но когда сворачиваешь – оказывалось, что там только новая развилка.
Как-то раз, не выспавшись, я пришла в библиотеку ни свет ни заря, пока там было ещё мало детворы, получила очередной том и бездумно раскрыла его на последних страницах. Они были пустыми – или нет, подождите, на одной сверху стояла ссылка на какую-то книгу… Даже две. Нет, три?
Я стояла посреди зала и смотрела, как в книге появляется текст. Строка за строкой – сначала проступали едва заметные блёклые черты, потом они становились гуще, насыщенней, и одновременно изгибались и свивались, образуя буквы, но получившиеся слова не имели смысла. Затем, обретя ясные очертания, буквы принимались перемешиваться, мелькать тут и там по строке, и наконец складывались в слова – название какого-то труда и код для его получения.
Ещё не понимая, что это значит, я раскрыла книгу на середине и увидела, как страницы текста проявляются точно так же, только слова тоже скачут по странице, ища своё место и принимая нужную форму.
– Пранья Кессарин! – окликнул меня библиотекарь, и я так вздрогнула, что чуть не уронила книжку – сжала её неловко между запястий. – Библиотека ещё не работает, слишком рано!
– Не работает? – растерянно повторила я. У библиотеки не было дверей, только арки между пучками лиан, как будто несколько древодомов, стоявших поблизости, срослись в один, поэтому она всегда стояла открытой. Мне не приходило в голову, что у неё есть какое-то нерабочее время. Вот только что именно Крабук понимал под словами «не работает»? Может быть, то, что текст в книгах ещё не появился?
– Лианы тоже растения, – как глупенькой, сообщил он мне. – Им свет дневной нужен. А рассвело совсем недавно, они ещё не успели набраться сил. Приходите через большую чашу, сейчас ничего не прочитаете.
Я сдала книгу обратно в щель и вышла на улицу на деревянных ногах. Получается, все книги в библиотеке – это творчество лиан? Но подождите, я же слышала про какие-то труды основателей клана и тому подобных известных людей. Они ведь должны были существовать по-настоящему? Или это всё ложь, и библиотека лепила имена исторических личностей на свои поделки? А может, и личностей тех никогда не было? Откуда я вообще знаю, сколько лет существует клан Саинкаеу? Вдруг всего поколения два-три, а всё, что было до, выдумали лианы? Да на подлинный ли мир я сейчас смотрю, или на самом деле я давно уже обратилась лиановым кустом, а это всё – иллюзия, в которую лианы затянули моё сознание?
Мне нужно было пойти в храм. Пусть тут непонятно, кому он посвящался, пусть амарда на горе нет, а небес не видно сквозь непрерывный зелёный полог. По-хорошему, мне нужно было проломить барьер и вырваться наружу, но какие-то жалкие остатки разума ещё помнили, что устройство здешних барьеров мне неизвестно, и я только раскрою свой обман, но ничего не добьюсь. Храм же – это именно то место, куда надо идти, когда твоя душа в смятении. Чей бы он ни был и в каком бы глухом месте ни стоял, в храме всегда оставалась хотя бы крохотная надежда быть услышанным. Небесные боги хоть иногда, но заглядывали в любой, пусть разрушенный, пусть забытый и с годами погрузившийся в землю сарай, если он когда-то назывался храмом.
Храм встретил меня молчаливым парадом статуй. Я настолько привыкла прятаться среди них во время уроков связи с духовным оружием, что перестала тревожиться, оказавшись в их окружении. Но в храме их росло слишком много. Мне даже показалось, что их стало больше с моего прошлого визита.
Я протиснулась между растительных тел, задела розетку листьев в волосах какой-то девушки, и вышла к срединному алтарю.
В каменном круге сидел Танва.
Я узнала его со спины – я его почти только со спины и видела. Но узнала я ещё и то, чем он занимался. Он отдавал махару. Я видела горящие жилы в камне алтаря, жадно глотающие духовную силу, точно так, как глотали силу Саинкаеу угольные линии на чердаке у Нирана, когда я отправляла махару домой. Вот только я в центр круга ставила контейнер с махарой, а Танва поставил себя. И махары в нём уже оставалось на донышке.
– Ты что делаешь?! – заорала я, не задумываясь. – Ты же так концы отдашь!
Он никак не отреагировал на мой вопль, и мне ничего не оставалось, как с разбегу сшибить его с центра круга. Мы прокатились несколько шагов, пока моя спина не упёрлась в ноги какой-то статуи, и поверх головы мальчишки я увидела, как в горящее жерло алтаря опадают маленькие, скрученные спиралькой пылающие ростки махары, как гороховые усики, не нашедшие, за что зацепиться.
– Отпустите! – буркнул мальчишка и попытался встать. Лицо у него было всё в слезах – свежих и засохших, краснота вокруг глаз ярко выделялась на бледной, лишённой махары коже. – Это не ваше дело!
– Это очень даже моё дело! – возмутилась я, силой укладывая его обратно. – Моё дело следить за учебным процессом. Если этот процесс приводит к тому, что способный ученик решил расстаться со своей махарой, это касается меня в первую очередь!
– Я не способный, – выдавил он и шмыгнул носом. – Я ничего не понимаю и ни на что не гожусь. Во мне всей пользы – одна махара, вот и отдам её клану, пусть пользуются те, кто поумнее. Отпустите, пока алтарь не потух, – он снова начал подниматься.
– Ещё чего! – возмутилась я, перекатывая мальчишку лицом вниз и заламывая ему ногу, чтобы не рыпался, а для верности села сверху. – Твоя махара этому клану – что капля в море, а вот охотник с нормальным её запасом – как раз то, что нужно.
– Меня никогда не допустят до охот, – всхлипнул мальчишка. – Я за этот год и половины работ не сдал. Это безнадёжно. От меня нет толку. Махары и так на всех не хватает, а я больше других её храню. Дайте мне вернуть её клану.
– То есть как это не хватает? – изумилась я. – Да её тут ложкой есть можно, запасай да радуйся! У вас ведь амард есть!
Конечно, амарданур их куда-то делся, но Ари Чалита-то всё ещё почивала на пике, и откуда бы браться махаре на горе, как не от неё? Если только… Я огляделась. После истории с точильщиками я думала, что все статуи остались от тех, кого «амарданур забрал», вот
