Стараясь быть помягче, Старшинов произнес:
— Что-то ты, Цезарь Львович, хандрить начал. Устал?
— Не то слово, замполит, — Куников передернул плечами. — Просто нашлось время подумать не только о войне.
— А не кажется ли тебе, что ты сейчас нужнее на заводе. Если захочешь, тебя отзовут.
Куников нахмурился и с неодобрением покачал головой.
— Типун тебе на язык, — вырвалось у него. — Чтобы я в такое время согласился на перевод в тыл! За кого ты меня считаешь?! Ай да замполит!
Старшинов шутливо заметил:
— От безделья мы можем, пожалуй, поссориться.
В черных глазах майора засветились веселые искорки. Он обнял Старшннова за плечи и рассмеялся:
— Пойдем пообедаем поплотнее. Кок обещал сегодня угостить отличным борщом.
После обеда Куников сел писать письмо жене. Старшинов обложился газетами, решив подготовить доклад о международном положении. В землянке было тихо, тепло и даже уютно. В железной печурке по-домашнему весело потрескивали дрова. Два фронтовых светильника, сделанные из снарядных гильз, бросали бледные лучи на завешенные плащ-палатками стены. В углу у телефона дремал матрос. Теперь по телефону звонили редко.
Написав письмо, Куников свернул его треугольником и положил на ящик около телефониста. Потом надел шапку и стал застегивать ватный бушлат, собираясь пройти по взводам. В это время в землянку вошел связной и подал майору пакет.
На пакете было написано: «Героям Мысхако». Куников весело хмыкнул и вынул из него большой лист бумаги, который был озаглавлен теми же словами — «Героям Мысхако». Дальше шел текст, отпечатанный на машинке.
Прочитав, Куников толкнул Старшинова в плечо и оживленно сказал:
— Прочти-ка. В герои нас возвели. Приятно.
Старшинов сначала посмотрел на подписи. Подписей было более ста. Первыми подписались командиры высадившихся на Мысхако бригад, затем следовали подписи офицеров, сержантов и бойцов.
«Мы восхищены, — писали они, — вашим мужественным сражением, обеспечившим плацдарм для высадки десанта морской пехоты. Краснофлотцы и командиры выражают вам чувство великой братской благодарности. Братья! Мы пришли к вам на помощь и клянемся, что начатое вами дело освобождения Новороссийска доведем до конца…»
— Да-а, — протянул Старшинов, аккуратно складывая письмо. — Надо прочесть ребятам.
— Перехвалили, пожалуй.
— Не думаю. Ребята наши перенесли такое, что не дай бог, как говорится, каждому… Все прошли — и огонь и воду.
После некоторого раздумья Куников с доверчивой улыбкой сказал:
— Я вот критикую сочинителей этого письма, но, признаться, испытываю чувство удовлетворения и даже гордости. В каждом из нас, видимо, сидит бес тщеславия. Я, конечно, не причисляю себя к героям, но приятно, когда слышишь похвалу. Прочти письмо всем бойцам. Пусть знают, что действия нашего отряда оценены по достоинству.
Старшинов заметил:
— Нужно бы снять с него копию и послать Глушецкому. Его разведчикам досталось не меньше нашего.
— Правильно, — поддержал майор, — ребята у него боевые. Однако я пошел.
При выходе из землянки майор столкнулся с Таней.
— Простите, товарищ майор, — смутилась девушка.
— Ко мне? — спросил Куников.
— Да.
— Слушаю.
Таня заговорила сразу горячо и сбивчиво:
— Мне стыдно без дела сидеть! Разве снайперы сейчас не нужны? Зачем я тут на берегу? Я прошу вас, товарищ майор, разрешить мне…
— Все понятно, — сердито остановил ее майор. — Если я разрешу всем, кто ко мне обращается, идти на передовую, то придется распустить отряд.
— Но я ведь снайпер…
— A y меня каждый может быть снайпером. — Куников неожиданно добродушно рассмеялся. — Что ж, товарищ Левидова, удовлетворить, что ли, вашу просьбу?
— Надо, товарищ майор!
Она произнесла эти слова с таким убеждением, что майор удивленно повел плечами. «Сколько, однако, в ней ненависти к фашистам и сколько энергии», — подумал он. Ему вспомнилось, что Таня впервые пришла к нему в Геленджике. Она не просила, а требовала зачислить ее в отряд. Майор говорил с ней довольно сухо, не веря в ее боевые качества и считая, что женщинам, кроме врачей и санитаров, в его отряде не место, что она может явиться причиной ссор между матросами. Он нарочно нарисовал ей всякие ужасы, которые ждут отряд в ближайшем будущем. Но Таня, хмуро выслушав его, со злостью проговорила: «Не ожидала я от вас, товарищ майор, таких слов». Майор покачал головой и пошел советоваться со своим замполитом. Таня осталась в отряде. Сейчас Куников не жалел, что взял девушку. На третий день после высадки отряда матросы подарили ей тельняшку — знак того, что они считают ее настоящей боевой морячкой.
Но теперь ему по-отцовски было жалко эту хрупкую на вид девушку, на чьи плечи война взвалила такую тяготу. Он даже хотел отправить ее в Геленджик, когда отряд сняли с передовой. А она опять просится на передовую!
— Эх, Таня, — невольно вздохнул Куников. — Хорошая вы девушка, да характерец строптивый. Будет нам еще работенка, будет, а сейчас мы вроде на отдыхе. И отдыхала бы…
Таня с раздражением сказала:
— Я уже отдохнула. Я, товарищ майор, не понимаю…
— Зато я понимаю, — лицо Куникова стало серьезным. — Уважаю вас за то, что вы такая. Что ж, разрешаю пойти на передовую. Одним фашистом меньше — конец войне ближе. Где думаете выбрать место для засады?
— Еще не знаю.
— Советую облюбовать около школы. На третьем этаже се появились немецкие снайперы. Серьезный для вас противник.
— Спасибо, товарищ майор! — воскликнула Таня. — Разрешите мне взять продовольственный аттестат. Я думаю пробыть там три дня. Потом вернусь на отдых.
— Хорошо, — согласился Куников и протянул Тане руку. — Ни пуха ни пера. И не лезьте на рожон!
— Есть не лезть на рожон, — уже весело повторила Таня.
На участке против школы было сравнительно тихо. Гитлеровцы сумели за несколько дней обескровить и без того имевшую неполный состав бригаду полковника Потапова. Батальоны, насчитывающие не более двухсот человек, заняли оборону по Азовской улице, прекратив наступательные действия. Но перестрелка здесь не прекращалась ни днем ни ночью.
Командир роты, к которому обратилась Таня, рассказал, что на чердаке школы появились снайперы и пулеметчики. Для стрельбы они проделали небольшие амбразуры. С чердака школы видна почти половина Станички.
— Житья не дают проклятые снайперы, — со злостью заметил командир. — Нашего снайпера подранили.
Командир был молод, высок и худ. Серые глаза его лихорадочно блестели. Во время разговора он несколько раз принимался чесать отросшую рыжую щетину на щеках.
— Вы можете посоветовать мне место для засады? — спросила Таня, оглядываясь.
Блиндаж был маленький, сырой, сделан на скорую руку.
— Есть местечко. Впереди моего наблюдательного пункта находится разрушенный каменный дом. Среди камней можно хорошо укрыться.
Перед рассветом командир роты сам проводил Таню к месту засады.
— Располагайтесь тут. Желаю удачи, — шепнул он и ушел.
Таня осмотрелась. От дома остался только фундамент. В одном месте уцелела часть стены. Таня нашла за ней ячейку. Обложив ее большими камнями, она выбрала из стены несколько камней, устроив нечто вроде амбразуры, и села дожидаться рассвета.
Пока работала, не чувствовала холода, но, просидев без движения около часа в узенькой ячейке, Таня стала поеживаться. Промокший бушлат не грел. Особенно мерзли руки.
На рассвете совсем близко разорвался тяжелый снаряд. Нахохлившаяся, как замерзший воробей, Таня от неожиданности так испугалась, что перестала ощущать холод. «Вот еще как можно греться», — усмехнулась она про себя.
Школа вырисовывалась в утреннем тумане серой громадой. До нее было не более ста метров. Когда туман рассеялся, Таня увидела, что рамы на всех этажах здания выбиты, крыша разворочена, в стенах зияют пробоины. Чуть в стороне за зданием серел двухметровый каменный забор, примыкающий к одноэтажному домику.
Утром стрельба с обеих сторон, как по команде, на какое-то время прекратилась. Стало тихо. Таня даже услышала, как скрипят от ветра покореженные листы железа на крыше школы.
Но вот с чердака раздалась короткая пулеметная очередь. Таня насторожилась и уже не сводила глаз с чердака, пытаясь увидеть пулемет. Но как ни напрягала зрение, ничего не заметила, кроме двух десятков черных дыр над карнизом. Она сообразила, что эти дыры являются и наблюдательными пунктами и амбразурами.
Через полчаса с чердака раздался винтовочный выстрел. Таня успела засечь, откуда стреляли, и навела туда свою винтовку. Но следующий выстрел прозвучал из другой дыры.
Таня задумалась. Неужели у каждой амбразуры лежат фашистские снайперы и пулеметчики? А может быть, один снайпер каждый раз меняет место, чтобы его не засекли?
