— А могло быть иначе? — Я потянула ладонь на себя, и вместе с ней притянула ладонь Валентайна, которая легла на мои ключицы. В опасной близости от груди: и кто тут говорил на тему «остановиться»?! — Я сказала тебе, потому что для меня это важно. Я словами не могу передать, как это важно. Соня здесь! Понимаешь?! Соня здесь!
— Что дает нам новые исходные данные.
Прозвучало как ушат ледяной воды.
— Что?
— Вы вместе попали в этот мир, Лена. Это многое меняет.
— Многое? Например, что?
— Например, то, зачем в этот мир попала она.
— За компанию?
— Мой отец никогда ничего не делает просто так.
— Считаешь, что у него были мотивы привести нас вдвоем?
— Однозначно. Все, что он делает, взаимосвязано, как звенья одной цепи. То, что твоя подруга рядом с тобой — не просто так.
— Валентайн, — я все-таки осторожно освободила пальцы и накрыла его ладонь своей, — а может быть, пусть будет просто так? Пусть… ты говорил про черную страсть, про то, что если мы будем вместе, все рухнет, но посмотри — дом еще стоит. Даже кровать не шатается…
— Это потому что мы здесь просто спали.
Несколько секунд до меня доходил смысл его слов, потом я расхохоталась. От души, громко, так, что из глаз брызнули слезы.
— Ну, знаешь ли… — произнесла сквозь смех, отсмеявшись и отдышавшись. — Как тебе удается говорить это с таким серьезным лицом?
— Потому что я знаком с темной магией, с ее сутью. Знаком с тем, на что она способна. Я родился с ней, я чувствую ее с первого вздоха.
Он повернулся на спину, привлек меня к себе.
— Да, тебя она не пугает, но поверь, Лена, должна бы. Эта сила способна изменить изнутри настолько, что тебе станет все равно на меня. На Соню. На весь мир. У тебя будут другие цели и другие масштабы, но чувствовать ты уже не сможешь. Человеческая жизнь станет игрушкой, игрушками станут события, время, и смерть, и жизнь. Тебе это сложно понять…
— Нет, — перебила его. — Не сложно. Там, на улице, когда на нас с Соней напали, я на себе испытала все то, о чем ты говоришь. Я чувствовала этот холод. Чувствовала, что могу легко разбросать, уничтожить их всех. Просто размазать, как каких-то букашек, и это ощущалось так естественно… для нее. Для того, что живет внутри. Поэтому я очень хорошо понимаю, Валентайн. Но я этого не сделала. Ты не сделал. Ничего плохого, ты даже Лэйтора отпустил. Тогда, в камере. Помнишь?
Его грудь под моими пальцами стала каменной, а я поудобнее устроилась у него на плече и продолжила:
— Вот в этом и заключается наша сила. Ты выбрал спасти меня, а не убить его. Я выбрала спасти Соню, а не убить людей. Ты говоришь, что темной магии в тебе становится больше, но вот мы были вместе, и ты по-прежнему обнимаешь меня. Ты по-прежнему чувствуешь все то же самое, что чувствовал вчера. Потому что…
— Думаю, нам стоит принять душ, Лена. По отдельности. — Валентайн поднялся стремительно, правда, при этом осторожно переместив меня на подушки.
А говорил, что не будет больше сбегать.
— Можно позаимствовать твой браслет? Не знаю, как работает твой виритт…
— У меня его нет.
— Нет?
— Нет, у меня нет образов, за которые я цепляюсь.
Так, ладно. По-моему, нам действительно стоит немного побыть по отдельности. Даже если это всего лишь душ.
— Хорошо, тогда просто покажи мне, как он работает. Я хочу поговорить с Соней.
— Тебе доставят новый в ближайшее время. — Валентайн коснулся браслета, парой коротких касаний видимо, отправив запрос. — Наслаждайся общением, я пришлю за тобой, когда будет готов завтрак.
— И вам доброго утра, — проворчала я, когда абсолютно обнаженный Валентайн (не считая браслета) ушел порталом в свою спальню. Надо отдать ему должное, за собой он следил очень хорошо, поэтому картина обнаженного тыла — широкие плечи, спина, переходящая в поясницу и узкие бедра, крепкие ягодицы и сильные ноги — стояла у меня перед глазами даже тогда, когда портал уже закрылся. Впрочем, хорош он был однозначно не только с тыла, со всех сторон разом. В анфас и в профиль, и если вспомнить, как он стоял передо мной вчера в ванной, скользя ладонями по моему телу — весь такой как древнегреческий бог с соответствующими формами и размером…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Зажмурившись, я потерла глаза и пошла за одеждой. Мы с Соней, конечно, очень близки, но вот так сходу всем своим видом сообщать о том, что произошло ночью, я была не готова. Честно говоря, я вообще не собиралась пока говорить об этом: нам и так было, что обсудить.
Пока я принимала душ и надевала легкое домашнее платье (из тех, что не успела собрать), мне уже доставили новый браслет. Коробочка с логотипом «Туасон ле Фре» лежала прямо на комоде, поблескивая знакомой эмблемой, напоминая о том, что вчера всплыл еще один факт, который может помочь мне в расследовании! Спасибо Валентайну, что заказал именно у них, потому что из головы вылетело абсолютно все. Вчерашний день по событиям равнялся примерно одной жизни, плюс-минус, а еще…
Еще у меня новая виритта, и это значит, что я смогу связаться не только с Соней, но и с Максом. Пусть разово, но смогу же! Учитывая, что и Драконов и Хитар действовали схожими методами, блокируя наше общение, сегодня они оба обломятся. Я едва удержалась, чтобы не показать неприличный жест воображаемым Ване и Хите, а потом, активировав новую виритту без отличительных черт, пока что представляющую собой просто сгусток магической энергии, задала координаты Софии Драконовой. Сейчас решим, где нам встретиться, и наговоримся за целый год!
На том конце долго не отвечали. Так долго, что я уже подумала, что надо отменять связующее заклинание, потому что Соня еще спит, но полыхнула вспышка приема. Тут же развеиваясь, чтобы показать спальню Софии и мою подругу на кровати. Завернутую в покрывало по самый подбородок.
— Лен…
Я, по-моему, впервые видела Соню такой. Растрепанную, с зареванным лицом, красными глазами, серо-зеленого цвета. Я настолько впала в прострацию, что задохнулась словами: «Что произошло», а в следующий момент Соня обиженно, отчаянно и по-детски громко, навзрыд, заплакала.
— Соня… Сонь, что произошло? — Я не узнаю собственный голос, он мне кажется чужим и корявым. Потому что я реально не понимаю, но, чтобы так плакать, нужна причина, и она мне уже не нравится.
— С… Сезар, — выдает она.
— Что — Сезар? Что с ним случилось?!
— С ним… ничего. С… он меня… и… изн… я-я-я не хотела…
По отрывистым, выбитым из контекста словам что-то сложно понять, но я понимаю. Я вообще с удивительной четкостью понимаю, что произошло, и, хотя в голове не укладывается все это дерьмо, у меня перед глазами встает очень четкая картина. Которая мгновенно теряет цвета, и я соскальзываю в черно-белый мир, знакомый мне холодом, мощью, убийственной силой.
Убить. Разорвать эту тварь.
Мысли вспарывают сознание, когда я открываю портал. За миг до того, как в него просто шагну, рядом раскрывается второй. Меня дергают на себя с такой силой, что из груди выбивает дыхание, а из сердца — стук. Я врезаюсь в мокрого после душа Валентайна, ударяюсь о его каменную грудь, как о стену. Капли с его волос падают мне на лицо, когда он меня встряхивает, а я рычу. Натурально рычу, пытаясь вырваться, и в этот момент в меня ударяет знакомой мощью. Как будто ледяной рукой в самое сердце, и тянет, тянет, тянет, вытягивая весь холод и черно-белое, подернутое серебром, его черты лица заостряются на глазах, а потом меня выталкивает в мир.
Мир полный ярких красок, живых чувств и боли. Боли, которую я чувствую, как свою.
— Соня! — кричу я, понимаю, что просто отключилась. От нашего разговора, ото всего, когда меня так накрыло.
Накрыло — чем?
«Ты знаешь, чем», — приходит ответ.
Сейчас меня знобит, трясет как при температуре, но я вцепляюсь в плечи Валентайна.
— Отведи меня к Соне! Срочно, пожалуйста, это срочно!
Спасибо ему, он ни о чем не спрашивает, просто забирает меня в свою спальню, на ходу подсушивает волосы магией и одевается. Спустя, наверное, минут пять мы уже стоим у дома Драконовых, потом начинается вообще какой-то трэш, когда дворецкий сначала не хочет докладывать хозяйке о нашем визите, но под одним взглядом Валентайна мигом меняет свое мнение. Появившаяся Мария Драконова сообщает нам, что мы должны уйти, но, разумеется, узнает от Валентайна, что это приказ архимага — пропустить меня к ее дочери. Ахов, охов и суеты столько, что у меня начинает болеть голова, но все это время рука Валентайна лежит у меня на плече. Не тяжестью, а поддержкой, совсем как тогда, когда зимой на празднике меня все обвиняли.
