государств и империй.
Древние израильтяне даже разделяли отвращение к свиньям со своими смертельными врагами – египтянами. Как отмечает Х. Эпстейн, один из наиболее авторитетных исследователей истории одомашнивания животных в Африке, «если в начале неолита [свиньи] играли чрезвычайно важную роль, то затем их значение постепенно уменьшалось, а записи династического периода истории Египта свидетельствуют о формировании всё больших предрассудков в их отношении» [Epstein 1971: 342].
Во времена Среднего царства (около 2000 года до н. э.) египтяне стали отождествлять свиней с Сетом – богом зла. Хотя разведение свиней сохранялось и в послединастический период истории Египта [41], египтяне так и не утратили своё предубеждение против свинины. Египетские свинопасы были членами отдельной касты. Во время сева в долине Нила они выгоняли свои стада на сельскохозяйственные угодья, чтобы затаптывать в землю семена, и эта полезная функция – наряду с наличием невысыхающих болот и топей в дельте Нила – способна помочь объяснению того, почему в Египте время от времени ели свинину вплоть до времени исламского завоевания этой страны. Тем не менее, как утверждает Геродот, свинопасы составляли самую презираемую касту в Египте – в отличие от всех остальных людей им было запрещено входить в храмы.
Представляется, что нечто подобное произошло и в Месопотамии. Глиняные фигурки одомашненных свиней археологи обнаружили уже в самых ранних поселениях Нижней Месопотамии (V–IV тысячелетия до н. э., а около 30 % костей животных, раскопанных в Тель-Асмаре (2800–2700 годы до н. э.), принадлежали именно свиньям. Свинину ели и в Уре додинастического периода. В Шумере во времена первых местных династий имелись люди, которые занимались выпасом и забоем свиней. Однако после 2400 года до н. э. свинина определённо стала табуированной и больше не употреблялась в пищу.
Исчезновение свинины из рациона жителей Месопотамии совпадает с серьёзным экологическим истощением и снижением производительности в нижнем Шумере – колыбели самых первых ближневосточных государств. В течение полутора тысячелетий шумерское сельское хозяйство подвергалось непрерывной интенсификации, включавшей строительство ирригационных каналов, которые получали богатую илом воду из рек Тигр и Евфрат. Содержание соли в водах, использовавшихся для орошения, было безвредным, если вода попадала непосредственно на поверхность земли. Однако постоянное орошение полей повышало уровень грунтовых вод. Под действием капиллярных сил накопленные в почве соли выносились на поверхность, в результате чего миллионы акров земли становились непригодными для выращивания пшеницы. На территориях, где ущерб от этого процесса был менее значительным, сажали более устойчивый к соли ячмень. Однако Шумер испытывал постепенное ослабление экономики, что привело к краху последней шумерской империи – Третьей династии Ура. К 1700 году до н. э. пшеница полностью исчезла на юге Месопотамии, после чего демографический центр Двуречья сместился к северу, когда при Хаммурапи произошёл подъём Вавилона. Но даже этот великий «податель изобильных богатств» не мог позволить себе и дальше кормить свой народ свининой.
С возникновением ислама древнее израильское табу на свинину было напрямую включено в ещё один свод предписаний, связанных с питанием, которые были санкционированы свыше. В Коране употребление свинины заслужило особое осуждение, и сегодня мусульмане, как и ортодоксальные иудеи, продолжают выступать против употребления этого вида мяса. Кстати, в Коране содержится важное свидетельство в пользу экологической интерпретации табу на употребление в пищу отдельных животных, основанной на соотношении затрат и выгод. Пророк Мухаммед сохранил израильское табу на свинину, но открыто освободил своих последователей от табу на употребление верблюжьего мяса. Арабские скотоводы, первые адепты Мухаммеда, были кочевниками, перемещавшимися на верблюдах, которые обитали в пустынных оазисах и часто были вынуждены совершать долгие переходы по бесплодным пустошам, где верблюд выступал единственным одомашненным существом, способным выжить. Хотя верблюд был слишком ценным животным, чтобы регулярно питаться его мясом, его ценность заключалась ещё и в возможности превращения в человеческую пищу. В чрезвычайных обстоятельствах, которые возникали во время военных кампаний и караванных торговых экспедиций на дальние расстояния, мясо верблюда зачастую спасало людей от гибели.
Здесь хотелось бы прояснить один момент, который не должен вызывать неверных представлений. Прослеживая связь происхождения религиозных идей с затратами и выгодами экологических процессов, я не намерен отрицать, что сами религиозные идеи могут, в свою очередь, оказывать влияние на обычаи и мысли. Авторы книги Левит и Корана были священниками и пророками, заинтересованными в разработке последовательного набора религиозных принципов. Как только эти принципы были сформулированы, они стали составляющими иудейской и исламской культуры, которые просуществовали на протяжении веков и, несомненно, оказывали влияние на поведение евреев и мусульман, живших вдали от своей ближневосточной родины. Пищевые табу и особенности приготовления еды могут сохраняться в качестве маркеров границ между этническими и национальными меньшинствами и символов групповой идентичности вне зависимости от активного экологического отбора за или против их существования. Однако такие верования и практики, на мой взгляд, вряд ли бы продержались долго, если бы они приводили к резкому повышению стоимости пропитания. Перефразируя сказанное Шерборном Куком об ацтекских ритуалах, можно утверждать, что никакие чисто религиозные нужды не могут в течение длительного времени противостоять фундаментальному экологическому и экономическому сопротивлению. Сомнительно, чтобы современные евреи или мусульмане, соблюдающие религиозные ритуалы, испытывали дефицит белка в результате отказа от свинины. Если бы это было так, то можно было бы ожидать, что они начнут менять свои убеждения – пусть и не сразу, но примерно через поколение. (Кстати, миллионы мусульман действительно страдают от острого дефицита белка, но наличие причинно-следственной связи между табу на свинину и отсталостью и бедностью в Египте или Пакистане никогда не допускалось.) Всё это не означает, что анализ экологических издержек и выгод способен дать объяснение любых верований и практик всех когда-либо существовавших культур. Многие альтернативные верования и образы действий не обладают явными преимуществами или недостатками в части роста или снижения уровня благосостояния. Более того, стоит признать, что между условиями, определяющими экологические и экономические издержки и выгоды, и религиозными верованиями и практиками всегда существует определённая обратная связь. Однако я настаиваю на том, что, исходя из данных дописьменной и письменной истории, сила, которую они до сих пор оказывали друг на друга, была неравной. Религии обычно менялись в соответствии с требованиями снижения издержек и максимизации выгод в борьбе за сохранение уровня благосостояния от падения, однако случаи, когда целые производственные системы менялись в соответствии с требованиями изменившихся религиозных систем вне зависимости от соображений затрат/выгод, либо отсутствуют, либо крайне редки. Связь между истощением запасов животных белков, с одной стороны, и практикой человеческих жертвоприношений и каннибализма, эволюцией религиозных перераспределительных пиршеств и установлением табу на мясо отдельных животных, с другой, демонстрирует безошибочный причинно-следственный
