Чудеса Фуги плохо передавались обычными словами и даже мыслями, и все чаще мысль о саде связывалась у него не с тем волшебным садом, где он спал или грезил наяву, а с обычным местом, где растут яблони.
Воспоминания уходили от него, и он не мог даже их удержать. Он думал, что это похоже на умирание: терять то, что любишь, и быть не в силах удержать это. Да, именно умирание.
2
Брендан потихоньку возвращался к жизни. Скоро Джеральдина смогла свести его вниз, но он не интересовался ничем, кроме чая и телевизора, и изъяснялся в основном междометиями. Кэл наблюдал за отцом, сидящим у экрана с каменным лицом, что бы там ни показывали, и гадал, что случилось с тем Бренданом, которого он знал. Может, он и сейчас прячется где-то за этими неподвижными глазами? Или он просто испарился, как то злополучное письмо от Эйлин? Может, и к лучшему, что он не испытывает боли, подумал Кэл и тут же оборвал себя. У гроба тоже часто говорят: «Как хорошо, что он почти не мучился». Но Брендан еще не умер.
Время шло. Присутствие Джеральдины успокаивало Кэла не меньше, чем старика. Ее улыбка в эти хмурые месяцы была единственным светлым пятном. Она приходила и уходила, а в начале декабря предложила пожить у них – вполнеестественное развитие событий.
– Я не хочу за тебя замуж, – объяснила она. Печальный пример Терезы, чей брак уже через пять месяцев дал трещину, подтвердил ее худшие подозрения. – Может быть, захочу потом. А сейчас я просто рада быть рядом с тобой.
С ней было легко: практичная, не витающая в облаках, хорошая подруга и хорошая любовница. Она следила за тем, чтобы счета оплачивались в срок и чтобы в коробке всегда был чай. Это она предложила Кэлу продать голубей.
– Твой отец ими совсем не интересуется, – сказала она как-то. – Он и не заметит их отсутствия.
Это было так, но Кэл не спешил. Весной отец мог проявить свежий интерес к своим былым любимцам.
– Ты же знаешь, что это не так, – возразила она на это его замечание. – Так зачем вам эта лишняя обуза? – однако она отложила обсуждение до более удобного случая.
История повторялась. Такие же разговоры Кэл слышал когда-то от матери с отцом. И, как и отец, он не поддался и не стал продавать птиц.
Истинной причиной его упрямства была, конечно, не забота о Брендане, а то, что только птицы напоминали ему о событиях лета. В первые недели он покупал по дюжине газет ежедневно, разыскивая упоминания о Сюзанне, о ковре или о Шэдвелле. Но нигде ничего не было, и постепенно он перестал искать. Хобарт и его люди тоже не появлялись, и это означало, что история если и продолжает развиваться, то уже без него.
Он так боялся забыть Фугу, что рискнул записать то, что еще помнил о ночи, проведенной там, но это было не так много. Он занес в записную книжку имена: Лемюэль Ло, Аполлина Дюбуа, Фредерик Кэммел, – но напротив их не было ни телефонов, ни адресов. Это были только имена, и с течением времени Кэл уже не мог вспомнить лиц их обладателей.
3
Иногда ему снились сны, от которых он просыпался в слезах.
Джеральдина утешала его, как могла, притом что он не пересказывал ей своих снов. Собственно, он и не помнил их: только щемящую печаль, остающуюся после пробуждения. Она садилась рядом, гладила его по голове и говорила, что все будет хорошо. Конечно, она была права. Сны приходили все реже, пока не прекратились совсем.
4
В конце января, когда нужно было оплачивать рождественские счета, он все же продал голубей, оставив только 33 и его голубку. Их он продолжал держать, хотя уже почти не помнил, по какой причине.
IV
Кочевники
1
Зима эта была плохой для Кэла, но куда хуже для Сюзанны, которой грозили неприятности пострашней скуки и дурных снов.
Началось это еще в то утро, когда она и братья Певерелли едва смогли убежать от Шэдвелла. С тех пор жизнь ее и Джерихо, с которым она не расставалась, постоянно были в опасности.
В Доме Капры ей рассказали об этом, как и о многом другом. Больше всего ее впечатлил рассказ о Биче – члены Совета бледнели, говоря о том, насколько близки к гибели оказались Семейства.
Хотя ее нынешние враги – Шэдвелл и Хобарт – были другой породы, она как-то подсознательно соединяла их с Бичом. И он, и они были врагами самой жизни и ненавистниками Чародеев.
И они были одинаково беспощадны и неутомимы. Сюзанна и Джерихо всякий раз опережали преследователей буквально на шаг. В первый день они покинули город, купив какую-то старую колымагу взамен полицейской машины, и с тех пор не знали покоя.
Больше всего ее удивляло отсутствие Иммаколаты. Неужели Колдунья предпочла остаться на ковре? Или ее с сестрами задержали там против воли? Она не смела на это надеяться, но менструм, которым она владела все лучше, ни разу не предупреждал ее о приближении Иммаколаты.
Джерихо в первые недели держался от нее на расстоянии, должно быть, из-за менструма. Но постепенно она убедила его в том, что ни она, ни менструм (если можно было отделить их друг от друга) не собираются причинять ему вреда, и он успокоился. Она даже рассказала ему о том, как впервые овладела этой силой и спасла с ее помощью Кэла. Выговорившись, она почувствовала облегчение, и менструм отозвался на это новыми способностями. Так, в каком-нибудь из их убогих убежищ она видела вдруг лицо Хобарта – иногда вместе с Шэдвеллом, но чаще одного, с горящими глазами фанатика и сжатыми губами, твердящими ее имя. Это был знак, что пора бежать, днем или ночью – хватать сумки, ковер и бежать.
Она открыла в себе и другие таланты. Она теперь постоянно видела огни, которые Джерихо показал ей на Лорд-стрит, и привыкла к ним, как к обычной информации о людях, вроде голоса или выражения лица. Еще она научилась видеть каждое явление в развитии – так, в бутоне она видела цветок, который распустится весной, а потом и плод. Это имело несколько последствий – она перестала есть яйца и, что хуже, начала превращаться в фаталистку.
Спас ее от этого Джерихо своим неиссякаемым жизнелюбием. Цветок обязан был расцвести; но у людей и Чародеев был выбор – какой дорогой пойти по жизни.
Такой выбор встал и перед ними: остаться просто друзьями или сойтись ближе. Они стали любовниками, причем так естественно, что Сюзанна даже не уловила этот переход. Они не обсуждали это; все было сказано еще там, у камня перед Домом Капры. Он был превосходным любовником, улавливающим малейшие движения тела и души партнерши.
И, конечно, он был виртуозом своего дела. Благодаря ему они путешествовали, как королевские особы инкогнито (насколько позволяла спешка). Она не знала, врожденный талант это или чары. Он мог украсть любой предмет, независимо от размера и ценности, и они каждый день лакомились деликатесами и пили шампанское, которое он полюбил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
