поговорим об этом с вами. Шью я плохо; если б я выучилась стряпать – можно бы в кухарки пойти.
Татьяна задумалась.
– Как же так в кухарки? Кухарки у богатых бывают, у купцов; а бедные сами стряпают. А на артель готовить, на рабочих… Ну уж это совсем последнее дело!
– Да мне бы хоть у богатого жить, а с бедными знаться. А то как я с ними сойдусь? Не все же такой случай выдет, как с вами.
Татьяна опрокинула пустую чашку на блюдечко.
– Это дело мудреное, – промолвила она наконец со вздохом, – около пальца не обвертишь. Что умею – покажу, а многому я сама не учена. С Егорычем потолковать надо. Ведь он какой? Книжки всякие читает! – и все может сейчас как руками развести. – Тут она взглянула на Марианну, которая свертывала папироску… – И вот еще что, Марианна Викентьевна: извините меня, но коли вы, точно, опроститься желаете, так это уж вам придется бросить. – Она указала на папироску. – Потому в тех званиях, хоть бы вот в кухарках, этого не полагается: и вас сейчас всякий признает, что вы есть барышня. Да.
Марианна выбросила папироску за окно.
– Я курить не буду… от этого легко отвыкнуть. Простые женщины не курят: стало быть, и мне не след курить.
– Это вы верно сказали, Марианна Викентьевна. Мужской пол этим балует и у нас; а женский – нет. Так-то!.. Э! да вот и сам Василий Федотыч сюда жалует. Его это шаги. Вы его спросите: он вам сейчас все определит – лучшим манером.
И точно: за дверью раздался голос Соломина:
– Можно войти?
– Войдите, войдите! – закричала Марианна.
– Это у меня английская привычка, – сказал, входя, Соломин. – Ну каково вы себя чувствуете? Не заскучали еще пока? Я вижу, вы здесь чайничаете с Татьяной. Вы слушайте ее: она разумница… А ко мне сегодня мой хозяин приезжает… вот некстати! И обедать остается. Что делать! На то он хозяин.
– Что за человек? – спросил Нежданов, выходя
