Вот почти так же этот говорливый и самоуверенный человек ездил по фронтам и разговаривал с народом! Но он, Сталин, на своей шкуре знает, что значительно труднее не просто размахивать маузером и гнать людей под шрапнель белогвардейцев, а побеждать, чтобы потом обеспечивать хлебом и дровами Питер и Москву. Отсутствие этого хлеба и дров могло означать, что рабочие скинут власть, которая не обеспечила их едой и теплом. О его, Сталина, деяниях под Царицыном — Южный фронт! — еще напишут современные летописцы. Ему, Сталину, тоже есть что бросить на стол в споре с тщеславным Троцким. Царицынская эпопея разворачивалась в самое отчаянное для страны время, когда белогвардейские армии заняли Курск, Орел и Тулу. Население? Оно уже перестало сочувствовать советской власти, среди революционных войск стали возникать панические настроения. И здесь невероятно обостряется продовольственная проблема. Нужен перелом на фронте. А кто из этих вождей имеет опору в армейских массах? Только Сталин!
Сталин никогда не отказывался от работы, которую ему предлагала партия. У члена партии нет работы первого и второго сорта. В 1906 году Сталин уже занимался работой, которую можно назвать скорее нужной, чем благородной: добывал деньги! В известной мере воспоминания об этом и определили последующий ленинский выбор для решения царицынской проблемы. Да и многое другое этот выбор предопределило, о чем сам Ленин хорошо помнил. Но на этот раз Сталин поставил свои довольно жесткие условия. Первое: Троцкий не должен вмешиваться в дела Южного фронта! С Южного фронта немедленно должны быть отозваны ряд командиров и назначенцев — протеже и любимчиков Троцкого, — которые не способствуют, по мысли нового командующего Сталина, восстановлению боеспособности. Это второе. Все решают кадры. И третье: на Южный фронт должны быть командированы работники, которых Сталин знает и в которых уверен. Кадры решают все.
Это тоже, останавливая свой выбор на Сталине, прекрасно понимал и Ленин:
«31 мая, 1918 года. Член Совета Народных Комиссаров, народный Комиссар Иосиф Виссарионович СТАЛИН, назначается Советом Народных Комиссаров общим руководителем продовольственного дела на юге России, облеченным чрезвычайными правами. Местные и областные совнаркомы, совдепы, ревкомы, штабы и начальники отрядов, железнодорожные организации и начальники станций, организации торгового флота, речного и морского, почтово-телеграфные и продовольственные организации, все комиссары обязываются исполнять распоряжения тов. СТАЛИНА.
Председатель Совета Народных Комиссаров
В. УЛЬЯНОВ (ЛЕНИН)»
Подобная бумага совсем еще недавно называлась мандатом. Доверие и поручение Ленина должно было быть оправдано. Ему, Сталину, всегда хотелось доказать Ленину, кто из его соратников действительно лучший его ученик. И он теперь, после смерти Ленина, докажет, что ленинскую школу не обязательно надо было проходить в Лонжюмо. Но это решающее доказательство — дело будущего, а тогда Сталин на ленинское доверие отвечал, как и положено узкому практику, делом.
Уже 9 июля восемнадцатого года он, Сталин, шлет Ленину телеграмму: «На немедленную заготовку и отправку в Москву десяти миллионов пудов хлеба и тысяч десяти голов скота необходимо прислать 75 миллионов деньгами, по возможности мелкими купюрами, и разных товаров миллионов на 35: вилы, топоры, гвозди, болты, гайки, стекла оконные, чайная и столовая посуда, косилки и части к ним, заклепки, железо шинное круглое, лобогрейки, катки, спички, части конной упряжи, обувь, ситец, трико, коленкор, бязь, мадаполам, нансук, гринсбон, ластик, сатин, шевьет, марин сукно, дамское и гвардейское, разные кожи, заготовки, чай, косы, сеялки, подойники, плуги, мешки, брезенты, галоши, краски, лаки, кузнечные, столярные инструменты, напильники, карболовая кислота, скипидар, сода. Пусть Троцкий даст телеграфные распоряжения всем начальникам отрядов на фронте не захватывать продовольственных грузов и мануфактуры, беспрепятственно пропускать наши маршрутные поезда, оказывать содействие нашим продовольственным комитетам».
Собственно, недаром Сталин называл себя практиком — только он из всего правительства мог послать такую телеграмму Ленину, и только Ленин мог понять, что стоит за этим перечислением, состоящим из мадаполама, гвоздей и скипидара. А мог ли теоретик Троцкий, все же знакомый с сельской жизнью по отцовскому поместью, опуститься до составления столь «мелочного» списка? Телеграмма эта не только подтверждала выдающиеся организаторские способности Сталина, но и понимание им, практиком, того, что такое товарооборот и каков самый эффективный способ «изъятия» продуктов у крестьян.
Это только кажется, что протоколы, списки, служебные и докладные записки и телеграммы — сфера лишь бюрократии. Часто они принадлежат истории и показывают не общий план ее развития, а весьма конкретно: кто сделал, что сделал и когда сделал. Дела Сталина ждут его впереди, он чувствует эту страну, и страна ждет его, как хороший конь — своего наездника. Но и это право надо завоевать самоотверженным служением делу. Вчерашний день готовит день сегодняшний. А тогда, в обороне Царицына, может быть, больше всего Сталин гордился своей следующей, от 17 июня, телеграммой, направленной опять Ленину и наркому продовольствия Цюрупе. Троцкий всегда со своих фронтов привозил «да и нет» — победу, которая стоила двух поражений, или «ни мир, ни войну», как в итоге переговоров с немцами в Бресте. Таких прозаических побед — достать хлеб! — у Троцкого не было.
«Ввиду перерыва железнодорожного сообщения севернее Царицына мы решили весь груз направить водой. Стянуты все баржи. Отправляем полмиллиона пудов, главным образом пшеницы, тысячу пятьсот голов скота. Несколько десятков тысяч пудов хлеба уделили Туркестану и Баку. Погрузку начинаем утром, кончим в два дня и направим весь караван».
Сталин сделал свое дело, а вот летающий по фронтам в своем салон-вагоне Троцкий допустил, что железнодорожный путь из Поволжья в Центр оказался перерезан.
Он, Сталин, определенно считает, что победа под Царицыном явилась как бы решительным переломом всей гражданской войны и повлекла за собой разгром деникинских армий. Ай да, Сталин, ай да, сукин сын! Это было прекрасное время. Он был в Царицыне всем: уполномоченным ЦК, членом Реввоенсовета, руководил партийной, военной и советской работой. Он все знал, все мог и чувствовал великое будущее своей страны и свое. Но он всегда чувствовал, что между этим будущим и им стоял надменный человек в пенсне — Троцкий.
О, если бы у него, у Сталина, был дар расписывать каждый момент своей жизни, как этот всегда окруженный свитой помощников человек! Как мимо стены, прошел Троцкий мимо Сталина, когда впервые они встретились сначала на II, Лондонском, а потом на III, «объединительном», Стокгольмском, съезде. Он-то, Сталин, бывший на съездах под псевдонимом Иванович, очень хорошо запомнил каждого из присутствующих, а Троцкий потом многозначительно пробрасывал, что о присутствии Сталина вместе с ним на партийных съездах узнал из книги своего французского биографа. Там он, Сталин, не очень много распространялся, потому что не было внутренней наглости, и понимал, что приехал с окраины империи, будучи еще вчера диким горским парнем. Он приехал учиться, смотреть людей, образовываться. Сталин отчетливо понимал, что ему многое было и не дано. Вот так он никогда никакого не смог выучить иностранного языка. А ведь несколько лет подряд учил английский, учил даже эсперанто. За границей ему всегда было трудно, ему нужен был поводырь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
