последнего времени ещё ни один исследователь не смог дать рациональное объяснение тому, почему именно Индия, а не Ближний Восток или Китай стала центром религии, запрещающей употребление говядины и почитающей корову как символ жизни. Поэтому необходимо обратиться к вопросу о том, насколько применимы общие принципы, касающиеся установления табу на употребление в пищу животных, которые были предложены в предыдущей главе. Древнеиндийские верования и практики изначально напоминали верования и практики, характерные для большей части Европы, Азии и Северной Африки. В Индии общий переход от перераспределительных жертвоприношений животных к табу на потребление в пищу некогда ценных и многочисленных видов предсказуемо последовал за интенсификацией сельского хозяйства, истощением ресурсов и ростом плотности населения. Однако эти общие тезисы не объясняют особого внимания к крупному рогатому скоту и вегетарианству в Индии или специфических религиозных комплексов, связанных с животными, в других регионах.
Представляется, что начать анализ необходимо с долины Ганга, где темпы демографического роста были гораздо выше, чем на Ближнем Востоке, а то и вообще превосходили любой другой регион древнего мира. В ведический период местное население было незначительным и разбросанным по небольшим деревням. Ещё в 1000 году до н. э. плотность населения была достаточно низкой, что позволяло любой семье владеть большим количеством животных (в ведических текстах упоминается 24 вола, запряжённых в один плуг), причём, как и в Европе доримского периода, скот считался главным видом богатства. Но менее чем через 700 лет долина Ганга, вероятно, стала самым густонаселённым регионом в мире. Согласно оценкам Кингсли Дэвиса и других авторов (см. [Davis 1951], [Spengler 1971], [Nath 1929]), в 300 году до н. э. население Индии составляло от 50 до 100 млн человек, и по меньшей мере половина из них, должно быть, проживала в долине Ганга.
Известно, что в ранний ведический период Гангская равнина была по-прежнему покрыта девственными лесами, однако к 300 году до н. э. на ней почти не осталось деревьев. Хотя ирригация обеспечивала надёжную основу для жизни многих деревенских семей, миллионы крестьян получали либо недостаточное количество воды, либо не имели её вовсе. Из-за колебаний силы муссонных дождей полагаться только на осадки для орошения полей всегда было рискованным делом. Сведение лесов, несомненно, увеличило риски засухи, а также силу наводнений, которые начинались на священной реке Ганг, когда муссонные дожди обрушивали слишком много влаги на предгорья Гималаев. Даже сегодня в тех случаях, когда засухи продолжаются в Индии два или три сезона подряд, жизнь миллионов людей, зависящих от дождевой воды для полива своих посевов, оказывается под угрозой. А в «Махабхарате», эпической поэме, написанной примерно между 300 годом до н. э. и 300 годом н. э., говорится, что однажды засуха продлилась двенадцать лет (см. [Bose 1961: 131 f.f]). Как утверждается в поэме, за это время высохли озёра, колодцы и родники, а земледелие и скотоводство пришлось забросить. В результате рынки и склады опустели, жертвоприношения животных прекратились – исчезли даже колья, к которым их привязывали. Не было никаких праздников – повсюду можно было видеть груды костей и слышать плач живых существ. Люди покидали города, а брошенные деревни предавались огню. Люди избегали друг друга, поскольку боялись себе подобных. Места поклонения были заброшены, стариков изгоняли из своих домов. Крупный рогатый скот, козы, овцы и буйволы превратились в свирепых зверей, которые нападали друг на друга. Погибали даже брахманы, оставшиеся без защиты. Травы и растения засохли – вся земля стала напоминать крематорий, и «в те страшные времена, когда больше не было праведников, люди принялись поедать друг друга».
По мере роста плотности населения хозяйства становились всё меньше, и теперь на землю можно было выпускать лишь самых необходимых одомашненных животных. Единственным видом, без которого нельзя было обойтись, был крупный рогатый скот – именно эти животные тащили плуги, от которых зависел весь цикл земледелия с естественным поливом. На семью должно было приходиться не менее двух быков, а также одна корова, которая могла приносить приплод на тот момент, когда эти быки больше не могли тащить плуг. Именно так крупный рогатый скот оказался в центре религиозного табу на поедание мяса. Будучи единственным сохранившимся видом сельскохозяйственных животных, быки и коровы заодно выступали потенциально единственным оставшимся источником мяса. Однако их убийство ради мяса представляло собой угрозу всему способу производства продовольствия. В итоге на говядину было наложено табу по той самой же причине, по которой на Ближнем Востоке запрету подверглась свинина – чтобы устранить искушение.
В то же время запреты на говядину у индийцев и на свинину у мусульман отражают разную экологическую роль соответствующих видов животных: если свинья вызывала отвращение, то корова обожествлялось. Почему дело должно было обстоять именно так, представляется очевидным, если исходить из того, что говорилось о значимости крупного рогатого скота в сельскохозяйственном цикле. Когда свинина стала слишком дорогой, чтобы выращивать свиней ради мяса, всё животное стало бесполезным – и даже хуже, потому что свинья годилась только для еды. Однако когда в Индии слишком дорогим для выращивания на мясо стал крупный рогатый скот, его ценность как источника тягловой силы не уменьшилась. Как следствие, коров нужно было защищать, а не гнушаться ими, и лучшим способом их защиты было запрет не просто на употребление в пищу говядины, но и на убийство этих животных. Проблема, стоявшая перед древними израильтянами, заключалась в том, чтобы не допустить расходование зерна на корм свиньям. Её решением стало прекращение разведения свиней. Однако древние индусы не могли отказаться от разведения крупного рогатого скота, поскольку для вспашки земли им требовались быки. Их главная проблема заключалась не в том, как воздержаться от разведения определённого вида животных, а в том, как воздержаться от их употребления в пищу, чтобы избавиться от голода.
Превращение говядины в запретный продукт возникло в практической жизни отдельных крестьян. Этот запрет не был результатом усилий сверхчеловеческого культурного героя или коллективного общественного разума, размышлявшего об издержках и выгодах альтернативной политики управления ресурсами. Культурные герои выражают устоявшиеся настроения своей эпохи, а коллективных разумов не существует. Установление табу на говядину было совокупным результатом индивидуальных решений миллионов крестьян: отдельным из них лучше, чем другим, удавалось удержаться от соблазна резать свой скот, поскольку они твёрдо верили, что жизнь коровы или быка священна. У тех, кто придерживался таких убеждений, было гораздо больше шансов сохранить свои хозяйства и передать их своим детям, чем у тех, кто считал иначе. Как и в случае многих других адаптивных реакций в культуре и природе, «конечный итог» религиозных запретов на употребление мяса животных в Индии
