Он подумал, развел руками:
– Сэр Ричард, боюсь… вы правы.
– Так почему боитесь?
– Потому что мне в самом деле придется ехать с вами, – ответил он серьезно. – Будь вы попроще или поглупее, все было бы легче. Не хочу, чтобы вы наломали дров… если этого можно избегнуть. А вы с вашим просто пугающим пониманием сути вещей можете наделать бед!
Я хлопнул себя по лбу:
– Кстати, да… Как я об этом сразу не подумал…
– О чем, сын мой? – спросил он с опаской.
Я сжал кулаки, выдохнул и сказал другим голосом:
– Да так, мысль одна посетила. Все от слабости нашей душевной, отец Дитрих.
Он перекрестил меня:
– Держись, сын мой. Дьявол силен. Он никогда не спит.
– Отец Дитрих, – напомнил я еще раз, – я жду вас в Армландии. Там работы намного больше, еще раз уверяю! Приезжайте сразу, как сможете. И людей с собой возьмите, если кто решится на такое путешествие.
Он благословил меня, я поцеловал ему руку и быстро отправился к конюшням. Конечно, можно предложить ему прямо сейчас в Армландию на крупе моего коня, однако… каждому овощу нужно дозреть.
В обратную дорогу я пустился с утра, а к вечеру уже несся по землям барона Эстергазэ. Чтобы выглядеть своим в доску, я высмотрел медведя, дурень не восхотел, как все порядочные толстожопые, на зиму в берлогу, зашиб удачным броском молота, кое-как взгромоздил на конский круп, и в таком виде геройски появился перед воротами замка.
Там заорали, торопливо опустили мост, одновременно распахивая ворота, подняли решетку. Я сбросил медведя на середине двора: гуляйте ребята, от медвежьей крови повышается мужская сила, отпустил Зайчика и, отпихиваясь от ошалевшего Пса, пошел в донжон.
Сухой горячий воздух опалил промороженное лицо, я с облегчением перевел дух. Из зала выскочили сэр Растер и Митчел, оба еще красномордее, чем в день отъезда, распаренные, словно не из-за стола, а из бани.
– Сэр Ричард! – вскричал Растер обиженно. -Да как же так!.. В который раз – и без нас?.. Это несправедливо!
– Нет на свете справедливости, – согласился я. Митчел, хоть и покачивается, даже за косяк ухватился, но в пьяненьких глазках такой же укор. Оба широкомордые, любители выпить и подраться, потом подраться и выпить, сдружились в неразлейвода, а теперь с каждым днем становятся все больше похожими один на другого.
– Что в лесу? – спросил Митчел.
– Звери, – ответил я.
– Какие?
– Всякие.
Он потер ладони:
– Поохотимся!
– Это точно, – согласился я, – даже весну ждать не будем. Но не сейчас, не сейчас…
– Да, – согласился Митчел, – снег сейчас как пух. Пусть слежится, уплотнится, а то и наст появится…
– И крестьяне дорогу санями укатают, – добавил сэр Растер.
– Верно, – одобрил я. – Ладно, я пойду пока переоденусь. Вечером за столом поговорим.
В своих покоях я с помощью слуг разоблачился, за окном чернеет ночь, светильники вместе с ярким трепещущим от сквозняков светом источают душный пряный запах, словно я в серале, а не в суровом замке жестокого феодала.
Сквозняки все же есть, но страшно подумать, что гуляло бы по залам, если бы не законопатили все, как думали, щели.
Луна по ту сторону окна плывет под облаками огромная, болезненно-бледная, жуткая, от нее струится недобрый свет.
Скрипнула дверь, барон Альбрехт приблизился спокойной походкой отдыхающего человека, мимоходом глянул в соседнее окно.
– Полнолуние… – обронил он неодобрительно. – Плохое время.
– Почему? – спросил я. – Волки далеко, ведьмы не летают…
Он переспросил недоверчиво:
– А что с ними случилось? У вас точные сведения?
– Это догадки, – пояснил я, – основанные на умозаключениях. Сейчас зима, если вы из-за стола успели заметить такую мелочь. В легком платьице порхать холодновато, даже ведьмы замерзнут, как вороны. А они, как мы все знаем, вообще предпочитают летать обнаженными, то есть голыми. Ведьмы, не вороны.
– Ну да, – согласился он, – все для похоти нечестивой. Это не на ворон смотреть! На такую посмотришь – одно удовольствие! Всю ночь снится будет, и просыпаться так не хочется.
Я покачал головой.
– Не для похоти. Все дело в экономике. Он удивился:
– А экономика при чем?
– Не знаю, – ответил я чистосердечно. – Просто привык, все объясняют экономикой. Экономикой и фрейдизмом, это такая религия в моем покинутом королевстве… Вообще-то я имел в виду скорее чисто технические трудности. Если ведьма напялит зимнюю шубу, любая метла переломится. Согласно вычислениям «Молота ведьм» грузоподъемность метлы не больше пятидесяти пяти килограммов. Благодаря проделанной работе богословов мы теперь даже и не смотрим на толстух. Он кивнул:
– Мне тоже на толстых смотреть не хочется. Правда, в постели у них некоторое преимущество.
– Что вы, барон, – возразил я, – какое некоторое? Явное! Особенно вот в такие зимние ночи. Камин прогорает так быстро, что утром вместо оставленного супа на столе уже ледышка.
– И мягче толстенькие, – добавил он. – Сэр Ричард, вы умеете смотреть! Мне как-то в голову не пришло, что в такие морозы не совсем подходящая погода для летунов и порхателей. Я знаю, что ведьм толстых не бывает, но про шубы как-то в голову не пришло… Голой в такой мороз, согласен, небольшое удовольствие. Хотя я, конечно, посмотрел бы с удовольствием. А вы кого-то высматриваете?
– Да вроде бы некого, – ответил я честно.
– Жаль, – ответил он с некоторым разочарованием. – Ведьма на метле – это даже поэтично.
– Цветы зла, – сказал я. Он обрадовался:
– Как точно сказано! Да вы поэт!
– Это не я сказал, – признался я. – Некий Бодлер, поэт.
– Сатанист?
– Не знаю.
– Сатанист, – сказал сэр Альбрехт с убеждением. – Цветы зла, это же точно ведьмы на метлах!.. Признаюсь вам честно, сэр Ричард, хотя никому это раньше не говорил, я велел не вкапывать в землю косы и колья перед Вальпургиевой ночью. Запретить звонить в колокола не могу, конечно, но косы втыкать не разрешаю… Повод отыскал, естественно, к ведьмам не относящийся.
Я смотрел туповато, стараясь понять, что же он имеет в виду, потом услужливая память напомнила, что колокольный звон сбрасывает летающих ведьм на землю. Особо усердные крестьяне вкапывают в землю обломки старых кос, кладут бороны зубьями кверху, чтоб те, которые с малой высоты, не отделались одними кровоподтеками.
– Да, – согласился я, – вреда от ведьм меньше, чем удовольствия. Да и вред наносят, в основном, невежественным крестьянам. Их не жалко.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
