Лизанька выключила телефон и бросила его на кровать. Устало оглядела комнату, заметила наконец царящий кругом бардак и покачала головой. В глазах ее появилось недоумение.
— Меня что, ограбили? — спросила она Славянку.
Та развела руками:
— Вообще-то дверь была не закрыта, могли и ограбить. А разве что-то пропало?
Славянка старалась говорить с беспечным видом, хотя забеспокоилась: хозяйка могла вызвать милицию.
— Посмотрите внимательно, может, ничего и не пропало.
— Я не вижу своей сумочки…
— Была сумочка, я видела её! Сейчас!
Славянка подала ей сумочку. Лизанька долго копалась в ее недрах, затем она облегченно вздохнула, найдя искомое, и снова присосалась к шампанскому. Когда вина в бутылке осталось на донышке, она оторвалась и мило улыбнулась Славянке.
Она снова была пьяна.
— Всё в порядке? — спросила Славянка тоном заботливой горничной, которая печётся о том, чтобы клиент не имел претензий к отелю.
— В порядке, — кивнула Лизанька. — Это хорошо, а то я уже подумала, что ты воровка.
Запиликал телефон. Лизанька, с неохотой взяв его, недовольно произнесла:
— Слушаю… А, это ты, Ахмет…
Она повернулась к Славянке и помахала рукой на дверь:
— Ладно, убирайся отсюда… Порядок наведёшь, когда я уеду…
Славянка сделала книксен, показала ей язык и направилась к выходу.
— Нет, я это не тебе, Ахмет, — продолжала Лизанька. — Здесь горничная… Нет, никакой это не киллер, это действительно горничная, к тому же она уже уходит… Ну и что ты можешь мне сказать по поводу этой женщины? При чём здесь горничная, я говорю о приёмной матери Вепря…
Славянка в этот момент была уже в дверях, но, услышав краем уха последние слова Лизаньки, так и замерла. Её буквально парализовало.
Однако дальнейший разговор был коротким.
— Узнал? — спросила Лизанька. — Ты видел её? Подъезжай к отелю, мы немедленно едем к ней… В школу так в школу, мне надо всего лишь поговорить с ней.
Отключив телефон, она вновь приложилась к шампанскому. Потом со стуком поставила бутылку на тумбочку.
— В душ! — пробормотала она хрипло.
И сразу же стихла, заметив Славянку.
— Что ты здесь делаешь, мерзавка?! Подслушиваешь?
Закрыв дверь, Славянка медленно подошла к Лизаньке и, взяв ее за отвороты халата, подтянула к себе. Та испуганно завертела головой. Славянка встряхнула Лизу так, что у нее клацнули зубы и волосы разметались в разные стороны.
— Откуда ты знаешь Вепря? — страшным шёпотом спросила Славянка. — Где он? Он жив? И почему ты им интересуешься? Ты что, язык проглотила? Говори!
Но Лизанька уже опомнилась:
— Отпусти. Лучше по-хорошему отпусти. Сейчас сюда приедет мой охранник, и тогда тебе конец.
Славянка оттолкнула её, и Лизанька с размаху села на кровать. Не отводя от «горничной» глаз, покачала головой и проговорила с расстановкой:
— Нет, ты не горничная. Кажется, я догадываюсь, кто ты такая. Ты та самая красотка, с которой его видели в Сочи и которая потом исчезла, когда запахло жареным. И знаешь, что я тебе скажу? Правильно сделала, что исчезла. Тебя бы там просто прибили и не посмотрели бы, что ты такая — ах, ах, ах! — красавица… И не смотри на меня так, словно я хочу украсть твоего Вепря. Я ему не любовница. Я его сестра.
В голове у Славянки, где и без того царил полнейший хаос, окончательно все перепуталось. Какая еще сестра? Не было у него никакой сестры!
— Ты не могла об этом знать, — Лизанька снова потянулась за шампанским, но увидела, что бутылка уже пуста. — Он и сам об этом не знал. И я тоже. Об этом знал только мой отец. А когда узнали всё, было уже поздно. Он едва не проломил голову моему отцу, переломал руки четверым охранникам и куда-то исчез с чемоданом и десятью миллионами баксов наличными.
— Так это были деньги твоего отца? — тихонько спросила Славянка.
Лизанька покачала головой:
— Вряд ли… Понятия не имею, откуда взялись эти деньги. Знаю только, что, когда отец очнулся, он совсем не огорчился из-за этой пропажи, а только посмеивался и злорадно повторял каждую минуту: «Хотелось бы мне видеть лицо Магистра, когда он откроет чемодан и увидит, что там только деньги, всего лишь деньги…» Видимо, в чемодане этом было что-то ещё, гораздо более ценное, но я не знаю, что это такое… И я не знаю, кто такой Магистр…
— Это человек, у которого мы с Вепрем украли чемодан, — сказала Славянка.
Лизанька долго смотрела на нее, сделав каменное лицо. Потом на девичьих щеках появился легкий румянец, Лизанька поднялась с кровати, подошла к Славянке и, по-прежнему не отводя от нее взгляда, взяла за руку.
— Значит, ты видела этот чемодан до того, как он попал к моему отцу? — спросила она. — Значит, ты знаешь, что было в нём кроме баксов?
Славянка прищурилась, выдерживая ставший вдруг абсолютно трезвым взгляд Лизаньки Ли-вергант. Потом отцепила ее руку и отвернулась:
— Да, я это знаю. А зачем тебе это?
— То есть как это, зачем? А тебе не хотелось бы взглянуть на вещь, которая стоит в сотни раз дороже, чем чемодан с десятью миллионами. Отец отказался отвечать на мои вопросы… Уговор: ты говоришь мне, что было в чемодане, а я беру тебя с собой к Вепрю, идёт?
— Идёт, — тут же согласилась Славянка. — Но учти, тебе это мало что даст… Послушай, — в душу к ней закралось любопытство, — а зачем тебе понадобился Вепрь?
— Зачем? Он мой брат, понимаешь? Мы с ним одной крови. Я всегда хотела, чтобы у меня был старший брат, а тут вдруг в одночасье моя мечта исполнилась. Ты узнаешь вот это?
Лизанька сняла с шеи золотую цепь, на которой, как кулон, висел большой мужской перстень, украшенный крупным бриллиантом, — Вепрь подарил ей его той ночью на «Рылееве».
— Это перстень Сергея. Откуда он у тебя?
— Он сам мне его подарил… Я ведь говорю тебе — он мой брат, и я уверена, что он хочет встретиться со мной не меньше, чем я с ним. А тебе он зачем нужен? Любовь? Тогда колись насчёт чемодана.
Славянка наконец решилась:
— Тебе известно, что такое диски CD-ROM? Это лазерные диски с данными — всякие там справочники, библиотеки, компьютерные игры… Сейчас это модно…
— Пожалуйста, не надо мне объяснять, что такое мультимедиа, это элементарные вещи. Я могу показать тебе диск с таким порно в интерактивном[1] режиме — ты спать не сможешь… Продолжай дальше, не отвлекайся.
— Так вот, в чемодане был портативный компьютер и компакт-диск к нему.
— А что на диске?
— На диске? М-м-м… Тебе понятие «База данных «Прелесть» о чем-нибудь говорит?
— Абсолютно ни о чём. А что это за база данных?
— Не знаю. Диск требует кодовое слово, а мне оно неизвестно. Но, по всей видимости, что-то невероятно секретное и ценное.
— А где сейчас этот диск? У тебя?
Закусив губу, Славянка пристально посмотрела на Лизаньку. Та ждала, приоткрыв рот от нетерпения.
Стоило ли раскалываться перед ней? Имело ли смысл посвящать ее в тайну, из-за которой могут просто-напросто пустить пулю в затылок? А что, если она солгала? Никакая она не сестра Сергею, и нужен он ей не из сестринской любви, а как раз из-за этой «Прелести»?
Впрочем, вряд ли. На её лице все читается с такой ясностью, как на экране того самого ноутбука. И всё же Славянка затаилась:
— Тебя это абсолютно не касается. Отвези меня к Вепрю, и мы с тобой расстанемся друзьями. У нас ведь был уговор, или уже забыла?
* * *
Вепрь знал, что всё пройдет гладко. У него всегда всё получалось за редкими исключениями.
Через час Шершень сообщил, что у него все готово к приёму дорогих гостей.
— Сорок третий километр по Алтайскому тракту, — говорил он. — Старая дача родителей Машеньки Лис… Кругловой. Помнишь, куда мы ещё при Винте на шашлык ездили?
Вепрь помнил. Было это почти шесть лет тому назад, через пару недель после возвращения Шершня из армии. Они собрались тогда шумной компанией — Олег с Соней, Винт с Машенькой и он сам вместе с приклеившейся к нему Аней Нечаевой. Да и Оля тогда тоже была с ними, тоже веселилась вовсю, ела шашлык прямо с шампуров, пила портвейн из железной кружки и танцевала вместе со всеми под вопли Сониного магнитофона. А потом, под вечер, когда солнце начало уходить за повисшие над горизонтом тучи, окрашивая их в красные оттенки, на дачу нагрянули Машенькины родители на своей развалюхе «Москвиче», привезли еще вица, и веселье пошло по второму кругу.
«Мы тогда ещё и веселиться успевали», — думал Вепрь, держась за руль «БМВ» и глядя на серую полосу асфальта, мокрого от первых капель дождя. Пьянствовали все компанией едва ли не каждую пятницу, причем выпивали крепко, чисто по-русски, так, словно это было в последний раз в их жизни. Ему, самому старшему из всей братвы, было тогда всего двадцать три года.
Впрочем, возраст не имеет значения при их образе жизни. Он и в двадцать три уже был авторитетом в Городе, с ним считались, его боялись, именно тогда пошло поверье, что он — Сатана и у него девять жизней. Он и сам в это верил.
