Но Коба тех тифлисских лет писал нужные партии статьи. У него не было времени самовыражаться и продвигать вперед теорию. Он прекрасно помнит статьи, которые он создавал и без подписи и, кстати, с огромным трудом. Слова не лились из него, как из краснобая Троцкого. Может быть, поэтому он и помнит их? Или уже внутренне готовит свое собрание сочинений? Все будет, когда придет время, а пока он еще раз листает свою память. Прошлое созидает будущее, ни одна работа, сделанная в юности, не пропадает. «Российская социал-демократическая партия и ее ближайшие задачи», «Как понимает социал-демократия национальный вопрос?», «Письмо из Кутаиса», «Класс пролетариев и партия пролетариев. (По поводу первого пункта устава партии)», «Рабочие Кавказа, пора отомстить!», «Да здравствует международное братство!», «К гражданам. Да здравствует красное знамя!», «Коротко о партийных разногласиях», «Вооруженное восстание и наша тактика», «Временное революционное правительство и социал-демократия», «Ответ социал-демократу», «Реакция усиливается», «Буржуазия ставит ловушку», «Граждане», «Ко всем рабочим», «Тифлис 20-го ноября 1905 г.», «Две схватки. (По поводу 9 января)», «Государственная дума и тактика социал-демократии», «Аграрный вопрос»… Слабые вехи его повседневной революционной работы в тех местах, где он родился и жил. Это то, что он написал наряду со своей революционной работой организатора и пропагандиста до того, как на Стокгольмском IV съезде партии он произнес свою первую речь. Тогда, собственно, и могли впервые удосужиться его разглядеть будущие вожди-соратники Зиновьевы и Каменевы.
В кулуарах съезда эти умники косились на него. Этот Коба, спустившийся с, гор крестьянин, изображающий из себя революционера и теоретика, мелет совершенно немарксистскую чепуху, как будто и чепуха не бывает расчетливой. Это действительно сказал в Стокгольме он, Сталин: «Крестьяне требуют раздела, а так как мы заключаем временный революционный союз с борющимся крестьянством, значит мы должны поддерживать полную конфискацию и раздел». Мягко говоря, не очень точно. Он, Сталин, не святой и он, значит, мог попутать, говоря в этой своей первой речи о пересмотре аграрной программы партии, что «если освобождение пролетариата может быть делом самого пролетариата, то и освобождение крестьян может быть делом самих крестьян». Да, запутался, да, не по-ленински. И во второй своей речи на этом съезде по текущему моменту тоже немножко навалял, утверждая в апреле 1906 года, что «мы накануне нового взрыва и что революция на подъеме». Но эти-то как раз ошибки Ленин видел лучше всех и лучше всех выправлял. Если бы он уже не приметил Сталина, он бы и здесь начал дискуссию. Уже приметил, и недаром Крупская еще в 1905 году просила передать им за границу его, сталинскую, брошюру «Коротко о партийных разногласиях». Ленин обращал внимание на другое. Они оба всегда одинаково понимали евангельский принцип: «Кто не с нами — тот против нас». Поэтому он, Сталин, полагает, что на IV съезде Ленин как следует расслышал своего молодого товарища и ученика. Сталин определился с первых же слов своего выступления, которым до сих пор гордится: «Тов. Плеханов очень много говорил об «анархических замашках» тов. Ленина, о пагубности «ленинизма» и т. д. и т. п., но об аграрном вопросе, в сущности сказал нам очень мало. Между тем он представлен одним из докладчиков по аграрному вопросу… И мы могли бы сказать кое-что о кадетских замашках тов. Плеханова…». Особенно определенно кадетские замашки проявились позднее, через десятилетие.
Ленин разглядел Сталина раньше. Дело даже не в той фразе, когда Ленин писал, имея в виду его, Сталина, из Лондона Горькому: «у нас появился чудесный грузин», а потом долго не мог вспомнить фамилию этого грузина. Ленин почувствовал в нем верного человека. Человека, который способен, как и он сам, перешагнуть через лицемерный демократизм и делать то, что нужно. У них, у обоих, цель была одна: свернуть шею так мешающему жить России царизму. Как быстро он, молодой Сталин, освободился от угара грузинского национализма. Местнический национализм в России — это тупик. Его недаром в училище в Гори и в семинарии в Тифлисе учили русскому языку, потому что преподавание все шло на русском. А потом его учили этому языку русские рабочие, ссыльные, сибирские крестьяне. В Сольвычегодске, в ссылке, его учила русскому языку молодая вдова Марфа Кузакова, мать одного из его сыновей. Россия вставала перед ним через язык и через русский национальный характер. И Ленин тоже приобщал его к России. Он, Сталин, сегодня отчетливо сознает, что все статьи будущего первого тома его сочинений — это или перепевы ленинских мыслей, или защита ленинских идей, или развитие ленинских указаний в «Искре». Сталин — самый внимательный и вдумчивый читатель «Искры», ленинский стиль и манера думать на бумаге ему были очень близки, соответствовали его собственному настрою и пониманию времени и пути России. И разве это при первой же личной встрече Ленин не почувствовал? Это было невозможно не почувствовать. А может быть, они оба просто очень любили Россию? И теперь он, Сталин, не отдаст ни эту Россию, ни ленинское дело. Он знает лучше всех, что надо делать, чтобы приумножалось это государство и жить становилось радостнее и веселей. И никто ему не помешает, тихо и постепенно он вырвет власть у своих товарищей властолюбцев. Он сначала справится с Троцким, а потом разделается с этой нежной парочкой — Зиновьевым и Каменевым.
Но Троцкий — это и застарелое соперничество, и вызревшая ненависть.
Любой политический деятель для объективной оценки событий привлекает свидетельства и документы оппонентов. Большевиков, победивших на II съезде, не всегда в партии было фактически больше, иногда и меньшевики играли весьма существенную роль в жизни общества. Тем не менее есть яркие доказательства большевистской последовательности и влияния их на массы. Лучше всего знала большевиков русская полиция. Часто она знала партию изнутри, потому что за партией не только наблюдали, в партию порой были внедрены весьма высокопоставленные по партийной иерархии провокаторы. Ну, например, Малиновский.
Вот в 1913 году пишет директор департамента полиции, дотошно разбирая и исследуя влияние всех российских политических течений: «За последние 10 лет элементом наиболее энергичным, бодрым, способным к неутомимой борьбе, сопротивлению и постоянной организации являются… те организации и те лица, которые концентрируются вокруг Ленина… Постоянной организаторской душой всех мало-мальски партийных серьезных начинаний является Ленин…»
Пока есть смысл остановиться на этой мысли и подумать, все ли ленинские начинания известны. Он-то, Сталин, знает, что это не совсем так. Здесь опять надо вернуться в давние времена. Революция 1905 года, ее невероятный подъем, встряхнувший Россию, накат реакции, отход интеллигенции от революционной деятельности, сокращение партийных рядов. Надо вспомнить участие большевиков в Госдумах. Здесь и он, Сталин, и большая часть большевистского руководства часто расходились в тактике с Лениным, как и разошлись весною семнадцатого в вопросе о задачах революции.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
