Акан провел рукой над египетской стелой, и слева от меня часть стены с фресками отодвинулась на хорошо смазанных колесиках. За ней обнаружилось то, что глазу обыкновенного человека показалось бы уютной гостиной, обставленной обитыми дамастом стульями, мраморными столиками и лампами с рубиновыми колпаками. Однако я заметил, что комната по краям словно колеблется, и я догадался – это элементарная иллюзия, созданная для того, чтобы сбить с толку непрошеного гостя, зайди он так далеко.
Когда мы с Аканом вошли в дверь, гостиная совершенно пропала, уступив место находящемуся там реальному помещению – лаборатории алхимика. Я остановился на миг, рассматривая ее.
Акан воспроизвел залу Испытания из обители Ра. Мы стояли на уступе, с которого открывался вид на большую круглую залу. Акан воссоздал почти позабытые мной детали: небесно-голубая роспись потолка, высокие мраморные колонны с высеченными на них лицами великих Мастеров, пол, инкрустированный буквами из лазурита, из которых составлялось заклинание о защите всех проходящих Испытание. Под нами, в центре круга, образованного буквами из лазурита, бушевала и ревела огненная яма, изрыгавшая горячие потоки пламени и заставлявшая глухо стучать сердце.
То была не иллюзия. Огненная яма являлась очагом, источником колоссальной энергии, необходимой для проведения алхимических опытов. В одной из колонн размещался искусно спрятанный трансформатор, в другой – камера с проводами и трубками охлаждения. Сама лаборатория находилась на балконе, там, куда мы вошли. Вдоль стен тянулись ряды полок с книгами и реактивами, в середине стояли длинные столы и конторки для письма. Все помещение ярко освещалось сверху мерцающими стеклянными шарами, развешанными под потолком в порядке, имитирующем расположение звезд на летнем небосводе Египта две тысячи лет назад.
Я остро ощущал на себе взгляд Акана, в нетерпении ожидающего моей реакции. Вот он повернулся к задней стене и потянул рычаг, заставивший сомкнуться тяжелые створки над огненной ямой, дабы оградить нас от ее зияющего жерла. Когда он вновь подошел ко мне, лицо его горело и глаза сияли – наверное, от жара. Но, скорее всего, то был восторг торжества.
– На сооружение этого у меня ушло почти столетие, – сказал он. – Мне пришлось три раза полностью сносить здание и все остальное, потому что я то и дело вспоминал какую-то новую деталь. И разумеется, каждый раз приходилось избавляться от рабочих. – По его лицу промелькнула тень. – Жаль, конечно, но это необходимость. Понимаешь, слишком много тайн с этим связано. Нельзя было позволить им раскрыться.– А потом он улыбнулся, позабыв о неприятном, и широко развел руки. – Разве это не великолепно?
Гениальный Акан. И сумасшедший. Он не упустил ни одной детали, ни одного воспоминания. Каково ему было жить все эти столетия с гнетущим сознанием неосуществленной мечты, потерянной любви, неизбывными муками? Жить вечно и не знать избавления от боли… боли воспоминаний, боли разочарования, боли тщеславия.
Я посмотрел на него, чувствуя лишь жалость… и огромную, все заполняющую печаль.
– Да, – тихо согласился я, – «великолепно».
Его улыбка выражала облегчение и сердечную привязанность.
– Я знал, что ты оценишь. Все эти годы я не позволял себе падать духом, представляя выражение твоего лица, когда ты это увидишь. Ты меня не разочаровал. Спасибо тебе.
Он на миг с чувством стиснул мои руки, и я ответил ему сильным утешающим пожатием… потому что любил его, а теперь потерял – думаю, я это уже тогда понимал. Мысль о предстоящем одиночестве казалась почти невыносимой, и я готов был сделать все, что угодно, лишь бы от этого избавиться.
Почти все…
– А теперь я покажу тебе то, ради чего ты сюда пришел, – сказал Акан. – Мое Великое Произведение.
Я переспросил:
– Произведение более великое, чем твоя «Книга без слов»? Ибо ее я уже видел.
Он засмеялся, польщенный.
– Сколько знаменитых философов, магов и ученых сидело в этой самой комнате, восхищаясь моими росписями и не подозревая, что в них заключена величайшая из всех придуманных формула алхимии! Только ты, Хэн. Только ты увидел мою «Книгу без слов» и узнал ее – вместе с тайной формулой сотворения величайшей магии, известной человеку.
Я постарался сдержать эмоции.
– С незапамятных времен маги пытались создать жизнь. И все потерпели неудачу.
Он улыбнулся.
– И все же это лишь один из секретов, спрятанных – и утерянных – в обители Ра. О, я перепробовал все известные рецепты, совершил все стандартные ошибки – кровь саламандры, смешанная с семенем быка; конский волос, протомленный на медленном огне. – Речь его становилась все быстрее, интонации – более напряженными. – Однажды я подошел совсем близко и в течение почти полугода выкармливал живого человеческого зародыша в матке козы… разумеется, он не выжил. Столько надежд, столько поражений. И в конечном итоге ответ оказался таким простым, Хэн, таким очевидным, таким совершенно разумным – как и вся истинная магия. Жизнь может возникнуть только из жизни и вырасти только в живом лоне женщины. Вот тайна, вскормленная Природой с начала времен, но овладел ею я один.
– Так тебе это удалось? – Голос мой прозвучал удивительно бесстрастно даже для собственных ушей. Он словно отражался от приглушенного гудения очага. – Ты создал жизнь?
Его глаза светились страстью, как два угля в огненной яме.
– Разве не понимаешь, Хэн? Жизнь нельзя создать. Ее можно лишь воссоздать! Именно этому нас учили давным-давно, среди первых правил алхимии – то, что начинается в движении, в движении и остается, и ничто не исчезает бесследно. – Он прерывисто вздохнул, сжимая горячими пальцами мое запястье. – Но пойдем. Дай покажу тебе. Я ждал так долго.
Я позволил отвести себя в комнатку с книгами – мимо столов с кипящими колбами, мимо конторки с аккуратно разложенными гусиными перьями и бумагами – к задрапированной нише, обрамленной мраморной аркой. Он поднял руку, и занавески исчезли, открыв каменную стену. Акан шевельнул пальцами, и плиты тихо разошлись – одна ушла в потолок, другая – вниз, под пол. Внутренняя поверхность ниши, мягко подсвеченной сзади и сверху, сияла тем же небесно-голубым цветом, что и потолок, – божественной голубизной. На возвышении в центре ниши лежал бочонок размером с небольшой саквояж, искусно украшенный позолоченной резьбой и инкрустированный священными камнями-оберегами: аметистами и рубинами, топазами и изумрудами.
– Я многое потерял, – пробормотал Акан. – Сотню жен, столько же любовниц, много друзей. Радость, добродетель, терпение. Иногда даже надежду. Но это со мной всегда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
