Костю покоробило то высокомерное пренебрежение, с которым Мила рассказывает о своей бабушке. Оказывается, девушка может быть не только ласковой и мягкой.
Впрочем, он не знал, как складывались бы его отношения с бабушкой, ежели б таковая у него была. Обе бабушки и оба дедушки умерли, кто до Костиного рождения, кто когда он был совсем маленьким, так уж получилось. Так что осуждать Милу он поостерегся, неизвестно еще, как бы он сам вел себя в такой же ситуации. Но все равно ему было отчего-то неприятно.
- А тебе самой хорошо в такой семье? - спросил он.
- Отлично, - фыркнула Мила. - Я не понимаю, чего ты хочешь-то? Что ты собираешься от меня услышать?
Что я страдаю без родительского внимания? Так ни капельки Чем меньше они ко мне лезут, тем мне лучше.
Или ты думаешь, что я прямо извелась вся от горя, потому что папаня трахает молоденьких красоточек, а маман устраивает свою личную жизнь доступными ей средствами? Не извелась, как видишь.
- И не боишься, что они разведутся? - не поверил Костя.
- Да как тебе сказать… Пожалуй, что и не боюсь. Для меня-то что изменится? Папаня без средств не оставит, он во мне души не чает, так что после развода вообще купюрами по горло засыплет Под это дело я еще и свободу себе выторговать попробую, чтобы с маман не оставаться, пусть квартиру мне купит. Буду сама себе хозяйкой, тогда и бабка мне указывать не сможет, с кем встречаться, а кого отваживать.
- Тебя послушать, так выходит, что ты предков своих и не любишь совсем, - заметил он.
Мила мгновенно погрустнела и так резко повернула направо, в переулок, что чуть не подрезала идущий по соседней полосе "Фольксваген".
- Я бы очень хотела их любить, - негромко произнесла она, - но у меня как-то не получается. Понимаешь, принято считать, что любимое чадо - это чадо, у которого все есть. То есть для него родители стараются, в лепешку разбиваются, чтобы у ребенка было все, что нужно. Когда денег в семье мало, тогда ребенку стараются внимания побольше уделить, тепла, заботы. А когда денег навалом, так проще дорогие игрушки покупать и модные тряпки. Дитя довольно? Довольно. Что и требовалось доказать. Дитя-то глупое, оно же не понимает, что радость от игрушки или от модных штанов - не то же самое, что радость от совместно проведенного дня с походом в парк культуры или в театр. Радость - она и есть радость, и многие родители на это покупаются. Когда я совсем маленькой была, еще при советской власти, денег было немного, как у всех, и у меня не было каких-то невероятных зашибенных кукол или игрушек, зато я хорошо помню, как мы с родителями и с бабушкой, все вместе, ходили в Театр Образцова и в цирк. А летом на целый день в Парк Горького заваливались, аттракционы всякие, мороженое, газировка, обеды на свежем воздухе. Все вместе, понимаешь, Костик? И как потом я это месяцами вспоминала, картинки рисовала, в детском садике подружкам рассказывала. А когда я пошла в школу, уже начались деньги. Мама перестала работать, бабка светской львицей заделалась, все просто обалдели от этих денег.
Про папаню и речи нет, он зарабатывал, ему не до меня было. И как-то так получилось, что любить меня стало означать заваливать меня подарками и всем тем, что можно купить. Я как дура радовалась, что лучше всех в классе одета, что у меня самые клевые кассеты и самый крутой видик, что у меня всегда есть карманные деньги и я могу девчонок чем угодно угостить, даже дорогими сигаретами. А теперь понимаю, что не надо было на этот крючок попадаться, надо мне было на все эти подарки кислую мину корчить, а радоваться только тогда, когда мы вместе куда-то ходили или что-то делали, да хоть бы просто книжку вслух читали, но задним-то умом, сам знаешь, мы все крепки. Откупаться всегда легче, чем душу Вкладывать.
Костя слушал ее и вспоминал собственное детство, свое и Вадькино. Да, в нем было все то, чего так недоставало Миле и о чем она сейчас горюет. Отец и мама не жалели для сыновей ни времени, ни душевных сил, и были не только совместно проведенные выходные с театрами и аттракционами, но и долгие, полные приключений походы с рюкзаками и палатками, рыбалкой и ухой из котелка, и поездки в другие города, экскурсии, и многое, многое другое, что так объединяет родителей и детей. Все это было, пока отец не остался без работы.
Тогда из веселого, сильного и уверенного в себе человека, боготворимого сыновьями и обожаемого женой, он постепенно превратился в вечно всем недовольного брюзгу, брызжущего ненавистью ко всем, чей достаток превышал его собственный. И семья стала разваливаться. Потому что на место любви и взаимной поддержки пришли неприязнь и необходимость "считаться и терпеть". И вот теперь появилось что-то похожее на ту, прежнюю семью…
Можно ли пренебречь этим, разрушить непослушанием и явным протестом? Наверное, можно. Но мама, она ведь так радуется, что отец воспрял духом… Пусть отец сто, тысячу, миллион раз не прав, но ради мамы Костя готов потерпеть еще.
- Прости, Милка, я, наверное, все-таки не смогу пойти с тобой на день рождения.
- Почему? - холодно спросила она, так холодно, словно не она только что, минуту назад с горечью говорила о своей семье.
- Потому что у меня семья не такая, как у тебя.
- Какая это не такая?
- Понимаешь… У нас несчастье, у нас Вадька очень сильно болеет, и мы вокруг этого несчастья как бы сплотились, что ли… Я не знаю, как это объяснить… Мы должны друг друга поддерживать, быть вместе каждую минуту, свободную от работы или учебы, понимаешь? Если я пойду веселиться и праздновать, а родители останутся дома одни со своим горем, это получится как будто предательство. Понимаешь?
- Понимаю, - ответила она уже не так холодно. - Но это ведь не может длиться вечно. Люди не могут и не должны отказывать себе в радости, если кто-то один в семье болеет, это тоже не правильно. Когда случается беда - это шок, и тогда действительно все вместе, плечо к плечу. Но беда является бедой только в первое время, потом она превращается в элемент жизни, в ее неотъемлемую часть, к которой привыкают и не позволяют ей лишать себя нормальных радостей. Сколько времени болеет твой брат?
- С октября.
- А сейчас апрель заканчивается. Семь месяцев, - констатировала Мила. - За семь месяцев можно привыкнуть к любой беде настолько, чтобы не нуждаться в постоянной ежедневной поддержке. Ты не согласен?
В глубине души Костя был, разумеется, согласен. Но вслух сказать этого не мог, потому что придуманная им версия была единственным оправданием невозможности проводить с Милой не только дни, но и вечера. Или рассказать ей всю правду, или настаивать на своем.
- Это тебе только так кажется, - сурово произнес он. - В твоей семье, может, и за месяц привыкли бы, а в моей все по-другому. Мы все очень любим друг друга.
Тебе этого не понять.
Он бил по больному месту, но для него важнее всего было сейчас оправдаться, любым способом, любыми средствами, но оправдаться.
- Ты прав, - ледяным голосом сказала Мила, - мне этого действительно не понять, это ты верно подметил.
Она остановила машину перед его домом и привычно подставила губы для поцелуя. Костя поцеловал ее, но ответа не почувствовал. Словно девушка хотела сказать ему, что внешне все останется как прежде, но на самом деле он обидел ее глубоко и несправедливо.
- До завтра, - он неуверенно улыбнулся ей.
- До завтра, - ответила она без улыбки и уехала.
Поднимаясь по ненавистной лестнице в ненавистную квартиру, Костя подумал, что к длинному перечню ненавистных объектов отныне прибавился еще один - он сам. Он слабак и дурак, он не должен был поддаваться желаниям и эмоциям и заводить отношения с девушкой, с которой не может быть до конца откровенным. Это только вначале кажется, что можно безнаказанно врать и сохранять нежность и теплоту, а потом-то все равно становится понятно, что "так" не выходит. Нужно или взять на себя ответственность и все рассказать Миле, чтобы она поняла, откуда взялось такое странное его расписание, и не сердилась, или поговорить с отцом, объяснить ему про Милу, попросить совета…, или разрешения…, и быть готовым выслушать от отца резкости и грубости, обвинения в том, что он не любит брата и готов предать его интересы ради первой попавшейся юбки. И будет ссора, перерастающая в затяжной конфликт, и все снова разрушится, даже иллюзия пропадет, иллюзия единства семьи во главе с сильным, все знающим и все умеющим отцом.
Эта иллюзия нужна маме. Вполне возможно, она нужна и Вадьке. И она, безусловно, нужна Косте. И в том, что эта иллюзия вошла в конфликт с Костиной личной жизнью, только его вина, Костина. Он сам виноват, кругом виноват, и в том, что случилось с Вадиком, и в том, что только что произошло между ним и Милой. И он ненавидел себя за это, за свою глупость и слабость, за свое неумение жертвовать собственными интересами во имя семьи.
