Представить себе папу в черном балахоне, взывающего к духам умерших, не удалось ни с первой, ни со второй, ни даже с третьей попытки. Папочка был преуспевающим адвокатом, и человеком до зубовного скрежета прагматичным. Он не верил в сверхъестественное. Бабушка, пусть и истово верила в Бога, но тоже недовольно поджимала губы, стоило только упомянуть про какую-нибудь «чертовщину».
Так от кого же тогда я могла получить такие способности? Если только… не об этом ли говорили родственники? Не думают же они, что мой отец мне вовсе не отец?
От одного предположения меня передернуло.
Нет. Это уже слишком…
К тому же папа бы наверняка понял, что мама… что мама ему изменяла. Обмануть его было делом непростым.
Количество вопросов, которые я вряд ли задам своим родственникам, все росло. Ди был абсолютно прав. Такая правда мне не нравилась и была совершенно не нужна. Я не хотела проверять свои догадки. Уж лучше неизвестность. Я смогу с ней жить. А вот если подозрения подтвердятся, то будет гораздо неприятней.
В гостиной я провела первую половину дня, изредка делая набеги на кухню за едой. Прислуга хорошо заботилась о хозяевах особняка: в холодильнике обнаружилось куча всего готового. Стоило только разогреть.
Никто меня не искал, никто мне не звонил. Разве что Мари периодически отправляла сообщения. И это позволяло чувствовать, что я все еще жива и хоть кому-то интересна.
После обеда в гостиную пришла тетя Лотта, бледная, скорбная, совершенно несчастная. Она, судя по всему, плохо переносила скандалы в доме.
— А… Тесса, ты здесь? — удивилась она, заметив меня. — Почему не у себя?
Пожала плечами.
— Там дверь с петель сорвана. Смотреть неприятно.
Услышав про бытовую проблему, Шарлотта Арно стала понемногу приходить в себя. Очевидно, именно она в «Белой розе» занималась хозяйством.
— А… Как же я могла забыть… Сейчас же вызову мастера. Колдовство обычно не может помочь в таких проблемах. Приходится решать их, как и все люди.
Лично я не удивилась тому, что о двери все забыли. Какая уж тут дверь…
Шарлотта Арно ушла на несколько минут, должно быть, звонить слесарю, а потом вернулась и уселась за стоящее в углу фортепиано.
— Ты не против, если я немного помузицирую? — как всегда вежливо поинтересовалась тетя.
Свои слова о том, что я терпеть не могу классическую музыку, я просто проглотила как горькую пилюлю. В крайнем случае, мне перебраться куда-то с ноутбуком легко, а родственница совершенно точно не сможет перетащить куда-то инструмент.
— Нет, тетя, разумеется, не против.
Сбежать я всегда успею…
Однако несмотря на все мои опасения, то, что играла Шарлотта Арно, мне нравилось. Быть может, потому что целиком и полностью соответствовало моему настроению. Тихая и светлая грусть… Именно это чувство я и испытывала…
Играла на фортепиано тетя превосходно. Ну, по крайней мере, мне именно так казалось. Настоящая утонченная южная леди… Такую было легко представить в платье с кринолином, кружащуюся по залу в танце. И я могла поспорить на что угодно, тетя Лотта умела танцевать бальные танцы. Я даже немного позавидовала ей. И снова почувствовала себя в «Белой розе» чем-то… инородным. У меня не было такого превосходного воспитания.
— Ты сегодня такая невеселая, — заметила Шарлотта Арно, когда сделала небольшой перерыв. — Ты не заболела?
С чего бы мне заболеть? Нет. Как ни странно, я чувствовала себя прекрасно. Наверное, даже лучше, чем когда-либо.
— Нет, я здорова… Просто… Мне неприятно знать, что из-за меня пришлось уехать тете Вирджини. Все-таки «Белая роза» — это дом, в котором она выросла. Ее дом. Теперь я чувствую себя виноватой.
Кажется, мои слова тетю удивили и озадачили.
— Не ты вынудила Вирджини поступить именно так. Стало быть, и не ты виновата в том, что ей пришлось покинуть «Белую розу». Ненависть Вирджини пожирала ее изнутри, выедала душу… Стала почти что безумием. В таком состоянии в «Розе» жить просто нельзя. Так что отъезд Вирджини в первую очередь нужен ей самой. Чтобы сохранить рассудок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Звучало действительно жутко.
— Но ты ведь грустишь не только из-за этого, верно? — продолжила расспросы родственница, вставая из-за фортепиано. Зачем-то тетя Лотта решила пересесть поближе ко мне. — Тебя мучает что-то еще, Тесса. Ты расскажешь мне?
— Нет, меня расстраивает только это, — соврала я, глядя прямо в глаза женщине.
Она была милой, тут не поспоришь. Но несмотря на это, меня не тянуло откровенничать с женой дяди Рене. Тем более, мои секреты касались также и других обитателей дома, а навредить той же тете Жаннет я вовсе не хотела. Даже если… даже если то, что говорила тетя Вирджини, было правдой.
Не знаю, поверила мне Шарлотта Арно или же нет, но хотя бы расспросы она прекратила.
— Рене сказал, что сам съездит к псам и попросит унять младшего Кройца. Возможно, моему мужу удастся решить эту проблему, и ты снова сможешь нормально жить, ходить в школу…
Я грустно вздохнула.
— Хорошо бы. Я уже задыхаюсь здесь.
Звучало как жалоба.
— Я понимаю.
Улыбка тети Лотта была мягкой, сочувствующей. Как у ангела… И именно поэтому я до конца не могла поверить в искренность жены дяди Рене. Она была слишком уж доброй. Я никогда не встречала подобных людей и в принципе не верила, что они существуют. Тетя Жаннет, которая могла быть и злой, и жестокой, казалась куда как более настоящей.
После недолгого молчания тетя произнесла:
— В «Белой розе» происходит что-то странное, непонятное… Это беспокоит меня. Пусть даже в тебе нет никаких сил, однако, твое появление запустило цепь событий, которые пугают…
Стало быть, я все-таки виновата…
— Рене и Жаннет, как всегда, обсуждают все только вдвоем.
На этот раз уже тетя Лотта жаловалась мне, а не я — ей.
— Порой мне кажется, что мой муж более близок с Жаннет, чем со мной. Для него она равная. Она ему интересна… А я просто мать его сыновей. Для него я ничего не значу. Рене не любит меня. Никогда не любил. Женился потому, что этого хотели его родители и я. А самому Рене было все равно, с кем связать свою судьбу.
В голосе женщины звучали боль и усталость. И недовольство. В том, что семейная жизнь так и не сложилась, она винила, как мне показалось, исключительно мужа.
Печально, разумеется, жить с нелюбимым мужем, рожать ему детей и улыбаться изо дня в день… Но ведь тетя Шарлотта сама признала, что она желала этого брака. Так в чем же сейчас она винит дядю Рене? В том, что он не отказался жениться на ней? К тому же, сразу вспомнились слова о том, что тетя Лотта даже сейчас страдает по младшему брату своего мужа.
Разве это не эгоистично, требовать любви, если сам не в состоянии ее дать?
— Но… вы ведь тоже не любите дядю Рене, — произнесла я осторожно. — Вы любите совершенно другого человека. Так чего вы тогда хотите от мужа? Неужели он вам изменяет?
Улыбка тети стала вымученной.
— Нет, разумеется. Рене — человек чести. Он никогда бы не поступил со мною так. Физически он мне верен. А духовно… Готова поспорить, что если бы не обязательства перед родом, он бы женился скорее на твоей тете Жаннет, чем на мне. Даже при условии, что она никогда бы не подарила ему ребенка.
В этом… В этом я не могла поспорить с Шарлоттой Арно. Дядя Рене и тетя Лотта понимали друг друга с полуслова, хотя и не думаю, будто испытывали друг к другу такую уж сильную симпатию.
— А Андре… Нет, Тесса, я уже не люблю его… Того Андре, которому я отдала свое сердце в юности, уже давным-давно нет на этой земле. А эта обезумевшая оболочка вызывает во мне только жалость и отчаяние. И ничего больше.
Но из-за этой вот обезумевшей оболочки она мучает своего вполне нормального мужа. А потом еще и жалуется на то, что он предпочитает проводить время с калекой-родственницей. Тетя Жаннет хотя бы не несет свое страдание как знамя, хотя поводов у нее куда как больше.
— Вы из-за этого ненавидите мою маму? Из-за того, что она сломала мужчину, которого вы любили?
