Гибель «Лузитании» стала шоком для американского общества, но президент Вильсон не собирался отказываться от нейтралитета. Через шесть дней после потопления лайнера Вильсон ответил на предупреждение немецкого посольства, опубликованное в газетах 1 мая, заявив, что «никакое предупреждение об этом незаконном и бесчеловечном акте» не может служить оправданием случившегося. Немецкие власти извинились, как и в случае с транспортом «Галфлайт». Однако тон немецких газет был иным. По мнению печатного органа Католической центристской партии, Kolnische Volkszeitung, «затопление гигантского английского парохода – это успех, моральное значение которого значительно превышает материальное. С радостью и гордостью мы думаем об этом достижении нашего флота. И оно не будет последним. Англичане хотят уморить немецкий народ голодом. Мы более гуманны. Мы просто потопили английское судно с пассажирами, которые на свой страх и риск отправились в зону боевых действий».
В Британии гибель лайнера до конца войны оставалась ярким символом противоборства добра и зла, а истинным виновником гибели жертв капитана Швигера называли кайзера. Антигерманские волнения произошли в таких далеких от Европы местах, как Виктория, Британская Колумбия и Йоханнесбург. Капитана Тернера сбросило с мостика, но он выжил. Капитан Швигер продолжил охоту на британские суда.
Несмотря на торпедирование «Лузитании», Соединенные Штаты сохранили нейтралитет. Однако в Америке были и те, кто ставил под сомнение такую политику, а также считал безнравственным оставаться в стороне от конфликта в Европе. Весной того года бывший президент Соединенных Штатов Теодор Рузвельт опубликовал книгу, в которой утверждал, приводя примеры из истории оккупации Бельгии, что американское правительство должно решительно осудить «несправедливости», которые совершили там немцы. Американцы немецкого происхождения, предупреждал он, «обязаны в международных делах руководствоваться исключительно интересами Соединенных Штатов и требованиями высокой международной морали». Данте, напоминал Рузвельт, отвел «в аду специальное место для бесчестных», для тех ангелов, «которые не решились встать ни на сторону зла, ни на сторону добра». Непреходящее значение имеет только один мир – «мир справедливости».
Рузвельт утверждал, что широко разрекламированная кампания по отправке американских продуктов в оккупированную Бельгию позволяет Германии забирать деньги и продукты у бельгийцев, разрешая им получать помощь от других. «Профессиональному пацифисту не мешало бы подумать о том, что если нейтральные страны хотели предотвратить вторжение в Бельгию, для чего требовались лишь воля и способность применить силу, то этим актом «войны» они бы предотвратили несчастья и страдания невинных мужчин, женщин и детей лучше, чем вся организованная благотворительность всех «мирных» государств».
Призывая к ускоренному перевооружению Америки, усилению военной подготовки и значительному расширению программы строительства военно-морского флота, Рузвельт настаивал, что «войны, вероятно, не случилось бы», последуй Британия в мирное время совету тех, кто хотел ввести всеобщую воинскую повинность, «поскольку в этом случае она имела бы возможность незамедлительно выставить армию, по численности и силе не уступающую, например, французской». Об был убежден, что лучше вооруженная Британия могла бы остановить Германию в августе 1914 г., и предупреждал: «судьбу Антверпена и Брюсселя однажды повторят Нью-Йорк, Сан-Франциско и, возможно также, многие города внутри страны», если не будут приняты адекватные меры для укрепления обороны США.
Что касается роли Америки в конфликте, то Рузвельт гневно обрушился на тех, кто утверждал, что Соединенные Штаты должны взять на себя роль нейтрального посредника. Если народы Европы захотят мира и обратятся к Америке за помощью в его достижении, «то лишь потому, что воевали столько, сколько хотели или могли. Это произойдет не потому, что они считают нас образцом нравственности, – ведь мы бездействовали, изрекая дешевые банальности и прибирая к рукам их торговлю, пока они проливали кровь за свои идеалы, в которые верили душой и сердцем».
9 мая на Западном фронте французские войска предприняли наступление на немецкие позиции на хребте Вими. Эта была первая совместная попытка англичан и французов прорвать мощную оборонительную линию немцев. На протяжении пяти часов перед началом наступления французская артиллерия обстреливала противника шрапнельными снарядами. Затем, после двухминутного затишья, горнисты протрубили сигнал атаки. Солдаты выбрались из траншей и пошли вперед через нейтральную полосу. Преодолев около километра, они наткнулись на проволочные заграждения немцев, выдержавшие артиллерийский обстрел. С помощью специальных ножниц солдаты пытались проделать проходы в колючей проволоке, и в это время открыли огонь немецкие пулеметчики. Оставшиеся в живых добрались до второй линии заграждений. В итоге атака оказалась успешной, и немцы отступили на более выгодные позиции. Некоторые подразделения французов продвинулись вперед примерно на 5 километров, до деревень Вими и Живанши. Здесь они попали под огонь собственной артиллерии. В рядах французских войск сражалось подразделение Иностранного легиона численностью 3000 человек: во время наступления они потеряли командира, которому в грудь попала пуля снайпера, а также командиров всех трех батальонов и 1889 солдат.
9 мая британцы также перешли в наступление напротив деревень Фромель и Ла-Бассе, пытаясь захватить хребет Обер, с которого они отступили двумя месяцами раньше во время сражения у Нёв-Шапель. Во время крайне важной артподготовки осколочно-фугасными были всего 8 % снарядов, а сам обстрел продолжался только сорок минут и не мог нанести немецким заграждениям из ключей проволоки и траншеям серьезного ущерба. Многие снаряды оказались маломощными и почти не повредили немецкие земляные укрепления. Другие не разорвались. В одном из полковых журналов отмечалось, что снаряды, падавшие на позиции, были просто болванками, произведенными в Соединенных Штатах и наполненными опилками вместо взрывчатки. Некоторые снаряды, выпущенные из старых и изношенных орудий, не долетали до немецких траншей.
В результате неудачной артиллерийской подготовки начавшие наступление британские солдаты не могли преодолеть практически непострадавшую линию обороны немцев. В том же полковом журнале описывается, что, когда обстрел прекратился и дым рассеялся, «за все время войны у нас еще не было такой превосходной цели, как плотная шеренга людей в хаки, британцев и индийцев, шедших плечом к плечу. Можно было отдать только один приказ – «стреляйте, пока не разорвутся стволы».
День 9 мая стал не только днем скорби для британской армии, испытывавшей нехватку снарядов и прижатой к земле пулеметным огнем противника на хребте Обер. Это был еще и день надежд: началась отправка на фронт во Францию подразделений «армии Китченера». Первой погрузилась на суда 9-я (Шотландская) дивизия, одна из многих дивизий «новой армии», набранной за предыдущие девять месяцев по всей Британии. Через две недели за ней последовала 12-я (Восточная) дивизия, которая также отправилась на Западный фронт. Еще три дивизии «новой армии» были готовы отправиться на Галлиполи.
В то время как добровольцы, которым не терпелось вступить в бой, плыли во Францию, сражение на хребте Обер для британских и индийских солдат обернулось настоящей трагедией. После того как первая атака не смогла прорвать немецкую линию обороны, оставшиеся на нейтральной полосе раненые были накрыты огнем британской артиллерии, и смерть настигла их в воронках от снарядов, где они нашли укрытие. Судьбу стрелковой бригады передает следующий разговор.
Генерал Роулинсон: «Это в высшей степени неудовлетворительно. Где Шервудские стрелки? Где Ланкаширский полк справа?»
Бригадный генерал Оксли: «Они лежат на нейтральной полосе, сэр, и большинство уже никогда не встанут».
После неудачной первой атаки британские войска под огнем немцев побежали назад, к своим траншеям, но, поскольку они вели с собой пленных, их товарищи подумали, что враг перешел в контратаку, и по ним открыли огонь также из британских траншей. Под перекрестным огнем выжили немногие. Пытаясь восстановить порядок, бригадный генерал Лоури-Коул, ветеран сражения при Нёв-Шапель, встал на бруствер траншеи и попытался остановить бегущих, но был убит.
Вечером этого же дня Хейг приказал предпринять еще одну атаку – несмотря на данные воздушной разведки о том, что к немцам постоянно поступают подкрепления. Командир Индийского корпуса генерал Уилкокс опротестовал приказ о наступлении – как и при Нёв-Шапель (тогда успешно). Генерал Гоуф, командир 7-й дивизии, также сообщил Хейгу: после «личной рекогносцировки» местности он убедился, что «любая последующая атака при дневном свете обречена на неудачу». И только генерал Хакинг, командир 1-й дивизии, был уверен в успехе. Хейг прислушался к мнению Хакинга.
