Советское общество совершает самую сложную из революций — революцию в сознании. Конечно, речь не идет о нахождении антитезы каждому из тезисов, который был в ходу вчера. Требуется нечто совсем другое — перейти от знания-постулата к знанию-мышлению. Опять-таки к мышлению не догматическому, а творческому. Последнее предполагает дискуссии и споры, в том числе споры с самим собой.
Хочешь не хочешь, придется признать, что правда нашего учения не в заученных формулах, но в постоянной и неразрывной связи с живой жизнью, в умении и желании видеть ее во всем неисчерпаемом многообразии и вечном движении, в готовности чутко откликаться на перемены, чтобы не оказываться на обочине.
Обозначил ли XXVII съезд подходы ко всем мыслимым и немыслимым переменным? Съезд сделал главное. Он констатировал — так, как было, продолжаться не может, и объяснил почему. Съезд наметил общий маршрут. Остальное надо додумывать в процессе претворения энергии замысла в энергию дел. Равным образом и от XIX партконференции не следует ждать чуда. Она не изобретет философского камня, что избавит нас от забот на будущее. Конференция выполнит свое назначение, если, подводя промежуточный итог перестройке, отдалит семена от плевел, если, опираясь на уже накопленный опыт, поможет целесообразнее расставить силы на решающих направлениях.
При наличии концепции, не умозрительной, абстрактной, аморфной, но опробованной в деле и обеспеченной ресурсами, все зависит от людей. Отсюда особый спрос с каждого. Особая ответственность каждого за то, чтобы его усилия органично вписывались в усилия партии. На языках многих народов запечатлена древняя как мир мудрость: в гору семеро тащат, а с горы и один столкнет. Сектантство не просто уполовинило бы наши возможности. Оно в состоянии поставить всю работу на холостой ход.
Давайте спорить. Ни одна оригинальная идея не должна пропасть. Партия зовет коммунистов и беспартийных — берите перестройку в свои руки, делитесь сокровенными вашими мыслями. Вслед за Сократом я повторяю — говори, чтобы я мог познать тебя. И добавляю, говори, чтобы я мог поучиться у тебя. Но не говори ради говорильни.
Когда все обговорено, принято во внимание и решено — действуй. И не пытайся на ближайшем перегоне рвать стоп-кран из-за непривычного ощущения — вокруг все пришло в движение. Сколько раз в прошлом благие порывы захлестывались в пустомельстве, перестраховка брала верх над трезвым расчетом. Этого не может быть позволено никому. Принцип демократического централизма не знает и не должен знать исключений. Если в партии утвердится несколько дисциплин, она потеряет себя.
Это в полной мере применимо к руководителям средств массовой информации. Или, правильнее сказать, ко всем, кто причастен к работе СМИ. Газета, радио, телевидение обрели невероятную власть. Они самым непосредственным образом влияют на поведение миллионов людей, на их восприятие происходящего, на представления о будущем.
В период становления перестройки наши СМИ сыграли активную и полезную роль. Разумеется, не обошлось без перекосов, перехлестов, издержек. Не без этого, но в целом партийная пресса оказалась на высоте. Вопрос, который я ставлю сейчас, в другом — подготовлены ли советские СМИ к решению более трудной и комплексной задачи: через отрицание отрицания, через критику и самокритику, через бичевание недостатков прийти самим и привести читателя, слушателя, зрителя не в состояние растерянности и опустошенности, но к верной гражданской позиции.
Факт, писал М. Горький, еще не вся правда. Он только сырье, из которого следует выплавить, извлечь настоящую правду. Вот в предельно сжатой форме программа для нашей прессы. За частным помочь распознать общее, за общим не потерять человека. В переводе на практическую грамоту данного этапа перестройки это значит, прежде всего, скрупулезно собирать, осмысливать, селектировать все новое, что заслуживает распространения, что нуждается в поддержке и внимании общественности, что требует, как всякое нарождающееся, тепла, света, ухода.
Совсем лишне ждать благословления починов сверху. Снизу часто виднее. Это — первое. Во-вторых, часто во вред разводить вокруг локального явления общесоюзную пропагандистскую канитель. Может быть, достаточно скромно сообщить о нем. Умный да заметит, а нерадивому никакие решения ЦК не впрок. В-третьих, большой резерв в дифференциации подходов. Огромные тиражи газет и журналов, необъятная аудитория ТВ — это и сила, и наша слабость. Почему бы, например, не задуматься: верно ли, если программа «Время» идет по всем каналам? Или есть преимущества в том, чтобы разные группы делали различные информационные варианты, которые учитывали бы специфику аудитории. Это — не рекомендация, еще меньше приказ. Только мысль вслух.
Плюрализм в подаче новостей, информации вообще, в отражении различных течений в культуре и искусстве нам не помеха, а существенная помощь. Но когда в порядке «дискуссионного мнения» фактически открывается кампания за перегруппировку кадров на идейной платформе, которая лишь по названию созвучна с перестройкой, это — оппортунизм. Не перегруппировка сил для достижения наилучших результатов, но элементарная группировщина. Я бы не сказал — беспринципная. Наверное, очень даже принципиальная, только принципы у нее не те, что ведут нас, начиная с апрельского пленума, и восторжествовали на XXVII съезде.
Редакционная статья в «Правде» выразила отношение руководства ЦК к сути. В спокойном, взвешенном ключе, без истерики сказано то, что надо было сказать партии, народу, нашим друзьям и недругам за рубежом. Трагедии не произошло и с учетом поддержки, которая оказывается народом курсу на революционную перестройку, и не могло произойти. Но все же, будем честными перед собой, это — сигнал. И вместе с тем показатель: перестройка входит в решающую фазу размежевания с прошлым. Не на словах, которые могут толковаться по-разному. На деле, которое не подцается переиначиванию. В этот момент истины все встает на свои места, спадают маски. Каждый свидетельствует сам, что он стоит и за что стойт.
В. Фалин
Приложение 10
Докладная записка В.М. Фалина М.С. Горбачеву. 3 мая 1988 года
Уважаемый Михаил Сергеевич!
Для размышления два отрывка из работ Ф. Энгельса и К. Маркса.
«...Если до конца прошлого столетия естествознание было преимущественно собирающей наукой, наукой о законченных предметах, то в нашем веке оно стало в сущности упорядочивающей наукой, наукой о процессах, о происхождении и развитии этих процессов и о связи, соединяющей эти процессы в одно великое целое... Но то, что применимо к природе, которую мы понимаем сегодня как исторический процесс развития, применимо также ко всем отраслям истории общества...» (Ф. Энгельс. Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, с. 303, 305).
А К. Маркс, совсем молодой (1843 г.): «Управление религии, как иллюзорного счастья народа, есть требование его действительного счастья. Требование отказа от иллюзий о своем положении есть требование отказа от такого положения, которое нуждается в иллюзиях» (Соч., т. I, с. 415).
Мне представляется, здесь выражена суть наших внутренних и внешних проблем. Применительно к Ф. Энгельсу с одной, понятно, поправкой: на каком-то этапе наше общество порвало с системным подходом при анализе процессов и вернулось к собирательству до кучи, к пресловутому валу и бездонному равнодушию с их неизбежными следствиями — утратой позитивной цели, смешением действительно важного и третьестепенного, притуплением чувства не только возможной выгоды, но и реальной опасности.
В сущности, СССР на каком-то этапе стал терять во внешней политике родовые признаки общества принципиально нового типа с качественно отличными от прошлых эпох идеалами. Исподволь, де-факто мы не просто втянулись в подражание военным технологиям, создававшимся на капиталистическом Западе, но в немалой степени инфицировались его психологией, чуждой нравственности верой в силу как конечный аргумент в споре, недооценкой роли народных масс — наших естественных союзников. В итоге Советский Союз шаг за шагом подрастерял огромный моральный капитал, который он приобрел благодаря решающему вкладу в разгром нацизма, и вынужден был перейти на главных направлениях развития к позиционной обороне.
Кризис нашей политики в конце 70-х — начале 80-х гг. в какой-то мере закономерен. Это была сугубо утилитарная и во многом догматическая политика, завязанная на девять десятых, если не больше, на сотрудничество с США и тем поставившая себя в зависимость от Вашингтона. Это была, далее, политика, дошедшая в волюнтаризме до крайней черты, ибо игнорировала воздействие конфронтации, особенно обременительной для советского общества как экономически менее развитого и географически более уязвимого, на жизненные условия народа, на наше социальное развитие. Это была, наконец, в чем-то авантюристическая политика, поскольку она руководствовалась не реалиями, а абстрактными видениями, обрекавшими капитализм на неотвратимый упадок и социализм на неизбежное торжество.
