К мясу Генри открыл дюжину бутылок «Шато лафит Ротшильд» 1955 года.
Ронни предложил Мелоди Стросс заключить пари, что Карл проведет в тюрьме не больше десяти лет. Ронни утверждал, что судья Чемберлен известный либерал. Мелоди поставила десять долларов на то, что дадут пятнадцать лет. Но оба согласились, что «Шато лафит» лучшее вино, какое им приходилось пить.
Брайони не досидела до конца ужина, еще до десерта у нее закрылись глаза, и она уснула, положив голову на стол. Генри отнес ее в спальню и уложил в постель. Он сидел рядом с ней и гладил по голове, пока она не уснула вторично, только тогда он присоединился к гостям. Едва он вышел, Куки по черной лестнице пробралась в спальню Брайони с большой чашкой шоколадного мороженого. Брайони нашла в себе достаточно сил, чтобы проснуться и съесть мороженое.
На следующее утро в восемь часов Бронзо Барнс отвез Брайони в школу. Генри хотел, чтобы она побыстрее вернулась к нормальной жизни. Он устроил для нее долговременные консультации и долго разговаривал с директором школы и учителями Брайони. Он был доволен тем, что сделал все возможное, чтобы помочь ей пережить бурю и вернуться к спокойной жизни. Его предупредили, что понадобится много времени, но он верил в силу характера дочери и в ее зрелость.
Сам Генри в десять утра, пылая гневом и жаждой мести, отправился в суд. Ровно в десять судебный пристав призвал суд к порядку.
Генри Бэннок сидел вместе с Ронни Бантером на своем обычном месте в первом ряду.
Два надзирателя в мундирах ввели Карла Питера Бэннока. Он был в наручниках и кандалах, бледен, небрит и немыт. Под его налитыми кровью глазами залегли темные круги. Он умоляюще посмотрел через зал суда на Генри.
Лицо Генри оставалось холодным и гневным. Он долго смотрел Карлу в глаза. Карл неуверенно улыбнулся, и его губы дрогнули. Генри намеренно отвернулся от него, отвергая полностью и окончательно.
Карл, ссутулившись и шаркая, прошел по залу и остановился перед судьей Чемберленом.
– Обвиняемый, вы слышали вердикт жюри. Можете ли вы что-нибудь сказать ради смягчения приговора, который будет вам объявлен?
Карл посмотрел на свои ножные кандалы.
– Я сожалею, что причинил боль отцу и другим членам моей семьи. И постараюсь любым способом загладить свою вину.
– Это все, что вы хотите сказать?
– Да, судья. Мне очень жаль.
– Суд учитывает ваше раскаяние для смягчения приговора, – сказал судья Чемберлен и посмотрел на лежащие перед ним документы. Потом поднял голову.
– Оглашается приговор.
По обвинению в нравственном растлении несовершеннолетних я приговариваю вас к пяти годам заключения в федеральном исправительном заведении.
По обвинению в инцесте я приговариваю вас к шести годам заключения в федеральном исправительном заведении.
По обвинению в причинении умышленного насилия и тяжких телесных повреждений я приговариваю вас к шести годам заключения в федеральном исправительном заведении.
По обвинению в сексуальном насилии я приговариваю вас к пятнадцати годам заключения в федеральном исправительном заведении.
По обвинению в сексуальном насилии над несовершеннолетними я приговариваю вас к двадцати годам заключения в федеральном исправительном заведении.
Путем сложения наказаний и поглощения меньших сроков большим вы приговариваетесь к двадцати годам тюрьмы и должны провести в заключении не менее пятнадцати лет.
Судья Чемберлен выжидательно посмотрел на Джона Маршиуса. Маршиус поднялся.
– Ваша честь, прошу разрешить направить в Верховный суд апелляцию.
– Апелляция разрешена, – сказал судья Чемберлен. – Однако осужденный из зала суда отправится в тюрьму в Хантсвилл, где будет ожидать решения, а оттуда по месту отбытия наказания.
Он взглянул на надзирателей.
– Джентльмены, пожалуйста, исполняйте свои обязанности.
Надзиратели с обеих сторон взяли Карла за руки и повели к лестнице. Под звяканье кандалов он стал подниматься.
– Встать! – сказал судебный пристав.
Генри и Ронни задержались в зале суда.
– Могло быть и больше, – высказал свое мнение Ронни. – Я наделся на самое малое двадцать пять лет. Но пятнадцать тоже неплохо. По крайней мере на этот срок ты избавился от ядовитого семени, отравлявшего твою семью.
– А я вот думаю, – мрачно сказал Генри, – действительно ли все кончилось и мы с моими девочками видели это извращенное животное в последний раз?
* * *
Фургон подогнали к задней стене здания суда, выходящей в огороженный охраняемый двор. Заднюю дверь машины открыли, чтобы впустить Карла Бэннока. Сиденья по обоим бортам были оклеены надписями «ТОКС – ОИЗ», что означало «Техасское отделение криминального суда» и «Отдел исправительных заведений». Карла завели внутрь и приковали ножные кандалы к металлическим кольцам в полу у него между ступнями. Дверь захлопнули, заперли на замок, и фургон отправился в семидесятипятимильное путешествие в Хантсвилл, в исправительный центр.
Исправительная тюрьма «Холидей» – это квадратное бетонное здание высотой четыре этажа, с окнами, забранными прочными решетками. Тюрьму охраняют сторожевые вышки, она обнесена тремя рядами колючей проволоки. В каждых из трех ворот фургон проходил тщательный досмотр. Когда он добрался до главного здания, кандалы с Карла сняли и надзиратели провели его через несколько арок металлоискателей в приемное помещение.
Там его документы снова проверили, и имя, а также все особые приметы внесли в базу. Затем сержант за письменным столом подписал документ о приеме заключенного. Два новых надзирателя приняли Карла у тех, что его привезли. Через другую управляемую на расстоянии дверь его провели в главное помещение для новоприбывших. Все его личные вещи, в том числе золотое кольцо, бумажник и золотые часы «Ролекс», а также гражданскую одежду у него отобрали. Все это было переписано и снабжено ярлычками. Когда надзиратель дал ему на подпись журнал регистрации, он достал из бумажника Карла десятидолларовую банкноту и отдал ему.
– Зачем это? – спросил Карл.
– Ты сексуальный преступник. Это для покупки необходимых туалетных принадлежностей.
– При чем тут мой приговор?
– Узнаешь.
Надзиратель криво усмехнулся.
Он отвел Карла к парикмахеру, где его остригли наголо. Парикмахер отступил, восхищаясь своей работой.
– Прекрасно! – сказал он. – Парням в Холлоуэе ты понравишься, малыш.
Потом надзиратели отвели его в душ. Оттуда, голый и мокрый, он отправился к портному, который через щель в двери протянул ему тюремную одежду: белую футболку и подштанники, мешковатую белую хлопчатобумажную куртку, брюки и белые матерчатые туфли без шнурков.
Его провели через очередную арку металлоискателя, отвели в одиночную камеру в длинном ряду таких же помещений и заперли. Вся обстановка состояла из напольного унитаза, на котором приходилось сидеть на корточках, и деревянной койки, крепко привинченной к полу и боковой стене. Одно одеяло, никакого матраца. Позже через окошко в двери ему передали обед: миску водянистого супа и кусок хлеба.
На другое утро его вывели из камеры и отвели в допросную, где за стальным столом его ждали три работника исправительного заведения.
– Карл Питер Бэннок. Верно? – не поднимая головы, спросил человек, сидевший посередине.
– Да, – ответил Карл.
– Сэр, – поправил его спрашивавший.
– Сэр, – покорно повторил Карл.
– Приговор – от пятнадцати лет, верно?
– Да, сэр.
– Сексуальное насилие и педофилия. Верно?
– Да, сэр, – сказал Карл сквозь стиснутые зубы.
– Его надо определить в отделение Холлоуэя для тех, у кого большие сроки, – предложил другой член тройки.
Старший сказал:
– Отправим его на шестой этаж, там долгосрочники до него не доберутся.
– Единственное место, где они до него не доберутся, это небо, а туда этот красавчик вряд ли попадет, – усмехнулся третий, и все засмеялись.
В тот же день еще один фургон с теми же буквами «ТОКС – ОИЗ» отвез Карла на двадцать миль южнее, в исторический хлопковый рабовладельческий пояс, где в мрачной, унылой местности стояла тюрьма Холлоуэй, массивный бетонный памятник человеческому позору.
Ее охраняли еще строже, чем исправительный центр. Фургону потребовалось двадцать минут, чтобы проехать три пары ворот в изгороди из колючей проволоки и остановиться у входа в отделение приема заключенных. Прошло еще двадцать пять минут, прежде чем с Карла сняли наручники и ножные кандалы и подняли с первого этажа на шестой – конечный пункт назначения.
Из лифта его провели по короткому коридору к зеленой двери с надписью «Кабинет старшего надзирателя шестого уровня». Один из надзирателей постучал, в ответ изнутри послышался приглушенный рев. Надзиратель открыл дверь и ввел Карла в кабинет. Старший надзиратель сидел за письменным столом. К его форменной рубашке была прикреплена табличка с именем – Лукас Хеллер.
