Обе имевшихся в крепости противотанковых ракетных установки были заранее выставлены на вал и выстрелили почти одновременно. Талу увидел, как два смертельно-белых огня, оставлявших за собой ровные полосы бледного дыма, стремительно помчалось к вражеским танкам. Один тут же взорвался, за ним вспыхнул бронетранспорт, захваченный нападавшими в Сире.
Уцелевшие ответили дружным залпом. В каждый спешно отрытый на гребне вала окоп попало одновременно по нескольку снарядов. Когда облако пыли и дыма рассеялось, вал в этом месте стал на полтора метра ниже.
Казематные пушки открыли шквальный огонь, но их калибр оказался недостаточным. Трехдюмовые снаряды, высекая ослепительно-огромные снопы искр, просто рикошетировали от лобовой брони. Для базук танки тиссов были слишком далеко. Они тоже начали стрелять.
Первый же снаряд снес внешние броневые ворота. Второй уничтожил внутренние, на другом конце пронизывающего вал туннеля. Вход в крепость был открыт, но от взрыва заложенных еще при постройке крепости фугасов свод туннеля, вместе с частью вала, рухнул, завалив проход грудой земли и бетонных глыб — ни одна машина, даже танк, там уже не прошла бы.
Укрываясь за тонким парапетом, Маоней видел, как под ударами пятидюймовых бронебойных снарядов врытые в вал казематы превращаются в бесформенные груды щебенчатого крошева. Их бетон не был даже армирован и, судя по тому, как легко он рассыпался, песка в нем было несравненно больше, чем цемента. Уцелевшие бойцы выбирались из разбитых бункеров и кидались кто куда, обезумев от страха.
Когда с укреплениями было покончено, шквал снарядов обрушился на дворец — Талу даже удивило, что тиссы не начали сразу с него. Обезумевшие от грохота бойцы бросились вниз, спасаясь от свистящих осколков, но юноша остался на месте. Он уже хорошо понимал, что жить ему осталось какие-то минуты, и хотел только увидеть перед смертью как можно больше.
Укрывшись за выступом стены, Маоней застыл, прикрыв глаза от блеска залпов. Здание содрогалось под его ногами, вокруг летели обломки, осколки — он не двигался, зная, что куда лучше быть разорванным в клочья, чем попасть в руки разъяренных врагов.
Над его головой, в стене надстройки, где находился центр связи, с громом, в тучах пыли открывались огромные бреши. Затем вся она беззвучно осела, увлекая две высокие радиомачты. Одна раздробила стену совсем рядом с юношей и рухнула вниз. Обстрел продолжался — Маоней понимал, что впавшие в исступление танкисты будут стрелять до последнего снаряда. Его оглушило, взрывы несколько раз сбивали его с ног, осыпали пылью, но он не пытался укрыться. Ему почему-то уже не было страшно, хотя все вокруг взрывалось и рушилось.
С чудовищной огневой вспышкой вспучилась крыша бензохранилища, между его старых кирпичных стен запылал хлынувший из взорвавшихся цистерн бензин. Все вокруг залил ослепительный свет. В непрерывных взрывах начало разваливаться прочное четырехэтажное здание главной казармы. Смялась и в облаках пыли рухнула коробка ремонтного цеха, где техники пытались привести в порядок вертолет Талу и остальные машины. Снеся местами вал, снаряды рвались повсюду, вздымая фонтаны земли, перепахивая дорожки, разбивая в щепы столетние деревья парка вокруг дворца.
Дотла разрушив крепость, танки начали бить по зданию Соарской ГЭС. Во все стороны полетели осколки бетонных панелей. Когда снаряды разбили простенки, весь фасад рухнул, увлекая перекрытия машинного зала. Затем взорвались масляные баки и завалы вмиг охватило жирное, дымное пламя, стеной поднимаясь вверх.
Все огни здесь и в Соаре погасли, потом лампы в крепости вспыхнули вновь — включился аварийный дизель в бункере дворца. Танки продолжали расстреливать пылавший остов ГЭС, пока здание полностью не рухнуло. Персонал станции составлял сорок человек и все они, без сомнения, погибли.
Наконец, танки один за другим прекратили огонь — у них кончились снаряды. Несколько мгновений царила пугающая тишина и Талу успел стряхнуть с одежды и волос часть осевшей на них пыли. Затем танки взревели моторами и пошли вперед. За ними поднялись густые цепи атакующих.
С разбитого гребня крепостного вала тут же полетели огненные шары реактивных гранат, — стрелки-истребители знали свое дело. Талу показалось, что кроме них здесь уже нет уцелевших, но тут он заметил выбиравшихся из укрытий бойцов и три вышедших из-за дворца «Химеры». Взобравшись на крепостной вал, они открыли огонь по вражеским танкам. После первого же залпа взорвались три вражеских машины, гранатометчики подожгли еще две, однако остальные продолжали атаку. Вскоре две «Химеры» были подбиты танками тиссов, третья отошла — но к тому времени атакующие сами потеряли десять танков, четырнадцать БТР и человек двести пехоты. Тем не менее, тиссы все равно продолжали наступать.
Окружавшие крепость надолбы уже были разбиты, крепостной ров наполовину засыпан, вал кое-где почти срыт — но танки тиссов даже с ходу не могли пересечь его. Они остановились у брешей, стреляя из пулеметов. Вслед за ними подошла пехота, но и ей пришлось несладко — разбитый крепостной вал превратился в неровные нагромождения земли и бетонных обломков, даже более удобную позицию, чем целое укрепление. Стрелки вели огонь из сохранившихся местами полуразбитых казематов — там, где они не были завалены землей доверху. Непрерывно хлопали стоявшие за дворцом минометы, на тиссов сыпался смертоносный ливень мин, но они все равно атаковали, не обращая внимания на потери. Их было много больше, чем защитников, и их вела ненависть к уничтожившим их мир.
У южного вала собрались почти все оставшиеся в живых бойцы крепости, — девять сотен файа и людей. Те, наконец, поняли, что сражаются не за идеи Проекта, а за свои жизни, и дрались с яростью обреченных, цепляясь за каждый обломок. На развалинах укреплений началась страшная рукопашная. Маоней содрогнулся, увидев подробности, — даже отсюда. Он понял, что даже звери не сражаются с такой неистовой жестокостью, отбросив все правила и нормы.
Вскоре защитники были смяты и бежали. Тиссы ворвались на гребень вала и закрепились на нем, но когда они, сосредоточив силы, пошли в последнюю, как им казалось, атаку, уцелевшие бойцы встретили их шквальным огнем из развалин казармы, еще дымящихся воронок, из-за завалов, деревьев, из-под искореженных автомобилей… Десяток крупнокалиберных пулеметов, установленных на бесполезных танках, превратил атаку в бойню и тиссы, редея, откатились назад.
Маоней не мог больше оставаться наверху — среди попавших во дворец снарядов были и термитные, а горючих материалов в здании оказалось куда больше, чем было предусмотрено проектом. Пожар быстро разгорался, жгучий дым душил и выедал глаза, не давая разомкнуть век. Юноша нырнул в рваный пролом на месте броневой двери, скатился вниз по лестнице, опаленный огнем, с обожженными о раскаленные перила руками, выхватил пистолет и с криком бросился вперед, уже плохо понимая, что делает. Узнав командира, бойцы последовали за ним, но Маоней этого уже не заметил. Он застрелил двух тиссов, бросившихся на него, но тут в его «Омеге» кончились патроны. Ошалев, он сам бросился на третьего, бесполезно выставившего разряженный автомат. Едва увернувшись от направленного в живот штыка, Талу ударил солдата рукояткой пистолета в лицо, яростно вырвал оружие, и прикончил упавшего тисса, вонзив ему в горло его собственный нож.
Контратака оказалась совершенно неожиданной для тиссов. Им пришлось оставить в покое немногочисленных бойцов, еще державшихся в разбитых казематах вала, но помощь безнадежно запоздала и атакующих самих уже обходили со всех сторон. Последняя уцелевшая «Химера», уже горящая, таранила вползавший в пролом вала тяжелый танк тиссов, и исчезла вместе с ним в облаке взрыва.
Оглядевшись, Маоней увидел, что его бойцы вновь отступают. Они уничтожили несколько десятков тиссов, но понесли слишком большие потери. Теперь даже те, кто еще держался на позициях, бежали, падая под пулями.
Талу перевел взгляд на венчавшее холм огромное здание дворца; построенный еще полвека назад, он также служил главным складом крепости. Все его окна были выбиты, верхние этажи пылали, как костер. Но белые бетонные стены дворца почти не пострадали. Танковые снаряды тиссов лишь испещрили их множеством выбоин, не причинив серьезного вреда огромному зданию.
Юноша побежал к дворцу под грохот и вой взрывов. За баррикадами у его ворот сгрудились бойцы истребительного отряда. Маоней бросил чужое оружие и, выкрикивая свое имя, помчался вперед. Вслед ему стреляли, свистели пули, но он несся, как на крыльях, пока его не скрыл бетон.
Кое-как отдышавшись, он огляделся. Здание уже окружили скрывавшиеся в каждой щели тиссы, обстреливая его. Стрельба доносилась отовсюду, в небе стояло зарево. Бетонный блочный бруствер, защищавший ворота, обвалился. Позади него возвышалась ярко-белая гладкая стена двадцатиметровой высоты — фасад гигантского главного зала. Свет огня вырывал из темноты лишь верхнюю ее часть, земля тонула в непроницаемом мраке. В огромные ворота из темной шестидюймовой брони и гекса вошла бы, не наклоняя головы. Они слабо отблескивали, словно покрытые инеем, и устояли бы и под артиллерийским огнем. Их мог пробить лишь бронебойный снаряд. Квадратные окна зияли чернотой на высоте четвертого этажа; стены дворца были чуть больше метра в толщину, но отлиты из окременевшего от старости, очень прочного бетона. Свои жилища файа строили на совесть.
