– Вообще-то… если при монастыре в самом деле открыть университет,топросвещенные монахи-богословы, знакомые с философией, сумеют лучше обосновать существование Господа Бога…
– Отец Дитрих, – сказал я серьезно, – университетские факультеты не этим должны заниматься! С того момента, как религия начинает искать помощи у философии, ее гибель неотвратима. Религия, как всякий абсолютизм, не должна оправдываться.
Он строго посмотрел на меня.
– Сын мой, это не оправдывание. Это объяснение, что…
Я покачал головой.
– Отец Дитрих, простите великодушно, что прерываю. Объяснение – уже уступка. И оправдывание. В университете будет чем заняться вместо того, чтобы искать оправдания для существования Творца. Одна только химия, что мне все учебу портила… то есть сейчас она пока еще в шкуре алхимии, чего стоит, проклятая! Но знать ее надо, увы. Другим, не мне. Я теперь лорд, мне можно не знать, уже не знать, как хорошо!.. Вот и будем готовить молодое поколение молодых и грамотных, но… не подлых! Этим и должна заниматься церковь. Чтоб получались умные и грамотные, но – не подлые! Это очень трудно, но такое иногда удается. Главное, нужно это сделать массовым.
Он молчал, ошарашенный таким натиском, отцы-инквизиторы переглядывались. Я видел на лицах у одних одобрение, другие посматривали осуждающе.
Отец Дитрих спросил:
– Чем она должна заниматься, сын мой?
В его суровом голосе звучала ирония, мол, ну-ну, скажи нам, убеленным сединами, чем должна заниматься церковь. Я выпалил с излишней, видимо, страстностью:
– Я уже сказал, готовить не подлых! Умных, технически развитых, но не подлых!.. Неужели прогресс – это обязательно абсолютное недоверие друг к другу и страстное желание нагреть ближнего?
Воцарилось молчание. Все ощущают, что я одновременно полемизирую и с какой-то важной идеей, что входит в жизнь, неторопливо осмысливают, ощупывают, поворачивают так и эдак. Наконец, один из старейших инквизиторов произнес со вздохом:
– То, что я уловил, говорит о том, что сэр Ричард хотел бы заполучить грамотных монахов. И еще желает богословский факультет, что весьма важно… Сколько мы говорим, что малограмотные проповедники скорее дискредитируют учение Христа, чем его внедряют в массы! Эту беду можно если не избежать, то уменьшить…
Я поглядывал на отца Дитриха, держится скромно, и не подумать, что именно он – верховный инквизитор, потом вспомнил, что должность эта выборная, а кроме того, сейчас разбирается его случай, он просто обязан держаться нейтрально.
Я слушал внимательно, а когда священник остановился перевести дыхание, заговорил мягко:
– Святой отец, я полностью согласен со всеми этими догмами. Даже с этой заповедью Христа: «Что хочешь себе, то делай и другим», потому что я тоже молод и также хочу крутых перемен… хотя эта заповедь, конечно же… как бы мягче сказать, в общемировом культурном пласте… гм… весьма… даже очень весьма… нехороша.
Инквизитор насторожился, брови поползли на середину лба. В молчании откинулся на спинку кресла, взгляд стал острым и подозрительным.
– Сын мой, сомневаться в заповедях самого Иисуса Христа… это то же самое, что сомневаться в истине Господа.
– Христос не был Богом, – возразил я. – А богочеловечность означает, что в нем было много и от человека. Какая-то дурь, неистовость, какие-то наши слабости и заблуждения… Ведь даже очень хороший человек может совершить ужасные вещи, искренне полагая, что поступает правильно!
Я ощутил себя на острие множества взглядов, недоверчивых и колючих. Даже отец Дитрих смотрел на меня неотрывно, в нем проступил настоящий инквизитор.
– Ив чем, сэр Ричард, – спросил он суховато, – вы усмотрели… ошибку Христа?
– Его отец, – сказал я, – дал людям заповедь: «Не делай другому то, чего не хочешь себе». Это простое и ясное правило, суть его в том, чтобы не вредить. Или хотя бы уменьшить количества вреда. Все мы, люди, не хотим себе вреда, не так ли?
Он кивнул. Лицо оставалось строгим, а взгляд настороженным.
– Это бесспорно, сэр Ричард. Но меня интересует, где вы увидели ошибку в заповедях Христа.
Я вздохнул, развел руками.
– Отец Дитрих, я же сказал, христово «Что хочешь себе, то делай и другим», принимаю всем сердцем! Я тоже воинствующий экстремист и тоже навязываю другим свое мнение. И мне как раз нравится, что церковь навязывает! Хотя понимаю, что это все от молодости и неопытности Христа. Он не прожил столько, сколько Его Отец. По молодости Христос искренне верил, что если это хорошо для него, то должно быть хорошо и для других!
Отец Дитрих смотрел неотрывно, во взгляде я не увидел понимания, ждет развернутого объяснения. Я сказал уже с напряжением в голосе:
– Навязывание своих взглядов, так осуждаемое в моем срединном, у меня протеста не вызывает, пока ученые навязывают спортсменам и актерам… в смысле умные – дуракам. Однако бывает и так, что навязывают сильные слабым, а сильные, как мы уже знаем по опыту, редко бывают умными.
Он, как и все, слушал напряженно, на миг во взгляде что-то изменилось, но тут же вернулась прежняя настороженность.
– Из этой заповеди, – сказал я, – вытекает оправдание цензуры, диктатуры, подавления инакомыслия… И все из наивного и чистого убеждения, что раз это хорошо для одного, то хорошо и для других!
Отец Дитрих проронил:
– Но разве жизнь Христа не достойный пример?
– Жизнь Христа была коротка, – напомнил я невесело. – Примеров из нее удается настричь мало. Остальные правила додумываются церковью, которая… согласен-согласен, непогрешима! Но ереси возникают от того, что кто-то из церковных деятелей решает другим навязать свое понимание того, что говорил Иисус!.. Да что ереси – революции тоже зачинают искренние и честные люди, свято уверенные, что если это считают верным они, то нужно навязать и другим!
Он молчал, задумавшись. Это длилось так долго, что я задвигался, наконец кашлянул. Отец Дитрих вздрогнул, поднял голову. В глазах инквизитора я увидел глубокую озабоченность.
– Сын мой, – проговорил он, и я вздохнул с облегчением, когда отец Дитрих называет меня сэром Ричардом, это выказывает его охлаждение, – сын мой… Мне кажется, у тебя больше времени, чем у нас, если ты сумел углубиться в такие тонкости. Мы пока заняты разгреоанием авгиевых конюшен язычества и безбожия!
Я ответил с почтительным поклоном:
– Отец Дитрих… я, как верный воин Творца, забежал несколько вперед, чтобы предупредить его верных и преданных слуг церкви о возможных… толкованиях. Я не оспариваю слова Христа, но указываю, какое место могут взять на вооружение люди очень хорошие, но недостаточно умные, что ли… Или опытные. А может, мало еще битые? И, хуже того, толковать опасным для человечества образом. Но на данном этапе именно церковь является сосредоточением ума, мудрости и даже знаний, так что она вольна и даже обязана навязывать свои взгляды, свои вкусы, свое понимание сути всех процессов: как мирских, так и духовных!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
