сравнении с Британией заключалось в том, что в Нидерландах не использовалась принудительная вербовка (а точнее, похищение) моряков для службы на военных кораблях. Мало кто из нидерландцев желал идти добровольцем в армию или хотя бы воевать за деньги. В 1590-х годах лишь 17 из 132 военных подразделений, которые снаряжались Нидерландской республикой, состояли из нидерландских бойцов. Остальные были иностранными наёмниками,[291] на которых Соединённые Провинции продолжали полагаться и в своих последующих войнах с Францией и Англией, хотя нидерландцы действительно вносили свою лепту в усилия по обороне страны, в особенности при открытии шлюзов для предотвращения французского наступления в 1673 году. Наёмники в Европе были недёшевы повсеместно, и если им не платили, они уходили прочь.[292] Богатство Нидерландов и беспрецедентный доступ к кредитным средствам давали им преимущество в вербовке наёмников и сохранении их на поле боя. Однако нидерландская армия могла быстро развалиться (что и происходило), если какая-либо провинция отказывалась оплачивать свою долю налоговой квоты, а другие провинции затем следовали её примеру и сокращали военный бюджет центрального правительства. Ресурсы, которые могли позволить Нидерландам построить армию и флот, способные превзойти Британию или по меньшей мере воспрепятствовать тому, чтобы британцы не допустили голландцев к расширяющейся сфере европейской и мировой торговли, в провинциях и привилегированных компаниях оставались децентрализованными. Нидерландское богатство находилось под замком институционального паралича.
Утраченная гегемония и консервация привилегий элиты
Амстердамские купцы, будучи единой элитой, сохраняли в нидерландской политии множество механизмов блокирования решений. Вне зависимости от того, насколько значительно интересы этих купцов расходились с интересами других элит или насколько существенно эта единая элита ошибалась в определении своих долгосрочных интересов, а заодно и интересов страны в целом, никакая политическая сила или сочетание сил в пределах Нидерландов и их империи не могли ослабить способность купцов оберегать то, что они считали своими положенными по праву привилегиями.
В этой главе мы сосредоточились на непреднамеренной цепочке конфликтов и институциональных конструкций, которые сначала позволили нидерландцам достичь гегемонии, а затем воспрепятствовали мерам, необходимым для её сохранения. В главе 1 утверждалось, что Нидерланды были первой политией (за которой последовали Британия и Соединённые Штаты), где отсутствовал любой из четырех факторов, мешавших предшествующим политиям и политиям-соперникам достичь гегемонии:
(1) высокий уровень конфликта элит в метрополии,
(2) высокий уровень автономии колониальной элиты от метрополии,
(3) единая элита, доминирующая в метрополии, и
(4) отсутствие инфраструктурного потенциала для навязывания экономической гегемонии.
Нидерландские элиты выступали сообща для борьбы против габсбургского владычества и утверждения торгового доминирования в Северном море, что создавало единство элиты (и устраняло первый из перечисленных факторов), одновременно формируя политическую систему, которая не позволяла амстердамским купцам уничтожить или подчинить другие элиты Нидерландов (тем самым блокировался третий фактор). Способы финансирования и организации Вест- и Ост-Индской компаний гарантировали, что их агенты в Америке и Азии не обладали автономией (тем самым устранялся второй фактор). Кроме того, мы увидели, каким образом голландцы выстраивали инфраструктурный потенциал в торговле, обрабатывающей промышленности, финансах и военной организации, чтобы в этих благоприятных структурных социальных условиях утвердить свою гегемонию.
Каким образом были подорваны условия, которые способствовали нидерландской гегемонии? В главе 1 была выдвинута гипотеза, что гегемония сама должна была воссоздавать один или более из четырех факторов, которые препятствовали достижению гегемонии другими империями. Я предположил, что гегемония воздействовала на первый из перечисленных факторов, нарушая стабильные отношения между элитами и усиливая конфликт элит в метрополии. Именно это, как мы увидели в данной главе, и произошло в Нидерландах в конце XVII века. Амстердамские элиты использовали богатство, накопленное ими благодаря гегемонистскому контролю над глобальными рынками, для приобретения достаточного объёма вооружённой силы, чтобы реализовывать собственную военную и внешнюю политику в Азии и Америке и предопределять нидерландскую политику по отношению к Британии и Франции в Европе. Именно так согласие элит превратилось в конфликт, и хотя амстердамские купцы не стали единой и единственной элитой метрополии, они действительно обрели силу для того, чтобы блокировать проведение центральным государственным аппаратом любой политики, с которой они не были согласны.
Из-за недальновидности амстердамских купцов деградировала нидерландская военная инфраструктура. Система, которую элиты Голландии использовали для контроля над ОИК и ВИК, давала колониальным элитам в Америке определённую степень автономии, вредившей способности ВИК защищаться от европейских держав-соперников. В Азии элиты метрополии сохраняли жесткий контроль над колониальными агентами ОИК, однако ту систему, которая позволила голландцам получить преимущество перед конкурирующими европейскими державами, было невозможно поддерживать, как только значительное присутствие в Азии обрели британцы благодаря собственной Ост-Индской компании.
Таким образом, утрата гегемонии Нидерландов была порождена внутренними факторами, став следствием той структуры, которая некогда способствовала гармонии элит и мобилизации ресурсов ради общих целей. Однако эта же структура позволяла любой несогласной элите блокировать коллективное действие на государственном уровне. Благодаря богатству, накопленному в результате колониальных предприятий, у амстердамских элит постепенно появились интерес и способность к противостоянию другим нидерландским элитам. Именно так колониальные элиты влияли на метрополию — не с помощью прямых инвестиций или лоббирования, а путём трансформации купеческой элиты Амстердама, которую они обслуживали. В то же время амстердамские купцы сохраняли жёсткий контроль над своими агентами в колониях.
Структура элиты нидерландской политии и её более масштабной империи препятствовала реформам. В конце XVII–XVIII веках авторы различных сочинений признавали необходимость в изменениях и обозначали те реформы, которые могли бы сохранить нидерландское доминирование, или по меньшей мере замедлить упадок. Не только обладавшие собственными интересами элиты других провинций, но и отдельные официальные лица в Амстердаме, видевшие необходимость в более существенных и устойчивых поступлениях для центрального правительства, предлагали изменить налоговые квоты провинций или перейти к налогам, устанавливаемым в масштабе всей страны, которые позволили бы полностью игнорировать квоты провинций или хотя бы обеспечивали иной источник доходов, который провинции не могли бы ограничивать или блокировать.[293] Однако большинство амстердамских элит противостояло подобным реформам и было способно налагать вето как на изменения налоговых квот провинций, так и на введение новых налогов в масштабе всей страны.
Кроме того, невозможно было реформировать структуру ВИК или ОИК. В случае ОИК эта задача в особенности обессмысливалась из-за наличия жёстких письменных контрактов, которые не допускали каких-либо организационных изменений в ответ на конкуренцию со стороны британской Ост-Индской компании или на те благоприятные возможности заниматься
