Отца все еще не было дома, но зато была мама.
- Ученик заболел, - пояснила она, видя удивление вошедшего в прихожую сына - Так что сегодня я пораньше освободилась. Как Вадик?
- Нормально. Ждет тебя в субботу. Очень горюет, что папа не приезжает. Мам, ты бы поговорила с отцом, а?
- О чем, сыночек?
- Ну, чтобы он к Вадьке ездил хоть иногда. А то Вадька думает, что отец его презирает за слабость, за то, что он сделал.
- Сынок, папа знает, что ему делать, - тихо ответила Анна Михайловна ставшей уже привычной фразой. - Я не могу ему указывать. Папа у нас в семье главный.
- И ты в это веришь? - с неожиданной злобой воскликнул он. - Ты сама-то веришь в то, что он главный?
- Ты что говоришь, Костя? - Голос матери стал строгим, в ней проснулся педагог-воспитатель. - Ты сам себя слышишь? Как ты смеешь так отзываться об отце?
- Смею. - Он почти захлебывался словами, перед глазами все стояли глаза Милы, когда он произнес эти страшные, чудовищные по своей жестокости слова: "Тебе этого не понять". Это были глаза раненого животного, которое подползло к человеческому жилью в надежде на помощь, а получило пинок кованым сапогом в живот.
Какой же он подлец, как он мог так с ней разговаривать! - Смею, потому что это все обман, самообман, понимаешь, мам? Никому не нужно то, что мы тут делаем, ни Вадьке, ни мне, ни тебе. Для всех было бы гораздо лучше, если бы отец устроился хоть на какую-нибудь работу, и мы жили бы у себя дома, и папа ездил бы к Вадьке хотя бы два раза в неделю, и ты не бегала бы по урокам, а вместо этого ездила бы к Вадьке или занималась домом.
Вот тогда это была бы нормальная семья. А сейчас мы только делаем вид, что мы - семья и делаем одно общее дело. Да, мы делаем общее дело, но только знаешь какое?
Не за Вадьку мстим, нет, мы отцом занимаемся, мы помогаем ему почувствовать себя хозяином, главным. Что, не так?
Анна Михайловна не отвечала, она молча смотрела на сына, и из ее широко распахнутых глаз катились слезы.
- Не плачь, мам, - попросил он упавшим голосом.
Весь пыл его разом улетучился, он снова начал чувствовать себя негодяем, обидевшим человека. На этот раз маму. - Это я так, сгоряча. Я отца люблю, но я же не слепой, я все понимаю…
- Раз ты не слепой и все понимаешь, - тихо сказала мать, - то должен понимать все до конца. Вадику уже не поможешь, все, что могло с ним случиться, уже случилось, а папе еще можно помочь выбраться из той ямы, в которую он попал. И кто, как не мы с тобой, его самые близкие люди, должны оказать ему эту помощь.
- Но не такой же ценой!
Костя снова начал заводиться, не обращая внимания на то, что они с матерью так и стоят в полутемной прихожей.
- Какой ценой? Костик, о какой цене ты говоришь?
И в самом деле, о чем это он? О том, что он поссорился с Милой? Так не навсегда же, они уже почти и помирились, даже поцеловались на прощание, и она сказала, как обычно: "До завтра". О том, что он живет какой-то странной, несвойственной восемнадцатилетним парням жизнью? О том, что у него нет мобильника, что он не может пригласить в гости приятелей или девушку, что не может пойти на день рождения к сокурснице или всю ночь протанцевать в клубе? Тоже мне цена! Даже говорить об этом стыдно.
- Я говорю о том, что ты работаешь как вол, чтобы мы имели возможность снимать эту квартиру, - ответил он, краснея от мысли о том, что в первую очередь под "ценой" подразумевал собственные неудобства, а о матери подумал только потом.
- Это ерунда, папино самочувствие важнее.
- И для этого самочувствия он заставляет меня ухаживать за какой-то старухой! - почти выкрикнул Костя. - Мам, у меня есть девушка, я ее люблю, и я не хочу ни за кем больше ухаживать, втираться в доверие, придумывать всякие фокусы… А отец сказал, что, если мне не удастся ее разговорить, мне придется ее…, с ней…, в общем, ты сама понимаешь, о чем речь. Ты считаешь, что это все - маленькая цена?
- Пойдем ужинать, сынок, - вздохнула Анна Михайловна. - Ты устал, ты сердишься, никакого толкового разговора у нас не выйдет. Вот вернется папа…
Ну конечно, вернется папа, и все встанет на свои места. Жена пришла домой раньше и ждет заработавшегося мужа со службы, как и положено в образцовых патриархальных семьях. Костя окончательно понял, что для мамы самое главное - сохранить семью, вернуть тот распорядок, ту расстановку сил, которая была много лет и при которой все друг друга любили. При которой отец был главой семьи. Для мамы главное - психологический комфорт отца. Она - любящая и преданная жена, готовая ради мужа на любые жертвы. И можно ли ее за это осуждать?
Костя вяло сжевал приготовленный матерью ужин, стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не видеть стены с ободранными обоями, покрытую неоттираемой ржавчиной кухонную раковину, прожженный незатушенными окурками линолеум на полу и вообще все, что он ненавидел в этой квартире. После ужина он послушно, выполняя указания отца, данные еще утром, сел у окна и уставился невидящим взглядом на подъезд дома напротив. Он даже не сразу заметил, как пришла Вероника в сопровождении какого-то дедка, они поговорили еще минут двадцать, прогуливаясь вдоль дома, потом Вероника вошла в подъезд, а дедок уковылял в сторону метро.
Вот какие ей нужны поклонники, а вовсе не Костя.
Отец пришел поздно, почти в одиннадцать, голодный и злой.
- Ничего не могу понять, - раздраженно говорил он Косте и Анне Михайловне, - этот тип как сквозь землю провалился. Уж который день я его караулю возле дома, куда он пришел после встречи с доцентом, - и ничего.
Там он не появляется, местные алкаши и бабки ничего про него не знают, и доцент с ним больше не встречается. Придется снова сесть на хвост доценту и ждать, пока они встретятся еще раз, другого выхода пока нет.
Ждать! Сколько же можно ждать? Еще месяц? Два?
Полгода? Сколько же им еще прозябать в этой дыре, пропитанной духом убожества и неряшливости? Сколько еще Косте придется уворачиваться от объяснений с Милой и с приятелями, нарываясь на издевки, подначки и откровенные обиды? Сколько еще ему смотреть в печальные глаза брата Вадика и придумывать бодрые слова насчет того, что отец его любит больше жизни?
- Костя, от тебя теперь многое зависит, - строго сказал отец. - С этим якобы проректором мы пока зависли, так что действуй активнее, раскручивай свою Веронику, выжимай из нее сведения.
- У меня не получается, - пробормотал Костя. - Она ничего про мужа не рассказывает.
- Значит, плохо спрашиваешь, неизобретательно, скучно ведешь беседу. Работа разведчика - творческая, требует немалого интеллекта, а ты относишься к порученному делу как к повинности, которую надо поскорее отбыть и улечься спать, - непререкаемым тоном заявил отец.
- Я не знаю, как вести с ней беседу, чтобы ей было, не скучно, - огрызнулся Костя. - Она меня вон на сколько старше. Ты бы сам попробовал, тогда бы и судил.
- А ты с мамой посоветуйся, она тебе подскажет, как и что нужно говорить, чтобы заинтересовать женщину.
С мамой… Косте вдруг пришло в голову, что Вероника, за которой ему велено ухаживать, всего на несколько лет моложе его матери, они же почти ровесницы. И то, что отец заставляет его сделать, стало казаться ему уже совершенно отвратительным. Он поймал взгляд матери, в котором надеялся прочитать те же мысли, которые вертелись сейчас у него в голове, но глаза Анны Михайловны выражали лишь настороженное внимание к мужу: все ли с ним в порядке, не подвергается ли сомнению его главенство, не собирается ли ненадежный помощник Костя устроить бунт на корабле и поколебать такой страшной ценой восстановленное самоуважение отца. С неожиданной болью Костя осознал, что мать ему сейчас не защитник, мать целиком на стороне отца, подыгрывает ему, делает из себя ту самую свиту, которая играет короля. Что же получается? Отец им помыкает, мать не защищает, Вадька болеет, и остался Костя совсем один. В такой большой семье - и один. Неужели так бывает?
А отец, как обычно, ничего не замечает, ни Костиных взглядов на мать, ни выражения ее лица. За все прожитые здесь месяцы у него выработалась привычка сидеть у окна и смотреть за домом напротив. Даже разговаривая, он не отрывает взгляда от окна и не поворачивается к собеседникам. И еду мама ему приносит в комнату, и курит он здесь же, хотя дома, на ТОЙ квартире, мама никогда не разрешала ему курить в том же помещении, где они спят. Теперь разрешает, потому что комнат всего две, в одной живет Костя, в другой - родители, а кухонное окно выходит на другую сторону, во двор, и из него не виден дом, где живет Враг-доцент. Поэтому наблюдение отец ведет из той же комнаты, где они с мамой спят, и много курит, и там постоянно открыта форточка, поэтому в комнате всегда стоит ужасный холод. Но отец и этого, кажется, не замечает, не кутается в теплые свитера, не зябнет и не жалуется.
