делала не так. И со стороны Бэка было верно ей не доверять.
– Все кончено.
Джаспер прочистил горло.
– Тогда ты все еще хочешь выйти за меня?
Поппи резко повернула голову к нем, но Джаспер все еще смотрел в окно. Кадык перекатывался в его глотке, будто бы он пытался проглотить свои чувства.
– Что?
– Мы все еще можем пожениться. – Джаспер посмотрел на нее с мрачным, но искренним лицом. Он никогда еще так на нее не смотрел – так уязвимо.
– Ты все еще хочешь на мне жениться? – спросила Поппи, нахмурив брови.
– Если ты не против, – ответил Джаспер и снова начал усиленно смотреть в окно. Снег уже начал скапливаться на тротуарах и ветвях деревьев.
– Хорошо, – прохрипела Поппи и тоже обратила свое внимание на улицу.
Джаспер мог говорить Поппи неприятные вещи, она сомневалась, что он любит ее так же всецело, как Бэк. Он никогда ее не поддержит, не станет жилеткой, в которую можно выплакаться, не обнимет тогда, когда она не станет об этом просить. А Поппи в ответ будет для Джаспера ежедневным напоминанием о том, что они делали с Бэком. Он все время будет подозревать и знать, что она не любит его так же глубоко, как другого мужчину.
И Поппи выйдет за Джаспера, потому что именно такую жизнь она заслуживает.
Глава 18
Март 2024 года,
2 месяца до свадьбы
Бэку Сэндлеру снился сон. Скорее, даже фантазия, в которую он с радостью погружался все недели, последовавшие за смертью его отца и разрывом с Поппи, когда он почти не выходил из комнаты, чтобы посетить уборную или найти что-нибудь поесть, чтобы заглушить режущий желудок голод.
В этом сне он не украл «Буревестник». Он поступил в Колумбийский университет, как хотела Лена, устроился на какую-то невнятную работу, приносящую хороший доход, и искренне любил посещать воскресные обеды у родителей (которые им гордились).
В этом сне он где-то знакомился с Поппи – иногда в баре с друзьями, где он угощал ее коктейлем, а она строила ему глазки со своего столика. Иногда его с ней сводил знакомый. Они мило обедали вместе, а затем гуляли по городу за руки, будто знали друг друга всю жизнь. У него было великое множество сценариев, но в каждом из них он знакомился с Поппи раньше Джаспера. Они влюблялись, женились и заводили детей, в которых дедушка Генри души не чаял. Их детство было совсем не таким, как его.
Это была фантазия, которой никогда не суждено было сбыться, потому что он не был хорошим сыном. Он не пошел по пути, который был по душе его родителям, и поэтому он никогда не будет хорош ни для них, ни для Поппи.
Такую безнадегу он не чувствовал с подросткового возраста. Уже много лет он не вспоминал о наркотиках, а сейчас ему просто хотелось дозу, чтобы ничего не чувствовать. Лучшее, что он мог сделать, чтобы избежать соблазна, – оставаться в постели.
Он перестал беспокоиться о заряде телефона с момента, когда позвонила Стефани и сказала ему не беспокоиться о работе. Он ни с кем не хотел говорить, хотя знал, что единственными, кто вроде бы о нем заботились, были его мать и Поппи. Одна сейчас была в трауре, а другая ушла.
Его вырвали из маленького фантазийного мира звуком распахнувшейся внизу двери. Кто-то вошел в его дом, сообразил он, услышав поспешный стук каблуков по ступенькам. Его глупый мозг частично еще надеялся, что это Поппи. Но дверь в спальню распахнула мама.
Он сразу же заметил, как она постарела. Он не мог вспомнить, когда в последний раз видел Лену без намека на макияж или изящной прически, но понимал, что не стоит удивляться – недавно умерла любовь всей ее жизни. Когда она посмотрела на него, на ее лице промелькнула тысяча различных выражений: страх, гнев, облегчение и, наконец, боль.
– Бэк… – хрипло обратилась к нему Лена, прошла по комнате, присела на кровать и протянула руку, чтобы прикоснуться к его лицу. – Я беспокоилась о тебе.
Тут он почувствовал вину, ведь последнее, что было нужно Лене, – беспокоиться о своем сыне. Она должна заботиться о себе.
– Я в порядке.
Лена укоряюще посмотрела на него – что он не в порядке, было очевидно.
– Я хочу, чтобы ты принял душ. Я приготовлю тебе что-нибудь поесть.
– Мам… – Он открыл рот, чтобы начать спорить, потому что Лена не должна быть здесь. Она должна быть дома и горевать.
– Бэк. – Лена погладила его щеку большим пальцем и посмотрела на него с такой любовью, с какой может смотреть только мама. – Прости, я не была хорошей матерью. Ты все, что у меня осталось, прошу, не отталкивай меня.
Он закрыл глаза и выдохнул воздух носом, пытаясь успокоиться. У него уже должны были закончиться слезы, но вот – они снова подступили. Он кивнул, сжал губы, слишком боясь заговорить, потому что тогда Лена услышит дрожь в его голосе.
– Сейчас мы нужны друг другу, – Лена погладила его по плечу. – Но сначала тебе нужно привести себя в порядок. Я буду на кухне, – сказала она и закрыла за собой дверь.
Хотя все, чего ему хотелось, – это и дальше погрязать в своей боли, он неохотно признал, что присутствие мамы рядом нравилось ему. Частично он чувствовал вину, что вырвал ее из траура, но ему так хотелось, чтобы хоть раз за всю его прискорбную жизнь о нем позаботились, что не стал с ней спорить.
Приняв душ, он спустился. Кости в его коленях и лодыжках хрустели, а бедрам было больно из-за отсутствия какой-либо нагрузки. Добравшись в кухню, он увидел Чэнса на полу у ног Лены, которая переворачивала блинчики.
Он вытащил пару тарелок из шкафа и посмотрел на сковороду.
– Блинчики в виде Микки-Мауса?
Он не ел их с самого детства. По утрам в воскресенье мама готовила ему их перед походом в церковь. Это был единственный день недели, когда ни у кого в их семье не было ни встреч, ни работы, ни бейсбольных матчей, ни занятий в школе.
Лена улыбнулась и положила парочку на одну из тарелок.
– Я так давно их не готовила. Они больше похожи на игрушечных мишек.
Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла больше похожей на гримасу. Он достал из холодильника бутылку кленового сиропа и поставил на стол. Он сел и уставился на бутылку, а Лена выключила плиту.
Когти Чэнса стучали по деревянному полу. Лена принесла тарелки
