Потенциальные проблемы кроются везде. Мое новозеландское свидетельство о рождении настоящее, но имена родителей на нем и информация о бразильском гражданстве — нет. Если сейчас, будучи взрослой, я обращусь за паспортом Новой Зеландии или Бразилии, то сознательно использую ложные данные. Если я попрошу о помощи американские власти, меня могут арестовать или депортировать.
— Куда вообще вас можно депортировать? — Он потирает лоб. — У вас нет родной страны.
Папа всегда говорил, что он обеспечивает мою безопасность, пряча меня от закона. В реальности у меня нет никаких прав, зато есть ответственность.
Я обвожу глазами душный маленький офис, пытаясь найти выход.
— Ладно. — Энтони кладет руки на стол ладонями вниз, как будто пытается собраться с мыслями. — Вот что мы сделаем: вместе поедем в бразильское посольство в Майами. Моя жена из Бразилии, так что я знаю португальский. Может быть, она даже поедет с нами. Потом…
— Я не уверена, что смогу заплатить вам по почасовой ставке! — выпаливаю я.
— Заплатите, сколько можете. Сейчас об этом не думайте. — Он возвращает мне мои тридцать долларов — плату за консультацию.
Как-то это странно. По-настоящему ты начинаешь видеть людей, когда тебе больше нечего им дать.
Окна машины открыты, ветер треплет мои волосы, собранные в высокий хвост. Я сижу сзади, вцепившись в сумочку с документами. Короткое летнее платье открывает мои костлявые ноги. Энтони с женой везут меня в бразильское посольство. Чем ближе мы подъезжаем, тем страшнее мне становится. Он говорит, что это мой единственный вариант — попытаться получить бразильский паспорт, хотя мои родители на самом деле не бразильцы. Я хочу прекратить всю эту ложь, но Энтони советует действовать постепенно. Мне нужно какое-то удостоверение личности на случай, если вдруг придется уехать. На случай — я с трудом признаюсь в этом даже самой себе — если мне придется бежать от отца.
— Знаете, что ужаснее всего, — Энтони перекрикивает шум машин, — вы могли получить полную неприкосновенность.
— Что? — Я нагибаюсь вперед.
Его жена ведет машину и хмурится.
— Если бы вы обратились к властям до своего восемнадцатилетия, вы бы автоматически получили право жить и работать в Америке. Вам бы даже не пришлось впутывать родителей.
Я падаю на сиденье, будто он меня ударил.
— Я уверен, что ваш отец это знает. — Он оборачивается: — Мать — вряд ли. Или он запугал ее, и она не рискнула ослушаться. Но у вас была возможность легализоваться.
Жена Энтони высаживает нас у здания с бетонными колоннами и уезжает, помахав на прощание.
Я здесь единственная блондинка из сотни посетителей, поэтому выгляжу подозрительно. После нескольких часов ожидания наконец вызывают мой номер. На негнущихся ногах я иду за стеклянную стену, где сидит мужчина лет пятидесяти. Энтони излагает по-португальски сильно отредактированную версию моей истории, а я молчу.
— Почему она не говорит по-португальски? — спрашивает мужчина с сильным акцентом.
— Она выросла не в Бразилии.
— Гм…
Мне кажется, что все это становится слишком опасным. На фото, которое находится в распоряжении бразильских властей, я запечатлена сразу после рождения. Кто угодно мог бы прийти с таким свидетельством.
— Ждите здесь. — Он встает.
Я смотрю, как мужчина уходит куда-то и закрывает за собой дверь. В другое время это стало бы для меня сигналом: пора бежать. Мое тело напрягается, но я заставляю себя остаться на месте. Я наконец должна все изменить.
Вернувшись, он снова садится за стол и бесконечно долго смотрит на меня. Я стараюсь не падать духом. Вдруг он переходит на английский:
— Я не знаю, сказали ли вы мне хоть слово правды. — Он ставит на клочок бумаги печать.
Это конец.
— Позаботьтесь об этой девушке, — говорит он моему адвокату, протягивает ему бумажку и вызывает следующего.
Он одобрил мои документы.
Глава 38
Флорида, 24 года
Тихая теплая полночь. Мы с отцом сидим в небольшом пляжном баре, где звучит голос Джимми Баффета. Волны плещут в такт стуку моего сердца. Оно мечется, не в состоянии принять решение. Я не рассказывала об обращении к адвокату и визите в посольство, опасаясь отцовского гнева. Но несмотря на все произошедшее, я не хочу терять его и то, что осталось от моей семьи. За последние несколько недель, пока я ждала получения паспорта, отец стал неузнаваем. Глаза его горели угрозой, которую он не собирался скрывать. Теперь он сидит напротив меня и смотрит на темный океан. Глядя на его профиль, я мечтаю преодолеть пустоту, возникшую между нами. Сглотнув, я касаюсь его руки:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Папа…
То, как он поворачивается ко мне, пугает. Как будто он предугадал мое намерение. Ухмылка искривляет его губы.
— Я не хочу, чтобы все было вот так, — продолжаю я. — Мне бы хотелось все исправить. Это возможно?
Он долго без выражения смотрит на меня:
— Тебе нужно серьезнее относиться к своей жизни и успеху.
— Но… я так и делаю.
— Мать тянет тебя назад, ты должна ее бросить.
— Папа, не надо…
— Что касается твоей карьеры, тебе необходимо начать платить мне разумный процент и слушаться моих советов. В противном случае тебя ждут неудачи.
— Погоди… — слова с трудом даются мне, — я выпустила книгу в крупнейшем издательстве в двадцать один…
— Это ничто. — Он пренебрежительно машет рукой. — Ничто, Бхаджан. К этому моменту ты должна была достичь намного большего.
Ничто?! Все эти годы, вся эта работа…
Он наклоняется ко мне:
— Плати мне тридцать процентов от своих будущих заработков. И давай бросим твою мать, чтобы начать все сначала.
Мой мир замирает, превращаясь в фотографию. Волны застывают. Что он говорит?
— Это безумие! — У меня трясутся руки. — Ты вообще себя слышишь?
Он улыбается, глаза у него пустые.
— Тебе решать, хочешь ли ты преуспеть в жизни или нет. Если нет, действуй дальше в одиночку. Ты никогда не напишешь еще одну книгу, а без моей помощи не сможешь выздороветь.
— Папа, очнись! Я не смогу предать маму. Ты не можешь этого требовать!
— Разумеется, сможешь. Просто ты слабая. Ты всегда была сентиментальной, и это тебе мешало.
Бросить маму ни с чем и отдавать ему тридцать процентов от всех моих заработков? Вот значит как. Сделка. Холодный расчет. Способ заслужить его одобрение. Неужели это тот же самый человек, который в мои четыре года учил меня никому не подчиняться? Всегда думать своей головой. Я смотрю в стол, не в силах объединить эти два образа.
Годы улетают прочь, и я снова становлюсь маленькой девочкой в веснушках, со светлыми хвостиками, сосредоточенно ковыряющей пуговицу красного денгари. Если нас ждет важная миссия или приключение, он всегда держит меня за руку. Воспоминания так ясны, что, глядя на него сейчас, я наконец понимаю, как он изменился.
Я должна сходить с ума от злости, но меня охватывает невыносимая грусть. Усталое сердце пропускает удар. Долгие годы я изображала улыбающуюся девочку, превращая ее в робота, запрограммированного на успех. Я пыталась уничтожить Харбхаджан, лишь бы отец меня принял. Мне кажется, что я всегда это подозревала: чтобы заслужить его любовь, нужно стать им. Цена его любви — смерть моего «я».
Но я больше не малышка. Я сравнялась с ним ростом и смотрю прямо в его пустые глаза.
— Я была у адвоката.
Отец сжимает кулак, и я чувствую, что он готов к удару. Я отшатываюсь, а он берет себя в руки, вспомнив, что мы окружены людьми. Именно поэтому я выбрала пляжный бар.
Помолчав, заставляю себя говорить, хотя слова застревают в горле.
— Знаешь, что я поняла, пока адвокат рассказывал, что из моей ситуации нет выхода? Именно ты загнал меня в нее. Она слишком сложна, чтобы возникнуть случайно. Слишком запутанна. Как я могу доверять человеку, который поставил на меня капкан? — Я еще надеюсь на осмысленный ответ, надеюсь, что я неправа.
