Троцкий все время подчеркивает свое бесстрашие и собственную бескомпромиссность, порою выливавшуюся просто в жестокость. Конечно, это в свое время выглядело и внушительно, и картинно: затянутый в черную «революционную» кожу предреввоенсовета Республики, летающий в царском бронированном салон-вагоне по фронтам и отдающий распоряжения расстреливать собственных отступающих солдат. Насчет салон-вагона он, Сталин, может быть, и пересаливает, он сам уезжал в Царицын в кокетливом салон-вагоне, принадлежащем цыганской певице Вяльцевой.
«Кто не с нами — тот против нас». Так рассуждал и вождь в черном кожане. Троцкому на Россию, в конечном счете, наплевать, ему подавай его перманентную революцию. Народ для него — быдло и, как он в свое время говорил: тысячи и тысячи людей — это всего лишь «голосующая скотинка». А потом этот красноречивейший вождь будет удивляться, почему съезд пошел не за ним, а за Сталиным, таким «некультурным» и темным, почему вообще народ шел именно за ним, а не за человеком в пенсне? И тут не следует говорить о каком-то национальном происхождении, о чем его бойкие близкие любили поговаривать, или о подкупе. Если уж за хорошие местечки, за то, чтобы стать «выдвиженцем», кто-то и покупался, то именно троцкистская интеллигенция. Уж кому-кому об этом знать, как не ему, Сталину, он сам эту «культурную» и много рассуждавшую о демократии троцкистскую интеллигенцию и переманивал, и «покупал» в этой, сразу же начавшейся во время трагической болезни Ленина, битве за власть. Нет, милые наши интеллигенты, все увеличивающаяся после гражданской войны масса народных членов партии пойдет за так называемой сталинской группой не потому, что глаза в этой группировке у всех красивее — и сам Сталин носил не кожаное пальто, лишь солдатскую шинель, — а потому, что находят в ней, в ее стремлениях и в ее идеях, в самой психологии людей, ее составляющих, что-то близкое и родственное себе. Массы ощущают, что этот самый Сталин и его люди не просто играют в политику, не просто ищут власти ради нее самой, ради выгод, какие она дает, но искренне стремятся дать что-то народу. По крайней мере, то, что он, Сталин, говорит, всегда понятно, в отличие от того, что говорил Троцкий своей аудитории.
А сколько при этих беседах Троцкого с народом было низкопробного еврейского театра! Он, Сталин, внимательно всегда следит за своим вечным оппонентом, чтобы потом не повторять его ошибок. Какой-нибудь полутемный, провинциальный зал, скажем, губернского собрания или театра — и сразу же ставят два больших стола для стенографов. Ни одно слово великого деятеля не должно пропасть втуне! Это наш революционный гений! Стенографы, одетые в военную форму, раскладывают свои карандаши и блокноты, потом вынимают и кладут на стол по револьверу. Уже всему залу ясно, что здесь будет говорить власть и сила. Затем за столом этих писарей с револьверами выстраиваются полукругом охрана, секретари, помощники, денщики. И только следом, злобно поблескивая ледяными стеклышками пенсне, хрустя кожей, раздвигая стоящий полукруг, является сам вождь. Характерная бородка упирается в зал. Попы в семинарии, где Сталин учился, не смогли бы лучше живописать явление сатаны в современном обличье.
Троцкий, конечно, неглупый человек и в любой своей речи довольно точно может охарактеризовать положение страны и международную ситуацию. Но какие, однако, допускает высказывания. Он, Сталин, может говорить обо всем этом с полным знанием дела. Если в свое время как следует потрясти молодца-троцкиста со стенографическим блокнотом где-нибудь в нелюдном месте, да просто сунуть ему под нос увесистый русский кулак, то он и про свой револьвер забудет и про верность перманентщику Троцкому. Вот так и попадают иногда в руки интересующихся людей нужные документы откуда-нибудь из Курска, которые так приятно поцитировать в кругу понимающих соратников. Это не какой-то французский Робеспьер — это Троцкий. Век — XX. Место действия — Россия. И когда надо, эта речь будет процитирована. Народ должен знать героев, которых он выбирает. Это нездоровый человек, готовый спалить ради своих весьма спорных идей полстраны. Это не строитель, а разрушитель, которому важно только одно: оказаться правым. Не чувствовал ли он себя Богом, новым посланцем? Сталин думал, что уважал и боялся Троцкий лишь одного человека — Ленина.
Только почему-то этот знаменитый вождь не счел необходимым и возможным прибыть на похороны единственного в России и революционном движении человека, которого он ставит впереди себя. Он думает, что власть, которая выскользнула из рук Ленина, автоматически придет к нему? Считает, что если Ленин посоветовал съезду переместить Сталина с поста генсека, так это и случится? Он, Сталин, ни в коем случае не в обиде на Владимира Ильича. Как и любому умирающему и уходящему человеку, тому кажется, что после него все разрушится, и преемников нет. Он всех, и особенно его, Сталина, ревнует к будущему. И отчетливо понимает, что сделает со страной этот политически переменчивый Троцкий. Но Троцкий уже «лежит» в папке, в его, сталинском, аппарате генсека. Не будет там забыт и этот не очень достоверный пересказ одного из воспоминателей речи Троцкого:
«Как я сказал, необходимо разобраться в положении дел в рядах нашей партии. К сожалению, оказалось, что там находится еще много таких слюнявых интеллигентов, которые, как видно, не имеют никакого представления, что такое революция. По наивности, по незнанию или по слабости характера они возражают против объявленного партией террора. Революцию, товарищи, революцию социалистическую такого размаха, как наша, в белых перчатках делать нельзя! Прежде всего это нам доказывает пример Великой Французской революции, которую мы ни на минуту не должны забывать.
Каждому из вас должно быть ясно, что старые правящие классы свое искусство, свое знание, свое мастерство управлять получили в наследство от своих дедов и прадедов. А это часто заменяло им собственный ум и способности.
Что можем противопоставить этому мы? Чем компенсировать свою неопытность? Запомните, товарищи — только террором! Террором последовательным и беспощадным! Уступчивость, мягкотелость история никогда нам не простит. Если до настоящего времени нами уничтожены сотни и тысячи, то теперь пришло время создать организацию, аппарат, который, если понадобится, сможет уничтожать десятками тысяч. У нас нет времени, нет возможности выискивать действительных, активных наших врагов. Мы вынуждены встать на путь уничтожения физического всех классов, всех групп населения, из которых могут выйти возможные враги нашей власти».
Вот почти так же этот говорливый и самоуверенный человек ездил по фронтам и разговаривал с народом! Но он, Сталин, на своей шкуре знает, что значительно труднее не просто размахивать маузером и гнать людей под шрапнель белогвардейцев, а побеждать, чтобы потом обеспечивать хлебом и дровами Питер и Москву. Отсутствие этого хлеба и дров могло означать, что рабочие скинут власть, которая не обеспечила их едой и теплом. О его, Сталина, деяниях под Царицыном — Южный фронт! — еще напишут современные летописцы. Ему, Сталину, тоже есть что бросить на стол в споре с тщеславным Троцким. Царицынская эпопея разворачивалась в самое отчаянное для страны время, когда белогвардейские армии заняли Курск, Орел и Тулу. Население? Оно уже перестало сочувствовать советской власти, среди революционных войск стали возникать панические настроения. И здесь невероятно обостряется продовольственная проблема. Нужен перелом на фронте. А кто из этих вождей имеет опору в армейских массах? Только Сталин!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
