Через сутки русские были выбиты из Горлице; пять дней спустя им пришлось оставить Тарнув. Тысячи русских солдат остались лежать на поле боя. Девять месяцев успешных наступлений русской армии закончились. Австро-германские войска один за другим возвращали себе карпатские перевалы. За неделю боев в плен попало более 30 000 русских солдат. После сражения за горный город Санок русский генерал сообщал в рапорте, что его армия «истекла кровью».
Свидетелем страданий русских солдат стала британская медсестра Флоренс Фармборо, служившая в русской армии. Добравшись до монастыря в селе Молодия, отступавшие врачи и медсестры развернули полевой госпиталь. «Невозможно было определить, как и когда получены эти раны; посреди этой огромной волны страданий, острота которых была нам видна и слышна, мы могли только одно – стиснуть зубы и работать». Десяток карет скорой помощи увозили легко раненных в тыл. Но на смену им тут же привозили новых. Раны, которые видела Флоренс, «вызывали удивление – почему человек с таким искалеченным телом еще жив, способен говорить и понимать». У одного из раненых, к которому она подошла, одежда слева пропиталась кровью. «Я раздвинула одежду и увидела ниже ребер сплошное месиво; желудок и брюшная полость были полностью размозжены, а левая нога соединялась с искалеченным телом несколькими полосками кожи». Проходивший мимо священник в ужасе закрыл глаза и отвернулся. «Тусклые глаза солдата смотрели на меня, губы шевелились, но беззвучно. Не могу описать, чего мне стоило пройти мимо, не оказав ему помощи, но мы не могли тратить время и перевязочный материал на безнадежные случаи, а меня ждали другие раненые».
Два дня спустя на долю Флоренс Фармборо выпало еще одно испытание – поступил приказ отступать, оставив самых тяжелых. «Те, кто мог ходить, встали и пошли с нами; они бежали, прыгали, хромали, стараясь не отстать. Искалеченные ползли за нами, умоляя не бросать их в беде. На дороге мы тоже встречали раненых; некоторые в изнеможении лежали прямо в пыли. Они тоже окликали нас, хватались за нас, просили остаться с ними. Нам приходилось вырывать свои юбки из их цепких рук. Иногда просьбы перемежались проклятиями; далеко позади мы слышали проклятия тех наших братьев, которых нам пришлось бросить на произвол судьбы. Сгущающаяся темнота лишь усилила панику и страдания. Сопровождаемые оглушительными разрывами снарядов, проклятиями и мольбами раненых вокруг и позади нас, мы поспешно уходили в ночь».
В Вене австрийский министр иностранных дел, граф Чернин, считал, что пришло время искать мира с Россией – в русле «политики отказа» от всех завоеваний Австрии и Германии. Как он заявил парламенту в Вене сразу после войны, это был «единственный момент» во всем конфликте, когда имелась возможность заключить мир с Россией на выгодных условиях – «русская армия бежала, а русские крепости рушились как карточные домики». Однако в Берлине были убеждены, что победа при Горлице – это всего лишь прелюдия к полному разгрому русских армий, и считали подобные разговоры о мире преждевременными. В том же месяце канцлеру была отправлена петиция шести самых крупных в Германии экономических и промышленных групп с требованием территориальных аннексий и изменений после победы.
Требования немецких промышленников включали (на западе) военную и экономическую зависимость Бельгии от Германии, изъятие у Франции побережья Ла-Манша до устья Соммы, аннексию угледобывающего региона на севере Франции и контроль над крепостями Верден, Лонгви и Бельфор. Авторы петиции также просили основать «колониальную империю, способную удовлетворить разнообразные экономические интересы Германии», по большей части за счет Британии и Франции. На востоке предлагалась аннексия «по крайней мере части» прибалтийских областей и территорий России «к югу от них», чтобы сбалансировать «существенное расширение» производственных ресурсов на западе «соответствующим присоединением сельскохозяйственных территорий на востоке». Население аннексируемых земель составляло 11 миллионов человек. Одним из главных инициаторов петиции был Альфред Гугенберг[78], председатель наблюдательного совета сталелитейной компании Круппа.
В Германии считали, что удача улыбается им как на востоке, так и на западе. 1 мая газовые атаки немцев заставили британские войска отойти почти к пригородам Ипра. Многие из отравленных газом были доставлены на полевой перевязочный пункт в Эссекс-Фарм близ Бузинге. На кладбище рядом с тем местом, где находился перевязочный пункт, похоронены более 1000 британцев, 9 канадцев и 83 неизвестных солдата. Среди тех, кто ухаживал за ранеными в Эссекс-Фарм, был 42-летний канадский врач Джон Маккрей. Автор книги по патологии, в самом начале войны он записался добровольцем в артиллерию, но затем его перевели в Королевский медицинский корпус канадской армии. Проведя два дня среди несчастных жертв газовых атак, он написал одно из самых цитируемых поэтических произведений о войне на английском языке:
На Фландрии полях, где маки шелестят,Где мы, безмолвные, лежим за рядом ряд,Могильные места помечены крестамиИ жаворонки в небесах звенят над нами,Пока орудия вдали едва гремят.
Мы – мертвецы. Всего лишь пару дней назадМы видели рассвет, мы видели закат.Любили мы и нас, но вот лежим, увы,На Фландрии полях.
Вставайте, братья, на смертельный бой с врагом!Священный факел битвы вам передаем.Держите высоко! Но если клятву выНарушите, то помните – мы не уснем,Хотя и будут маки шелестеть кругомНа Фландрии полях [79].
На море 1 мая немцы также добились успехов и на Западном, и на Восточном фронте. У побережья Сицилии немецкая подводная лодка потопила американское торговое судно «Галфлайт». Погибли три американских моряка. В тот же день все крупнейшие газеты Нью-Йорка поместили объявление немецкого посольства в Вашингтоне, содержавшее следующее предупреждение: «Напоминаем путешественникам, намеревающимся пересечь Атлантику, что Германия находится в состоянии войны с Великобританией и ее союзниками и что зона военных действий включает воды, прилегающие к Британским островам». Поэтому суда под флагом Великобритании или ее союзников «подлежат уничтожению в этих водах, и путешественники, плывущие в зоне боевых действий на судах Великобритании или ее союзников, делают это на свой страх и риск». Это предупреждение было напечатано рядом с объявлением компании Cunard Line об отплытии в 10 утра (а также 29 мая) лайнера «Лузитания», «самого быстрого и самого большого парохода на «Атлантических линиях».
«Лузитания» вышла в море в тот же день, как и планировалось, лишь задержавшись на два с половиной часа. Через шесть дней, 7 мая, лайнер был торпедирован у южного побережья Ирландии. Выйди судно из порта вовремя, немецкая подводная лодка его могла бы и не заметить. 6 мая субмарина U-20 под командованием капитана Вальтера Швигера без предупреждения потопила два британских торговых суда, «Кандидат» и «Центурион». Немцы выпустили четыре торпеды; три осталось. В тот вечер капитан «Лузитании» Уильям Тернер получил радиограмму от британского Адмиралтейства: «Активность подводных лодок у южного побережья Ирландии». В ту ночь и следующим утром были отправлены еще четыре таких же предупреждения.
Шестое предупреждение Адмиралтейства на «Лузитании» приняли 7 мая в 11:52 утра. Рекомендации всем британским капитанам предписывали «избегать мысов, возле которых обычно прячутся и выходят на охоту подводные лодки». Тернеру предстояло пройти три мыса: Браунхед, Галлей и Старый Кинсейл. В инструкциях также настоятельно рекомендовалось держаться середины проливов. Тернер находился в 19 километрах от побережья Ирландии в месте, где расстояние между берегами составляло 225 километров. Рекомендации предписывали идти «на максимальной скорости». Тернер сбросил скорость. Рекомендации предписывали двигаться зигзагом. Тернер выбрал прямой курс. Рекомендации вступили в силу 10 февраля. Дополнения относительно противолодочного зигзага внесли 16 апреля.
В полдень 7 мая подводная лодка U-20 заметила крейсер «Джуно», но он двигался на полной скорости, противолодочным зигзагом, и капитан Швигер отказался от преследования. Полтора часа спустя он обнаружил «Лузитанию» и без предупреждения выпустил одну торпеду. Лайнер затонул за восемнадцать минут. Из 2000 пассажиров, находившихся на борту судна, погибло 1198 человек, из них 128 американцев. Когда американский посол в Берлине, предполагавший (ошибочно), что его отзовут в знак протеста, попросил одного из ведущих немецких банкиров принять на сохранение его ценности, банкир ответил через секретаря: «Скажите судье Джерарду, что я позабочусь о его ценностях, но еще скажите ему, что, если завтра «Мавритания» выйдет в море, мы потопим и ее».
