– Деньги – это не главное.
– Что тогда?
– Главное – отношение.
– Это точно. Поэтому я постою здесь десять минут с включенным счетчиком под ваше честное слово.
– Ладно.
Он хлопнул дверью и обратился к спутнице, которая стояла рядом, зябко кутаясь в белый шарфик:
– Как самочувствие космонавтов?
– Супер!
– Ты уже в космосе? – он улыбнулся.
– В ближнем.
В подъезде тепло, светло, чисто, здесь оранжерея с цветами, а в маленькой комнатке на стареньком дряхлом диване спит милая бабушка-консьержка. Она точит лясы и знает всех здешних по имени. Хорошо, что она спит. Меньше знаешь – крепче спишь. Ему снова вспомнились бабушки у подъезда, тем вечером, пять с половиной лет назад. В тот раз он отъехал за угол, чтобы Оля смогла выйти.
– Воспользуемся лифтом или пройдемся по лестнице? – в шутку спросила Оля.
– Ясное дело по лестнице.
Он улыбался.
– Договорились!
Они прошли мимо лифтов и вышли на лестницу. Это было вне трезвой логики, но они и не были трезвыми. Они выпили две с половиной бутылки белого сухого вина на двоих.
Здесь тихо и гулко. Здесь никого нет, и не будет. Во-первых, полпервого ночи, а во-вторых, все нормальные люди (так называемые) ездят на лифте. Она никогда не ходила по лестнице. Ей было бы страшно здесь. Но сегодня с ней ее рыцарь.
Не сговариваясь, они замедлили шаг на третьей площадке. Здесь, на тесной лестнице, не было окон, и чувство легкой клаустрофобии не отпускало.
– Подышим минутку? – спросил он. – Или торопишься?
– Нет. За временем не угонишься.
– Правда. Как быстро ни двигайся, время тебя обгонит. Вечно что-то не успеваешь. А в сутках как было двадцать четыре часа, так и осталось.
– Есть ли смысл?
– В чем?
– В беге наперегонки со временем.
– Это вопрос из серии «в чем смысл жизни». Ты знаешь, в чем?
– Нет.
– Я раньше думал, что знаю. Все было просто. Любовь… Счастье… Я говорил так.
– Что изменилось с тех пор?
– Я стал взрослым. Я заработал денег. Я стал циником.
– То есть смысла нет?
– Нет светлой цели, высшего идеала. У меня просто бизнес, и мне нравится то, что я делаю.
– Хочешь вернуться в прошлое?
– Пусть прошлое останется прошлым, а мы будем жить в настоящем и думать о будущем.
– Мы могли бы вернуться в прошлое и исправить ошибки.
– Кто знает, где бы мы были, если бы их не было?
– Да… – Она улыбнулась. – Будущее зависит от нас. Знаешь, что я там вижу?
– Что?
– Это.
Обняв его, она коснулась его губ своими губами.
Через мгновение она улыбнулась:
– Помнишь, как ты нес меня от площади Ленина, через двор, а я болтала ногами и пела? К нам пристала пьяная девушка и сказала: «Ты все равно ее тащишь, дай закурить». Что за странная логика? Помнишь?
– Да.
– Я была дура и не знала, чего хотела. Какого-то принца. Думала, как увижу его, так екнет сердце – вот он, мой суженый-ряженый, а его все не было. Через много лет я оглянулась назад и подумала: может, он был? Может, я просто не поняла, что это был он?
Она коснулась его щеки:
– Много морщинок… У меня тоже… Стареем… А раньше казалось, что впереди вечность… Много-много лет. Целая жизнь.
– Разве сейчас – нет?
– Прошло полжизни и скоро – фьють – жизнь кончится.
– В наших силах сделать так, чтобы ее вторая часть была лучше первой.
– Мы уже начали.
– Тогда спускаемся вниз?
– Сегодня мы пьяные, а что будет завтра? Знаешь?
– Лучшая часть жизни.
Она улыбнулась грустно:
– Нет, Гена. Мы станем прежними. Трезвыми, правильными.
– Как же будущее? Мы уже начали делать его лучше.
– Мы однажды продолжим.
– Скоро?
– Не знаю. Может, когда снова напьемся. – Она открыла дверь к яркому свету, лифтам, квартирам. – Или завтра. Все было отлично, спасибо.
– До следующего раза? – Он улыбнулся.
– До следующего.
– Спокойной ночи.
– Спокойной.
Сережа бодрствовал, он ее ждал.
Сидя за компьютером в зале, он тыкал пальцами в клавиши и даже не глянул в ее сторону. Ни один мускул не дрогнул, ни на секунду он не прервался. Словно она была призраком.
– Здравствуй. Не рад меня видеть?
Сняв шубу, она бросила ее в кресло, следом шарф и сумку, и вышла в центр комнаты, глядя на мужа, который по-прежнему делал вид, что ее здесь нет.
– Новая тактика, да? Только учти, пожалуйста, я скажу все, что я думаю. Долго выдержишь?
– Пить меньше надо.
– Да, я пьяная. Не имею на это права?
– Советую тебе лечь спать.
– Я не хочу спать. Я хочу, чтобы ты меня слышал.
– Вопрос в том, хочу ли я слушать.
– Я знаю, что нет.
– Я с удовольствием выслушаю тебя утром.
Он встал.
– Уходишь? Думаешь, можно уйти от себя? Может, ответим вместе на некоторые вопросы? К примеру, на этот: что стало с нашей любовью? Как жить дальше? Тебе страшно, Сережа? Или тебе все равно? – Она сделала паузу. – Я ненавижу нас. Мы убили нашу любовь. Ее больше нет.
– Есть предложения?
– Чего хочешь ты?
– Я хочу, чтобы ты легла спать, а утром мы все обсудим без лишней экспрессии.
Она подошла ближе.
– У тебя есть кто-то, да?
– Ты уже спрашивала.
– Не хочешь спросить у меня?
– И?
– Нет. Пока нет.
– Вот и отлично.
Луч солнца выхватил мысль из мрака: не надо цепляться за прошлое, у которого нет будущего. Это бессмысленно и болезненно. Это агония счастья длиной в долгие годы. Кто возьмет скальпель? Кто будет хирургом? Может, утром уехать в будущее и не вернуться? Может, сделать это сегодня?
Что скажет мужчина, который не хочет слушать?
Глава 7
Через десять дней состоялись выборы.
Геннадий занял на них третье место. Четырнадцать целых и восемь десятых процента. Уступив действующему депутату-коммунисту Лобанову (тридцать три целых одна десятая) и другу районной администрации Белинскому (шестнадцать целых четыре десятых), он взял столько, сколько предсказывали. В четыре утра комиссия озвучила предварительные итоги, но все стало ясно уже в первые часы после голосования.
Предвыборная гонка вымотала Геннадия. Усталость наслаивалась на эмоции. Бледная кожа, темные круги под глазами, матовый взгляд – Ольга не спрашивала, что он чувствует. Он выдержал этот ад и не сдался. Третье место – очень неплохо для первого раза, но хочет ли он двигаться дальше? Скоро она узнает ответ на этот вопрос.
Кирилл Астахов, который, вопреки ожиданиям, занял только второе место, рвет и мечет, и жаждет возмездия. Он зол, очень зол. Он уже видел себя законотворцем, перед которым распахиваются все двери; льстивое окружение и лживые рейтинги уверили его в том, что победа дело решеное – и тем чувствительней вышел удар. Не нокаут, нет. Всего лишь урок на будущее. Выплеснув эмоции в пятнадцатиминутном телефонном разговоре с Красиным, с использованием мата через каждое слово, он пообещал на следующих выборах порвать всех как Тузик грелку, и к этому следовало отнестись со всей серьезностью. Ольга воочию видела, как стокилограммовый Киря носится с трубкой по комнате, топая и изрыгая проклятия, и не хотела бы быть там в эту минуту.
В начале пятого они вышли на улицу, в ночь, на тридцатиградусный декабрьский мороз.
– Бр-р-р! – Выдохнув клуб пара, Ольга зябко поежилась и сунула руки в карманы. – Холодно!
– Нам это только на пользу. – Он улыбнулся. – Спать очень хочется.
Гудела красная неоновая вывеска – «УНИВЕРСАМ» – и на улице Ленина в этот поздний-ранний час не было ни человека, ни машины, ни дикого зверя. Город спал. И им пора спать. Адреналиновое топливо кончилось. Как только все стало ясно и схлынуло напряжение, Ольга почувствовала, что валится с ног от усталости. Это было ее решение – быть в гуще событий, рядом с Геной, в прокуренном, пропитанном эмоциями штабе – и даже ее известные чувства к Вассману сегодня остыли; более того, был миг, когда она почувствовала даже нечто вроде симпатии к этому маленькому пухлому человечку а-ля Дени де Вито: он ведь старается, он член команды; может, он не так уж и плох, как о нем думают?
Ее спутник словно прочел ее мысли.
– Сегодня праздник. Прощание с Вассманом! – сказал он. – Отметим?
– Конечно. – Она улыбнулась и вынула из сумки ключи от машины. – Завтра.
– Завтра уже наступило. Выпьем по чашечке кофе?
– В полпятого?
– Да. Что такого?
– Мы же не в Вегасе и не в столице. Где?
– Дома, – ответил он просто. – Я сделаю капучино, – прибавил он.
– Вкусный?
– Очень.
– В таком случае – едем!
Он обрадовался и взял ее под руку.
– Поедем на мне. Не гоже сонной девушке садиться за руль в полпятого ночи.
– А ты?
– Я справлюсь.
– И я.
– Ох, и упертая ты! За это тебя и ценю. Тогда пять минут на раскачку и трогаем.
На парковке перед «Универсамом» было пусто, здесь мерзли шесть одиноких машин, хотя вечером яблоку негде было упасть. С дальнего краю забылась в коме вазовская «классика» с двадцатисантиметровым слоем снега на крыше и со спущенными колесами. Она здесь не первый месяц, брошенная и несчастная. Ее хозяин ездит на новой машине, а может, он умер. При взгляде на эту парковку рождается странное чувство: ощущение нереальности, потусторонности, странной местности. У ночного города свои правила. Он притягателен и одновременно опасен. Тьма полна желаний и страхов. Здесь древние инстинкты выходят на сцену.
