— Я первым вообще-то в игру пришел. Бегал сам по себе, потом нате вам — вот этот мозгляк будет твоим капитаном, береги его всеми силами. Раз не углядели, второй пропустили, и я как-то забил. Думал, ну блин, ну что за капитан, который сам о себе позаботиться не может. Балласт какой-то. И немного отошел от основных правил игры. Снова сам по себе попытался побегать.
— Разве что-то изменилось? Мы до прошлой игры не выигрывали, — так же резко напоминает Кай. — И в этой я как-то особо не преуспел.
— Сила разная бывает. Я этого раньше тоже не знал, — продолжает Хаски, и в тот момент он сам на себя не похож — слишком спокойный, слишком тщательно начинает подбирать слова. — Есть черная сила — все на своем пути разрушить. Всех убить, слабых растоптать, с сильными драться за вершину. А есть другая сила. Светлая сила — всех спасти. За всех переживать, всех держать вместе, всех простить…
На последних словах Хаски совсем поникает, как сдувшаяся кукла, но выпрямляется, подставляет кулак под щеку, упирает локоть в коленку, с более привычной для него улыбкой спрашивает:
— Ты ведь душа компании, Кай? Спорить могу, люди пытаются быть лучше, когда ты рядом с ними.
— Люди и без того хорошие, — возражает Кай. — Они делают больше, чем я. Я только помогаю.
— Ты вот спрашиваешь, что с нами будет, когда все закончится, — Хаски поднимается, отряхивается от травы. — Я тебе скажу. Мы два года играем и за это время ты всех нас, троих, сделал лучше. Даже если они думают, что придумали тебя — они стали другими, я стал другой. Ты изменил нас в лучшую сторону, просто так как я был мальчиш-плохиш, по мне это хорошо всего заметно. Так вот, как только ты нас бросишь — мы просто скатимся обратно. К тому, с чего начинали. Это как втянуть живот, когда смотрит кто-то, кто тебе приятен. Но пузо-то никуда не девается.
— По крайней мере Хаски ты научил философствовать, — пожимает плечами Гидра.
— Ну да, я же должен был как во всяких шоу в спортивном костюме ходить, семечки лузгать и ржать постоянно, — вяло огрызается Хаски. — Ладно. Я домой, у меня уже вся задница сырая на траве сидеть. Присмотрите за капитаном сами, если что случиться — головы обоим откручу.
Гидра следит за ним взглядом, дожидается, когда Хаски скроется из вида, только после этого придвигается ближе и шепотом спрашивает:
— Так ты всерьез собрался Акросса убить? Я имею ввиду навсегда убить.
Дроид фыркает:
— Прекращай. Я не был против девушки в команде, пока тебя на Акроссе не переклинило.
— Ну да, вокруг же столько отличных парней. Садист-маньяк, который скоро и нас будет воспринимать как опасность для Кая, да парень-геймер, который лучше в рейд сходит, чем на свидание.
— И я, — заканчивает спокойно Кай. — Но я понимаю. Дроид, Хаски бесполезно говорить, он срывается, но хотя бы ты на Гидру не дави. Она близкий друг для меня и мне будет очень неприятно, если мы станем врагами, потому что вы вынудите ее выбрать сторону Акросса.
— Да я наоборот говорю! — оправдывается Дроид. — Что может хватит уже и…
— И этим подталкиваешь ее делать выбор, — как-то так Кай умеет объяснять, что вроде и не давит, а в то же время веско. Так уговаривают угомониться хорошие учителя. И когда Кай беседует в таком тоне, уже и не важно, сколько ему лет и какой он комплекции. Возможно, Хаски и не ошибся с выбором человека, которого будет защищать. — Я не собираюсь убивать Акросса по-настоящему, даже теперь, даже после всего случившегося. Но Акросс вряд ли оставит меня в покое.
— Я смогу его заставить, — упрямо добивает Гидра. — То есть… Акросс же думает, что ты убьешь его. Я ведь… — вся ее уверенность куда-то девается, и странный жест, вроде и не нервный, а словно старая память о чем-то. — Чисто теоретически — я смогла бы уговорить его жить?
— Хотел бы я сказать, что нет, но, думаю, шанс есть, — выдыхает Кай.
У Хаски легкое дежавю — совсем недавно он так же поджидал жертву в ее же норе, а теперь и сам открыв дверь обнаруживает Акросса в кресле напротив. Прямо как в боевиках про шпионов. Причем кресло это пылилось в другой комнате. Хаски, еще не закрыв дверь, смеряет его безразличным взглядом и, выдержав эту паузу презрения, срывается — входит в квартиру, чтобы достать Акросса. Дверь закрывается, а Хаски за шкирку ловит молчаливый Гранит, перехватывает удобнее за шею, оставляет напротив капитана. Акросс вертит в руках пустую ампулу от обезболивающего, да и держится спокойно и нагло.
— Кай жив, — утверждает он. — Он вернется сюда?
Хаски только зло пыхтит, сверкая глазами.
— Судя по всему да, — продолжает Акросс, поднимается с кресла и приближается к входной двери, заглядывает за нее, но коридор пуст.
— Ты отпустил его одного? — не оборачиваясь, спрашивает Акросс.
— Он не один, — огрызается Хаски, бьет куда-то в теплое и живое за спиной, но Гранит будто мешок с песком — только выдыхает шумно, захвата не ослабляет.
— Я все думал, почему близнецы не вернулись, — продолжает Акросс. — Сначала сходил проверить. Один выстрелом в затылок убит. А вот второй, кажется, перед смертью помучился. Судя по всему, вы сразу от близнецов направились ко мне. Знаешь, что я подумал, когда увидел трупы?.. Что вы, наверное, еще успели бы вытащить Кая, если бы не задержались, чтобы отомстить близнецам. Ну, то есть если бы ты не задержался.
Хаски отвечает только прямым взглядом и новой попыткой вырваться. Пустая ампула исчезает в кармане Акросса, вместо нее теперь он вертит иглу от одноразового шприца.
— Что Кай рассказал?
— Что ты суицидник, — смеется Хаски, прекратив даже вырываться. — Чертов бессмертный суицидник, который надеется, что Кай найдет для него способ умереть.
Акросс прикидывает правдивость этих слов, пожимает плечами. Игла практически оказывается в глазу, но Хаски дергается и она только рассекает кожу на лбу, соскальзывает на пол. Акросс извлекает из кармана вторую.
— Ты ведь сейчас умрешь. Сюда придет раненный Кай и тоже умрет. Не сможешь его защитить, — с деланным сочувствием заканчивает Акросс. — Потому что я не идиот, чтобы тащить тебя за собой и шантажировать тобой вашего капитана.
— О, хреново-то как, — флегматично отзывается Хаски. — Наверное я должен начать говорить, чтобы ты меня оставил в покое. Да, Кай столько всего рассказывал. Что в детстве ты был закомплексованным чмом, над которым издевался весь класс. Что ты жертва педофила. Секты педофилов. И мать все время тебе говорила, что надо было делать аборт и запирала…
Вторая игра попадает в глаз, даже Гранит ослабляет хватку, пока Хаски хрипит, как раненный зверь, но вскоре затихает и, глядя на Акросса теперь только одним глазом, задорно комментирует:
