Кризис нашей политики в конце 70-х — начале 80-х гг. в какой-то мере закономерен. Это была сугубо утилитарная и во многом догматическая политика, завязанная на девять десятых, если не больше, на сотрудничество с США и тем поставившая себя в зависимость от Вашингтона. Это была, далее, политика, дошедшая в волюнтаризме до крайней черты, ибо игнорировала воздействие конфронтации, особенно обременительной для советского общества как экономически менее развитого и географически более уязвимого, на жизненные условия народа, на наше социальное развитие. Это была, наконец, в чем-то авантюристическая политика, поскольку она руководствовалась не реалиями, а абстрактными видениями, обрекавшими капитализм на неотвратимый упадок и социализм на неизбежное торжество.
Опыт двух с половиной лет перестройки есть очевидное свидетельство того, насколько мы сами без всякой видимой нужды урезали в прошедшие годы себе крылья, в какие испытания позволили себя втянуть, какие дополнительные угрозы на себя навлечь. Ни от чего не отступившись, ничем не пожертвовав из наших интересов или интересов наших друзей, КПСС совершила новую революцию в представлениях людей о войне и мире, когда решительно потребовала качественного обновления мышления, вернула величие ленинскому декрету о мире, предавшему анафеме войны между государствами. Встав на твердую почву фактов, только фактов и всех фактов, партия строго спросила прежде всего сама себя, что в наших представлениях истинно и что ложно, что по сути согласуется с социализмом и что лишь при насилии над здравым смыслом может быть соединено с ним.
При всей важности конкретных инициатив и договоренностей, достигнутых за последние пару лет, наиглавнейшее наше завоевание в том, что новое мышление, предложенное КПСС и выразившее назревшие потребности цивилизации, подняло всю мировую политику на более высокую ступень, перевело ее в соответствующее времени качество, открыло перед народами позитивную перспективу. Люди не могут жить вчерашним или только сегодняшним днем. Лишенные будущего, они деградируют духовно, и с ними тяготеет к упадку любой строй.
Если всего несколько десятилетий назад вопрос ставился так — предотвращение войны возможно, нет фатальной неизбежности войны, то теперь задача формулируется иначе — недопущение войны есть непременное условие сохранения жизни на земле, условие существования любого государства безотносительно к его режиму или строю. Если еще вчера мирное сосуществование кое-кем рассматривалось как предпочтительная форма классовой борьбы на международной арене, то сейчас мирное сосуществование есть предпосылка самосохранения со всеми присущими каждому особенностями.
КПСС не сводит дело к недопущению только ядерной войны. Нет, преступно и недопустимо использование любого оружия в качестве инструмента национальной политики государств или угрозы его использования. Обеспечение безопасности становится преимущественно политической задачей и, следовательно, не оставляет места ни для какого насилия и политики силы во всех ее разновидностях. Политика силы должна, по нашему глубокому убеждению, безвозвратно кануть в прошлое. С нею должно исчезнуть разделение международного сообщества по ранжиру, тем более — на нации отверженные и привилегированные, ведомые и ведущие. Формальное равенство должно быть заменено подлинным равноправием. Только тогда не будет почвы для конфликтов и добрососедство перестанет быть лишь мечтой.
Первым и радикальным шагом к цивилизации без войн и насилия является глубокое и универсальное разоружение. Советский Союз предложил ликвидировать ядерное оружие самое позднее к 2000 году с тем, чтобы в XXI век человечество вошло освобожденное от гнетущей опасности, которую это оружие создает, где бы оно и сколько бы его ни находилось. Параллельно мы выступаем вместе с рядом социалистических стран за такие структурные перестройки обычных вооруженных сил и их сокращения, которые сделают материально невозможными агрессивные войны, а значит, и войны вообще. Свертывание военной деятельности государств открыло бы, наверное, единственный источник средств, необходимых для спасения планеты от экологической катастрофы и для вызволения из нечеловеческих условий некоторых народов так называемого «третьего мира».
Партия вправе испытывать известное удовлетворение тем широчайшим всемирным резонансом, который получила ее программа строительства ненасильственного, гуманного мира. Поддержка и одобрение идей, способных открыть более светлую главу человеческой истории, — это показатель того, какой мощный потенциал доброй воли накоплен в мировом сообществе.
Но верно также и другое. Старое не уступит без боя дорогу новому. Политика разума не переубедит политику силы ни добрым примером, ни апелляцией к совести. Надо создать обстановку, при которой издержки политики силы были бы для ее приверженцев менее приемлемыми, чем уступки здравомыслию. Нужно выкурить сторонников силы из их прибежищ, сорвать с них одежды, показать, что милитаризм тянет жизненные соки общества, чтобы воспроизводить себя и себе подобных. Милитаризм пуще всего боится гласности и яркого света. Его питательная почва — недоверие, напряженность, трения, не знания, а мифы.
На XXVII съезде, перед съездом и после него партия открыто перед всем миром раскрыла цели и методы своей внешней политики. Каждый человек может проверить искренность наших намерений нашими же делами. Не все, естественно, зависит от советской стороны. Многое физически невозможно и впредь сделать без взаимности США и их союзников. Но отныне всем известно или должно быть известно: объем и уровень разоружения зависят всецело от Запада, глубина и характер контроля над вооружениями лимитируются только подходом США и их попутчиков, сроки осуществления самых радикальных программ, нацеленных на обуздание военной опасности, тоже зависят от империалистических держав. СССР иего друзья готовы прийти практически к полной ликвидации военных машин государств при самом строгом контроле за этим процессом и приступить к демилитаризации международных отношений немедленно.
Вот советская концепция развития Мира до конца века. Не будет преувеличением сказать, что вокруг этой концепции и сосредоточится борьба политическая, пропагандистская, нравственная на обозримую перспективу. Ибо речь идет о выживании человечества, о гарантиях того, что оно жизнеспособным вступит в близкое уже третье тысячелетие.
В. Фалин
Приложение 11. О НАМЕРЕНИИ ПОЛЬСКОЙ СТОРОНЫ ПЕРЕНЕСТИ В ВАРШАВУ СИМВОЛИЧЕСКИЙ ПРАХ ИЗ ЗАХОРОНЕНИЯ ПОЛЬСКИХ ОФИЦЕРОВ В КАТЫ НИ (СМОЛЕНСКАЯ ОБЛ.)
Докладная записка В.М. Фалина в ЦК КПСС.
6 марта 1989 года
В центральных газетах ПНР опубликовано сообщение о намерении перенести в Варшаву символический прах (урну с землей) с места захоронения польских офицеров в Катыни. Объявлено, что с этой целью в конце марта с. г. планируется выезд делегации Совета по охране памятников борьбы и мученичества во главе с его председателем генералом Р. Пашковским.
В апреле, который по традиции считается в Польше «Месяцем национальной памяти», предполагается захоронение этого символического праха на центральном варшавском кладбище. При этом надпись — «Польским воинам, жертвам гитлеровского фашизма, покоящимся в катынской земле» — на памятнике, который был в 1983 г. установлен на кладбище, будет соответственно изменена.
В связи с приближением 50-летия начала войны в Европе некоторые сложные вопросы ее истории оказались в центре внимания польской общественности. Дополнительную остроту приобрела проблема Катыни. Преобладающая часть поляков уверена, что гибель польских офицеров есть дело рук Сталина и Берии, а само преступление совершено весной 1940 г. Согласно нашей официальной версии событий, обнародованной в 1944 г., эти офицеры были расстреляны гитлеровцами в 1941 г.
Катынское дело будоражит польскую общественность. На нем активно играет оппозиция в целях подрыва доверия к курсу Ярузельского на тесные связи с СССР.
Имелось в виду, что Комиссия ученых СССР и ПНР по вопросам отношений между двумя странами, созданная в результате договоренности на высшем уровне для развязки такого рода болезненных узлов, выработает согласованную позицию по Катыни. Около полутора лет, однако, Комиссия не в состоянии приступить даже к обсуждению этой темы, поскольку советская часть Комиссии не имеет ни полномочий ставить под сомнение нашу официальную версию, ни новых материалов, подкрепляющих ее состоятельность. Между тем польская часть Комиссии представила свидетельства необоснованности аргументации, использованной Чрезвычайной комиссией Н. Бурденко в опубликованном в 1944 г. докладе.
