— Нет? — Соня в упор посмотрела на него. — Мне позвать отца?
— Попробуй.
Заклинание, которое их накрыло, явно было каким-то темным высшего порядка. Потому что на миг Соня перестала слышать даже собственное дыхание, а после Сезар снова шагнул к ней. Рывком притягивая к себе, вжимая ладони в ее плечи.
— Ты не выйдешь за него замуж, — произнес он, и Соня вздрогнула. Если бы могла — дернулась бы назад, таким незнакомым был его голос, а глаза — как провалы в черную бездну. — Ты ни за кого замуж не выйдешь. Ты — моя, София.
— Что… Сезар, отпусти! Ты меня пугаешь! — Соня рванулась, но тщетно.
Он притянул ее к себе с легкостью, как пушинку, вздернул наверх, заставляя привстать на носочки. Его губы коснулись ее виска, и шепот обжег, как могло бы обжечь пламя:
— Ты сводишь меня с ума, София. С самого начала сводишь меня с ума. Ты — мое наваждение. — Его губы скользнули по щеке, вызывая столько противоречия, что Соня на миг испугалась, что ее сердце просто сейчас остановится. — Я столько тебя не видел… так давно об этом мечтал.
Одна ладонь Сезара скользнула в ее волосы, другая легла на талию, вдавливая ее в него. Не оставляя ни малейшего пространства для маневра, распластывая по себе. Голова закружилась, в ушах зашумело, особенно когда их губы соприкоснулись. На миг потерявшись в его объятиях, Соня тут же пришла в себя и забилась, но он держал крепко. Не оставляя ни малейшей возможности вывернуться. Не позволяя даже на миг отстраниться, чтобы вдохнуть.
Его язык ворвался в ее рот столь же бесцеремонно, сколь бесцеремонно он сейчас сжал ее ягодицы. От неожиданности она замерла, а потом с силой впилась зубами в его губы и, когда Сезар на миг отстранился, влепила ему пощечину. Так, что у самой зазвенело в ушах, а ладонь словно укололи тысячи мелких иголок.
— Пусти! — прошипела она. — Да, я выхожу замуж, и если ты сейчас не уйдешь…
— Любишь кусаться, София? Да, я предполагал, что любишь. Маленькая плохая девочка. — Он будто ее не слышал совсем, или слышал только то, что хотел?
Сезар облизнул окровавленные губы, мгновенно подернувшиеся серебром дымки, как льдом. Его взгляд затопила тьма, которую располосовало серебро зрачков, вытянувшихся в вертикаль, и Соню накрыло силой. Страшной, темной, от которой хотелось визжать, но не получалось издать ни звука. Последнее ощущение — словно она стояла перед стеной пламени и крошащегося прямо ей в лицо льда — исчезло, растворившись в этой бесконечной тьме.
Особенно когда Сезар швырнул ее на кровать, лицом прямо в подушку. Она попыталась подняться, но его руки уже скользили по ее телу. Под этим скольжением пижама расползлась клочьями, и Соня осталась полностью обнаженной, полностью обнаженной, распластанной под ним. Горячие губы впились в основание шеи, он оторвался от нее только чтобы произнести:
— Моя София. Только моя. Запомни это!
Один рывок разрушил хрупкую преграду ее тела, и Соня закричала бы, если бы могла. Но не могла, ее заглушала не только мощь заклинания и давящей страшной магии, была еще под лицом подушка.
«Сейчас задохнусь. Я сейчас задохнусь…» — подумала она, и на миг захотелось, чтобы это было действительно так. Потому что рывки внутри нее были звериными, ужасными, злыми, и мир разламывался на части так, как сейчас разламывалась она. Одной частью оставаясь в его руках, в теле, которое сейчас полностью сливалось с его, второй — в сознании, почти теряя его от ужаса.
От того, что это делает Сезар. Мужчина, которого она… любит?! Любила…
Соня позволила себе эту мысль, и мир взорвался рычанием, ударившим прямо ей в спину, силой тьмы, яростью, пустотой, злостью. Она с радостью нырнула во тьму, раскрывшую ей объятия, поэтому уже не слышала яростного: «Моя. Будешь моей всегда!»
Глава 26
Глава 26
Лена
Проснувшись, я не сразу поняла, почему над уютным теплом надо мной тяжесть. Только открыв глаза, обнаружила острый изгиб накрывающего меня тяжеленного черного крыла. Это крыло было затянуто массивной черной чешуей, края которой посверкивали серебром, и унизано черными шипами, от одной только мысли прикоснуться к которым любому нормальному человеку стало бы дурно. Но я же ненормальная, поэтому осторожно высунула пальцы из-под одеяла и потрогала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Красивое.
Как и он сам. Серебро чешуи на его скулах поблекло, стало полупрозрачным, как какой-то водный грим, черты лица будто обозначились резче, четче, хищнее. Вспомнив о том, что произошло вчера, я сглотнула и, оставив крыло в покое, коснулась пальцами его губ.
— Доброе утро, Лена.
Валентайн сказал это неожиданно и так же неожиданно открыл глаза. По-хорошему, мне нужно было испугаться, шарахнуться и все такое, но то ли время, когда я пугалась, прошло, то ли что еще, сейчас я только облизнула губы и произнесла:
— Доброе утро, — получилось немножечко хрипло.
В следующий миг крыло взметнулось ввысь, а после на глазах стало таять. Вместе со вторым: его я увидела, приподнявшись — оно протянулось по диагонали от спины Валентайна, по полу, метра на два. Я смотрела, как контуры крыльев становятся все менее четкими, все менее материальными, и вот уже от них осталось одно только воспоминание и серебристо-черный флер.
— Вау! — вырвалось у меня.
— Что?
— Вау — это… вау. — Я не представляла, как это перевести, но все-таки попыталась: — Ух. Круто. Невероятно. Волшебно. Незабываемо.
— Рад, что тебе понравились крылья, — произнес Валентайн.
— Мне нравишься ты. Крылья идут в комплекте.
Он приподнял бровь и улыбнулся. Улыбка ему шла. Тамея, как же ему все-таки шла улыбка, вот такая, живая.
— Можно считать это комплиментом?
— Можно, — подтвердила я, возвращаясь в его объятия. Вылезать из них не хотелось. Хотелось лениться и лежать вот так, чувствуя биение его сердца под пальцами. Может даже вывести какой-нибудь узор у него на груди…
Валентайн перехватил мою руку раньше, чем я этот узор закончила.
— Если ты сейчас не остановишься, Лена, потом уже не остановлюсь я. А тебе после вчерашнего вряд ли захочется повторять наши подвиги.
Да уж, после вчерашнего марафона я с кровати буду вставать враскоряку. Это я поняла, поерзав по простыне, равно как и то, что повторять «подвиги» сейчас точно не стоит. Сегодня не стоит. Как минимум сегодня, если только я не применю какие-нибудь зелья или исцеление темной магией. У нее там своя специфическая методика, непохожая на исцеление светлых, но в принципе рабочая. Вот только я не хотела. Хотела чувствовать все последствия, по-настоящему. Как в нашем мире.
— Соня, — напомнил Валентайн, продолжая сжимать мои пальцы в своих и не отпуская. — Ты вчера перед тем, как заснуть, сказала, что ты ее нашла.
— Я это сказала? — прошептала одними губами. — Не помню.
— Это было вместо «Доброй ночи, Валентайн, ты был бесподобен».
— Фу, какая пошлость, — я прижалась к нему покрепче. — Банальщина.
— Да, я тоже так подумал, но будить тебя все-таки не стал. Расскажешь?
— Это невероятно, и в это сложно поверить…
— Особенно мне.
Я подняла на него взгляд. Глаза в глаза.
— Ты не мог знать, что она будет в теле Софии Драконовой. Вероятно, ее тело осталось в том мире, и поиск привел тебя именно к нему, а ее разум… душа, сознание, я уже смутно понимаю, как это назвать, переместилось вместе со мной в Софию. Я в Ленор, она в Софию. Во время дуэли.
— Я действительно многому тебя научил, — произнес Валентайн. — Да, ты права. В том, что касается поискового заклинания, которое привело меня к ее телу.
Меня слегка передернуло. Я вспомнила тот вечер в лабиринте, который предпочла бы не вспоминать, мотнула головой.
— Скажи, что ты рад за меня. Пожалуйста.
— Я рад за тебя. Правда. — Он коснулся моего лица пальцами. — Я рад за Соню, рад, что она жива. Я рад, что ты первым делом поделилась этим со мной.
