вреда она нам теперь не причинит.
Хоган закрыл глаза и опустил голову на локоть:
– Господи, в бесконечном милосердии Твоем, пожалуйста, спаси душу сего несчастного, потому что Веллингтон уж точно его не помилует. Разве вам не приходило в голову, Ричард, что мне захочется поговорить с леди?
– Приходило, сэр. Но она была напугана и не хотела, чтобы я оставил ее наедине с Кастратором. Я просто поступил как джентльмен, сэр.
– А мне казалось, вы не одобряете благородство на войне. Так что же вы сделали? Похлопали ее по попке, вытерли девичьи слезы, поцеловали от души и отправили к Лу сообщить, что вы засели в Сан-Кристобале?
– Я отпустил ее в паре миль отсюда. – Шарп кивнул на северо-запад. – Отправил пешком, сэр, да вдобавок босиком. Подумал, что это ее задержит. И она действительно поговорила со мной, сэр, прежде чем ушла. Там все записано, если вы только сможете разобрать мой почерк. Она сказала, что распространяла газеты, сэр. Доставляла их в расположение ирландских частей.
– Единственное, что донья Хуанита может распространять, Ричард, – это французскую болезнь. Бога ради! Вы позволили этой стерве обвести вас вокруг пальца. Клянусь Иисусом, Ричард, я уже знал, что она доставляет газеты. Была, скажем так, девочкой на побегушках. Настоящий злодей – кто-то другой, и я надеялся проследить за ней и найти его. Теперь вы все испортили. Черт! – Хоган выдержал паузу, чтобы обуздать гнев, и устало покачал головой. – Но по крайней мере, чертов китель она вам оставила.
Шарп озадаченно нахмурился:
– При чем тут китель, сэр?
– Помните, что я говорил вам, Ричард? Что донья Хуанита коллекционирует мундиры всех мужчин, с которыми спит. Представляю, какие вместительные у нее платяные шкафы. Но я рад, что она не повесит зеленый китель стрелка рядом с другими.
– Нет, сэр. – Шарп покраснел еще сильнее. – Извините, сэр.
– Этого уже не исправишь, – сказал Хоган, отползая от гребня. – Вы легкая добыча для женщин и всегда ею будете. Если мы победим Массена, тогда леди не сможет причинить нам большого вреда, а если не победим, тогда война, вероятно, будет проиграна в любом случае. Давайте убираться отсюда к дьяволу. Пока вас не распнут, будете исполнять административные обязанности. – Майор отошел от гребня и сунул подзорную трубу в чехол на ремне. – Я сделаю для вас все, что могу, – бог знает почему, – но лучше всего, Ричард… Мне неприятно это говорить, но лучше всего вам сейчас молиться о нашем поражении. Потому что после такой катастрофы о ваших глупостях никто уже не вспомнит – ни времени не будет, ни сил.
Было уже темно, когда они добрались до Сан-Кристобаля. Донахью возвратился в деревню вместе с Хоганом и теперь повел пятьдесят человек Ирландской королевской армии назад, к британскому штабу.
– Видел лорда Кили в штабе, – сообщил он Шарпу.
– Что вы ему сказали?
– Сказал, что его возлюбленная – афрансесада и что она спала с Лу, – суровым тоном произнес ирландец. – А еще сказал, что он глупец.
– Что он ответил?
Донахью пожал плечами:
– А вы как думаете? Он аристократ, у него есть гордость. Послал меня к черту.
– Завтра, – сказал Шарп, – мы все, возможно, туда отправимся.
Потому что завтра французы пойдут в наступление и он снова увидит их огромные синие колонны под «орлами», услышит барабанный бой и грохот вражеских батарей. Он поежился от этой мысли, обернулся посмотреть, как идут его стрелки, и закричал:
– Перкинс! Ко мне!
Перкинс пытался спрятаться в конце колонны, но теперь, смущенный, приблизился и встал перед Шарпом. Харпер пришел вместе с ним.
– Это не его вина, сэр, – поспешил сказать сержант.
– Заткнись! – рявкнул Шарп и уставился на рядового. – Перкинс, где твой зеленый китель?
– Украли, сэр. – Перкинс был в рубашке, башмаках и штанах, обвешанный поверх этого всем своим снаряжением. – Промок, сэр, когда я носил воду парням, и я повесил его, чтобы высох, и его украли, сэр.
– Та леди, сэр, была неподалеку от места, где он повесил китель, – уверенно намекнул Харпер.
– Зачем ей красть китель стрелка? – спросил Шарп, чувствуя, что краснеет.
На его счастье, было уже темно.
– А зачем кому-то другому китель Перкинса, сэр? – возразил Харпер. – Заношенный, маленький, большинству парней не подойдет. Считаю, что его украли, сэр, и не считаю, что Перкинс должен платить за него. Это точно не его вина.
– Иди, Перкинс, – сказал Шарп.
– Да, сэр. Спасибо, сэр.
Харпер проводил взглядом побежавшего к строю мальчишку:
– Вот только зачем леди Хуанита его украла? Для меня это загадка, сэр.
– Она не крала, – сказал Шарп. – Эта лживая тварь заработала его. Ладно, идем. Дорога у нас еще долгая.
Вот только ведет ли эта дорога к чему-нибудь хорошему, стрелок не знал, потому что теперь он стал козлом отпущения и его ожидала встреча со следственной комиссией. В темноте, следуя за своими людьми на запад, Шарп поежился при мысли об этом.
У двери дома, служившего Веллингтону штабом, стояли только двое часовых.
Другие генералы могли считать, что их достоинство требует целой роты охраны или даже целого батальона, но Веллингтон всегда обходился двумя солдатами; в их обязанности входило отгонять городских мальчишек и контролировать особо назойливых просителей, полагавших, что генералу по силам решить их проблемы одним росчерком пера. Торговцы приходили за контрактами – снабжать армию тухлой говядиной или залежавшимся и побитым молью сукном; офицеры – с просьбами о поддержке против несправедливых притеснений на службе; священники – жаловаться на британских солдат-протестантов, откровенно насмехающихся над Католической церковью. Отвлекаясь на все это, генерал пытался решать собственные проблемы: нехватка шанцевого инструмента, недостаток тяжелых орудий, которые могли бы нанести существенный ущерб укреплениям, и самая безотлагательная – убедить трусливое министерство в Лондоне, что нынешняя кампания вовсе не обречена на поражение.
Так что лорд Кили не был желанным посетителем после раннего, как обычно у генерала, обеда, состоявшего из жареного седла барашка под маринадом. Не пошло на пользу дела и то, что Кили укрепил себя изрядной порцией бренди, готовясь к нелегкому разговору с Веллингтоном, который еще в начале карьеры решил, что увлечение спиртным вредит качествам, необходимым солдату. «Хотя бы один человек в этой армии должен остаться трезвым», – любил он говорить о себе и потому, сидя за столом в комнате, которая служила ему кабинетом, гостиной и спальней, сурово взирал на раскрасневшегося, взволнованного Кили, который прибыл с неотложным делом. Неотложным для Кили, пусть и не для кого-то еще.
На заваленном картами столе мигали свечи. Прискакавший от Хогана посыльный сообщил, что французы движутся по южной дороге, которая идет через Фуэнтес-де-Оньоро.
