— Про бумажник пока забудь, — сказала Славянка. — Кто там следующий в твоем списке?
— Кристер Бун, Канада. Здоровенный такой парнюга, я его Кувалдой прозвала. Ручищи у него, как кувалды, а плечи — пошире вот этого трюмо будут. Волосенки белые-белые, как у тебя, только под ежа стриженный.
— Сколько лет?
— Лет тридцать, наверное. Может быть, тридцать пять. Собственными глазами видела, как он в ресторане дал официанту на чай пятьдесят баксов. При том, что в гадюшнике этом он обедает каждый Божий день.
— Чем он занимается?
— Кажется, коммерсант. Я частенько видела его в компании с нашими козлами. Они всё шушукаются, показывают друг другу какие-то бумаги, что-то подписывают. Однажды, когда я убирала его номер, а он с каким-то дохляком составлял контракт, он дал мне сто баксов и попросил купить пару бутылочек пива. Я металась по павильонам как угорелая — а где я ему на доллары пива куплю, да к тому же на сотню? Плюнула, купила на свой гроши и отдала ему. А он мне только пальчиком погрозил и сотню забирать не стал.
— Это всё? — поинтересовалась Славянка. — Богатых людей здесь больше нет?
— То есть как нет? — гордость за родной отель заставила Женьку обидеться. — У нас здесь все довольно состоятельные люди. Другие попросту не могут позволить себе тут жить. Я перечислила тебе тех, кого знаю лично… Правда, Светка Суслова — есть у нас такая горничная — говорит, что недавно вселилась ещё одна личность…
— Тоже иностранец? — заинтересовалась Славянка.
— Нет, наша совковая баба, из Сочи, между прочим. Деньгами, говорят, сорит направо и налево — только иди по пятам и подбирай. Говорят, что она любимая доченька какого-то сочинского воротилы. «Роллс-Ройс» с собой привезла, можешь себе представить? И в книгу записалась — глупее не придумаешь: Лизанька Ливергант.
Славянка прищурилась, возникло какое-то смутное подозрение: прибытие этой мадам из Сочи отнюдь не случайно: слишком многое в последнее время было связано с этим южным городом. Она чувствовала, что появление таинственной Лизаньки Ливергант каким-то образом связано с ней, Славянкой, и ничего хорошего не предвещает.
— А ты не интересовалась у своей Светки, что она из себя представляет?
— Лет двадцать, крашеная блондинка… Что ещё? Говорят, узнать ее можно сразу: как увидишь бабу, выглядящую на миллион долларов, это она. Въехала в президентский люкс, но ночевала там всего раз — сегодня ночью. Ее привезли в «Роллсе» вдрызг пьяную.
— Прямо вдрызг? — встрепенулась Славянка. — Возможно, она до сих пор дрыхнет без задних ног. Ты не могла бы это проверить?
Вид у Женьки стал озадаченный. Ключей от президентского номера у нее не было.
— Но, когда я проходила мимо него, обратила внимание на одну мелочь. Между дверью и порогом оставалась небольшая щель.
— Ты наблюдательная, молодец! — похвалила её Славянка и обрадованно подскочила в кресле. — Дай мне свой фартук, я схожу туда и проверю все сама.
Облачившись в наряд горничной, с логотипом отеля «Хэль-Хаус» на груди на случай, если Лизанька вдруг проснется раньше времени, она вышла из номера.
Женька не соврала — дверь президентского люкса в самом деле была не заперта, Славянка приникла к щели. Ничего не услышав, она приоткрыла дверь пошире, на пороге замерла. Тишина. Славянка на цыпочках подошла к большим резным дверям, ведущим в спальню. Одна их половинка была открыта.
Голая хозяйка номера, лежавшая поперек шикарной президентской кровати, производила впечатление мертвой. И даже не из-за позы: лежала она на спине, широко раскинув руки-ноги и запрокинув голову, — а потому, что не слышалось дыхания, какое у пьяных людей обычно бывает весьма громким. Да и глаза у мисс миллиардерши были полуоткрыты — между ресницами оставались узкие щелочки. Копна крашеных волос разметалась по смятой постели с пятнами от губной помады.
Но Лизанька Ливергант была отнюдь не мертва. Грудь ее все же изредка приходила в едва заметное движение, и на губах надувался большой пузырь, свидетельствующий о сильном обезвоживании организма.
В номере царил тяжкий дух вчерашнего алкоголя.
Подле кровати стояла непочатая литровая бутылка кока-колы. На устеленном коврами полу валялась скомканная одежда — от дверей туалета до самой кровати.
Славянка огляделась, прикидывая.
— Пьянство до добра не доведёт, — проговорила она и замерла.
Никакой реакции.
Под ногами валялась расстегнутая дамская сумочка. Подняв её, Славянка заглянула внутрь. Обычный женский набор: помада, тушь для ресниц, тени, флакончик духов, причем хороших: вся сумочка источала их таинственный аромат. Лак для ногтей. Блокнот. Паспорт. Заграничный паспорт. И скомканный билет банка Канады достоинством в один доллар.
«А миллиарды? — подумала Славянка. — Где они?»
Денег в сумочке не было, и Славянка бросила ее обратно на пол. Оглядевшись, прошла во вторую комнату, где царил такой же беспорядок. На полу разбросаны тряпки в неимоверном количестве, там же валялась хрустальная ваза, сброшенная, видимо, с журнального столика, потому что на нем и под ним была разлита вода и уныло лежали поникшие розы. Резной платяной шкаф угрюмо пялился на нее распахнутыми створками. Внутренность его зияла пустотой.
Славянка прошлась по комнате, рассматривая разбросанные вещи на предмет выяснения их ценности, но потом, махнув на это рукой, уселась в кресло на брошенное в него норковое манто.
«Дура, зачем тебе тряпки, тебе нужны деньги. Вот и ищи».
Славянку заинтересовал запертый секретер. Изогнув прихваченную с собой шпильку, она тщетно пыталась его открыть. Замок был, видимо, с секретом. Остановил ее донесшийся из спальни стон, потом послышался женский хриплый голос:
— Голова!
Славянка замерла. Значит, Лизанька Ливергант очнулась.
После недолгого молчания та вновь застонала и вдруг громко и отчетливо спросила:
— Эй, здесь есть кто-нибудь?
Секунд пять молчания, и снова вопрос:
— Ну что вы там — умерли?!
— Чёрт! — прошептала Славянка. — Вляпалась!
Однако стоять тут и далее не имело смысла, и она, со вздохом засунув кулаки в карманы фартука, предстала пред очи хозяйки.
Лизанька тяжело повернула голову в ее сторону. Каждое движение отдавалось в её мозгу резкой болью.
— Ты кто? — спросила она глухо.
— Водопроводчик, — ядовито ответила Славянка. — Горничная я, неужели по мне не видно?
Лизанька покосилась на нее с явным недоверием, потом, заметив наконец, что лежит голая, стыдливо накинула на себя угол одеяла.
— В холодильнике оставалось шампанское, — просипела она. — Почти полбутылки… И подай мне халат, не могу же я лежать тут голая.
— Я вам не служанка, — огрызнулась Славянка, но все же подняла с пола скомканный ярко-красный халат и кинула его на кровать.
— Потом нашла в холодильнике бутылку «Дом Периньон», отхлебнула немного прямо из горлышка, отыскала бокал и отнесла все это Лизаньке. Та уже снова задремала. Славянка собралась поставить шампанское на пол и быстренько удалиться, но едва она отвернулась, как ее остановил голос:
— Куда это ты собралась? Где шампанское? Воруешь?
Славянка со вздохом повернулась:
— На черта оно мне сдалось, шампанское твоё?
— Давай его сюда… Бокал не надо, я так…
Лизанька припала к бутылке, наверное, на целую минуту. Потом, поднявшись наконец с постели, со стуком поставила бутылку на тумбочку, зажмурилась и потрясла головой. Зевнула, прикрыв рот пальцами.
— Где телефон? — спросила она, не глядя на Славянку.
— Трубка радиотелефона лежала на стуле, и «горничная», в очередной раз недовольно вздохнув, протянула ее хозяйке, решив выдержать роль до конца.
Лизанька небрежным движением смахнула с лица спутанную прядь и, подумав долю секунды, набрала номер.
— Я могу идти? — спросила Славянка.
Лизанька почему-то погрозила ей пальцем, что, видимо, означало: «Погоди немного», и тут ей на том конце провода ответили.
— Привет, Ахмет, — сказала она. Ей что-то ответили. Она хмуро улыбнулась.
— Можешь не продолжать, я всё это знаю. Кое-что выяснила сама… Да, это может помочь… Я узнала, что в Городе он мог остановиться у своей приемной матери. Нечаева Ольга Николаевна. Учительница истории, по-моему. Кажется, в тридцать седьмой школе… Этого я не знаю. Я не за то тебе деньги плачу, чтобы самой сведения собирать… Да, узнай и сейчас же мне перезвони…
Лизанька выключила телефон и бросила его на кровать. Устало оглядела комнату, заметила наконец царящий кругом бардак и покачала головой. В глазах ее появилось недоумение.
— Меня что, ограбили? — спросила она Славянку.
Та развела руками:
— Вообще-то дверь была не закрыта, могли и ограбить. А разве что-то пропало?
