Задыхаясь, он остановился, снял с плеча карабин и рухнул на раскаленный асфальт, воздух с хрипом покидал его легкие, тело еще помнило смертельный холод, и кожа неприятно пощипывала.
— Что… — приступ кашля прервал его, — что это?
Охотники переглянулись, словно решая, кто начнет рассказ, а может, и думая о том, стоит ли отягощать юную голову знаниями, которые ни при каких обстоятельствах не должны были ее посещать.
— Где Боря? — Женька переводила взгляд с охотников на Сандаля и наоборот, глаза ее расширились и от того казались по кукольному неестественными.
— Эх, молодо-зелено! — Тимофей Степанович выщелкнул очередную папиросу и прикурил. — Говорил я вам не соваться сюда, гиблые места, но куда там, разве слушает зеленая плесень стариков? — Он выпустил клуб дыма и посмотрел на Юльку. — Говорил ведь?
— Заладил! — прервал его монолог Седой. — Мяса из котлет не восстановишь и фарш в мясорубке не прокрутишь назад. — Он невесело улыбнулся этой мысли.
— Мы-то ладно! — упорствовал Тимофей Степанович. — Песок сыплется, и не жалко. — Он попросту махнул рукой и посмотрел куда-то в сторону, давая понять, что в разговоре больше не участвует.
— Надо найти место поукромнее улицы, наступит вечер, и тогда надо ожидать сюрпризов. — Сергей осмотрелся в поисках места, где они могли бы остановиться на ночлег.
— Мы ночевали тут в клубе, — вступила в разговор Юлька. — Там окон нет, только двери.
— Верно мыслишь, девочка, — подмигнул ей Седой. — Поднимайся, герой, идем в клуб, там и получишь ответы на все свои вопросы. — Он помог Мише подняться с земли, подхватил его карабин, и они направились к местному дворцу культуры, который вновь обретал право их крыши над головой.
Минут через тридцать Тимофей Степанович деловито разводил костер на сцене, намереваясь приготовить что-нибудь на ужин. Седой баррикадировал входную дверь, и подошел он к этому вопросу намного ответственнее, чем Миша накануне. Котенок, вынырнувший из-за пазухи, расхаживал по залу, пытаясь время от времени подойти к охотникам, но те недобро посматривали на него и шикали, отгоняя. Юля и Женя сидели в креслах, пытаясь понять, куда же их занесло и что делать дальше. Миша отстраненно сидел в дальнем конце зала, уткнув голову в руки, не желая ни с кем общаться.
Вскоре Тимофей Степанович водрузил котелок над костром, залил в него воды из большой фляги и накидал в него каких-то припасов, очевидно, грозящими стать ужином, котелок закипел, распространяя приятные запахи, сразу же захотелось есть.
— Это по-нашему, — буркнул он себе под нос и подмигнул девчонкам. — Поди, проголодались?
— Есть немного, — ответила Женька.
Наконец Седой укрепил входную дверь и присоединился к общей компании.
— Ну что, мальки, что с вами делать? — Он потянул носом и расплылся в улыбке, уловив запахи, идущие от котелка.
— Что здесь происходит? — разделяя каждое слово, из своего угла спросил Миша, присоединяться к общей компании он не хотел.
— Тут сразу так и не ответишь… — хмыкнул Степаныч и посмотрел на своего спутника, будто спрашивая разрешения, тот лишь кивнул в ответ. — Плохие тут места, и давно это известно, еще моя бабка стороной обходила их, а до нее ее бабка, и так до сотого колена. Ягод полно, а никто не ходит, охотники, то бишь дед мой и прадед, и все прапрадеды тоже не совались сюда, но по иным причинам, дичи тут не водится, звери, и те за километр обходят.
— Откуда же тут город взялся? — прервал его Миша.
— А то неверующие красные пришли, — усмехнулся Тимофей Степанович. — Да и был ли город, пятьдесят лет стоял и маял жителей своих, мало ли кто сюда забредал, все равно все сгинули. Доходы тут были хорошие, жили-то хорошо, да не совсем, то один охотчик до леса пропадет, то второй, а потом и вовсе все пропали. Как не бывало, а Еж и город к рукам приберет, год-другой — плотину смоет, и город вместе с ней. Может, оно и дольше протянет, кто его знает, но внуки мои уже и помнить не будут о таком городе.
— Но как-то же они протянули тут пятьдесят лет и жилине плохо, и при чем тут Еж, вы про реку говорите?
— Как-то жили, а как — никто не знает, а толкую про реку, да, — Степаныч пристально глянул на Сандаля. — Еж своенравный, кого-то и не тронет, так оставит, кого-то к рукам приберет, дружка твоего и прибрал, и тебя хотел забрать, да не дался ты ему, не понравилось ему это, сам видел, что в тайге творилось.
— Да как может реке что-то понравится или нет? — Миша сорвался почти на крик, потом вовремя опомнился и остыл. — Она же неживая, течет себе, как и тысяча других рек, хоть бы что.
— Иные реки, может, и спят, не знаю. Еж тоже спал пятьдесят лет, и наша молодежь даже забредать сюда стала, а все прошлое считали бабкиными россказнями. Ан нет, жив он еще, просто отдохнуть решил, теперь, как видишь, не спит. Только глупец может отрицать то, что видел собственными глазами.
— Я видел тайгу, которая хотела меня сожрать, при чем здесь река — не знаю, да и плевать я на нее хотел. — Сандаль резко встал и зачем-то схватился за карабин. — Боря же там остался, не верю я в то, что он вот так взял и пропал.
К нему молниеносно подскочил Седой и легко вырвал карабин из рук.
— Угомонись! — он легко оттолкнул Мишу, и тот послушно сел в видавшее виды кресло. — Не важно, река или нет, ты сам понимаешь, что дороги в тайгу сейчас нет, сожрет любого и не подавится. Это тебе не городские игрушки, я сам не верю бабкиным рассказам. — Он мельком глянул на своего друга, тот лишь раздосадованно покачал головой. — Но я все видел своими глазами и многое чего еще видел, чему поверить не мог. И точно знаю, твой друг присоединился к тому, кого мы тут искали, и теперь уже и нам дороги назад нет, что-то не хочет, чтобы мы уходили. — К нему подошел котенок и ласково потерся о его ногу, Сергей брезгливо оттолкнул его в сторону. — Давно это у вас? — Он кивнул на животину.
— Пару дней, — ответила Женька, не понимая, к чему был задан этот вопрос.
— Слышал я о нем, и так же, как и ты, не верил во все это. — Он снова оттолкнул от себя котенка, который настойчиво пытался потереться о его ногу.
— Его эта животина, — вмешался Тимофей Степанович. — Он как метка, говорят, все, кто его видел, сгинули без следа.
— Если все сгинули, откуда тогда рассказы? — усмехнулся Миша.
— Тут тебе ответить я не могу, может, и повезло кому, тот и рассказал, знаю одно — зла от него никакого нет, но и добра тоже. — Бабка моя мне про него заместо сказок страшных рассказывала, когда проказничал много. Мол, выберется кот из реки с огромными глазищами и отметит тебя для нее, а она уж своего не упустит. Правда, я его себе не так представлял, думал, побольше будет, этот кроха совсем, и не подумаешь о нем чего плохого, но тут со всем так, вроде и тайга, а через секунду голодный зверь.
— Ладно, хватит баек, давай попробуем твою стряпню, а там пораскинем, что нам дальше делать и как отсюда выбираться… — Седой направился к котелку, взял ложку и помешал похлебку. — Из чего сварганил?
— Да всего понемножку, — усмехнулся Степаныч, присоединяясь к своему другу.
Похлебка действительно удалась, было весьма вкусно, хотя и непонятно, из чего эта вкуснотища варилась. Тимофей Степанович был мастером походного ужина, все нахваливали его стряпню, кроме Миши, который сидел чуть в стороне и не принимал участия в общем обсуждении кулинарных достоинств их нового попутчика. Сандаль замкнулся, и даже девчонки, с которыми он был знаком не первый день, казались ему чужими. С Борей он проработал много лет, и они были не просто напарниками, они были лучшими друзьями не разлей вода. Казалось, они выросли вместе и были двойняшками, жизнь одного теряла всякий смысл, если рядом не было второго. Сколько всего они прошли вместе, он был уверен, так будет всегда, но у жизни были другие планы, жизнь придумала безумную картину, которая не имела ничего общего с реальным миром. Картину, которая была выдумкой неизвестного творца. Он не хотел быть одним из ее героев, он хотел остаться в сторонке в своей не такой уж и спокойной, но размеренной жизни, к которой он привык и с которой не хотел расставаться.
Они достаточно быстро поужинали, и несмотря на то, что было всего около шести вечер, а засобирались спать. День выдался тяжелым и выматывающим. Сандаль по-прежнему сторонился общей компании и даже не принимал участия в обсуждении завтрашнего дня. Руководство их маленькой группкой принял на себя Седой, к которому с уважением относился даже Тимофей Степанович, казавшийся этаким грубым мужиком, не способным прислушиваться к чьему-либо мнению. Девчонки лишь внимательно слушали, когда тот рассказывал свой план, собственно говоря, им отводилась маленькая роль следовать за отрядом и не дергаться ни влево, ни вправо. На Мишу тоже не возлагали великих надежд, утрата друга произвела на него такое впечатление, что, казалось, он еще нескоро отойдет от своих собственных мыслей и вернется к миру людей. После обсуждения было решено ложиться спать и набираться сил для завтрашнего дня, который обещал быть ничуть не легче сегодняшнего.
