…огонь… тёмный жар раскалённого железа… чьи-то крики…
…дети лежали в кроватках. Рядом с Демоном, по-прежнему полулежащим на кушетке, спокойно стояли два огромных угольно-чёрных дога. Анна сидела в кресле. Голова начинала наливаться свинцовой тяжестью.
— Так нормально? Вот и хорошо. Нечего отвлекаться, моя Тамара, — лениво сказал Демон и улыбнулся.
— Тамара? Ах да… — пробормотала Анна. — Тамара плохо закончила.
— Ну, нельзя же было так сильно влюбляться! «Прежде думай о родине, а потом о себе!» Царице не пристало целыми днями думать не об управлении государством, а о любовных утехах. Впрочем, это всё пыль. Я знаю, что тебя мучает сонм вопросов. Какой из них главный, Анна?
Главный? При чём тут вопросы? Что он собирается сделать… и почему он пришёл днём? И собаки эти… о, Господи, до чего же здоровенные…
— Я… я не знаю.
— Не разочаровывай меня, дорогуша, — поморщился Демон. — Что за детские бормотания? Нам с вами ещё работать и работать, как говорил Путин, а вы здесь сопли развесили, мадам!
Анна попыталась собраться с мыслями. Вопросы… о, конечно же! Если отвлечься от всего остального, то уж чего-чего, а вопросов у неё накопилось — уйма! Да только есть ли толк в этих вопросах? Она глубоко вздохнула и сказала:
— А Бог знает, что ты создал себе этот мир?
— Конечно. Ему бы, да не знать. Думаю, Он отнёся к моим шалостям совершенно спокойно. Я не вижу потопа, я не вижу молний и грома, огненного дождя и серы, погубивших несчастные Содом и Гоморру. Опять же, Отец знает, что мне приходится туго… и, видимо, надеется, что у нас с тобой ничего не получится.
Туман вползал в окна и двери. Вода в аквариумах окрасилась густым красным… вязким, как кровь. Отчётливо Анна видела только (Илью) своего улыбающегося собеседника.
— А, туман… да, он тут всех переполошил. Видишь ли, моя Тамара, туман — это часть меня. И надо признать, это очень неудобно. В отличие от Отца, объемлющего собой всё и вся, мне приходится как-то раздваиваться, расчетверяться и растраиваться… а попутно и расстраиваться, что Он не наделил меня способностью быть везде в той же мере, как и Он сам. Чуешь каламбурчик?
Анна молчала.
— Чуешь, чуешь. У тебя есть определённые способности к словесности. Итак, много моих сил, моей магии, если хочешь употребить этот термин, ушло на туман. Не скажу, что он — моя лучшая половина. Например, тебя он не тронул. Ну, думаю, это и к лучшему. И теперь я вынужден прозябать почти что в человеческом теле… во всяком случае, в этом моём мире. Ах, как это неудобно, Аня! Быть ангелом и вдруг стать человеком — это так мерзко! Извини, конечно, но тела, созданные, как утверждает Библия, созданные по образу и подобию Отца — полное дерьмо, чтобы не сказать крепче.
— Что-то ты чересчур могущественен для простого демона, — сказала Анна и сама удивилась. Она хотела спросить Демона про Сашку, а почему-то вдруг выпалила то, о чём, наверное, думала только где-то в самых потаённых уголках души…
Демон сел. Лицо его исказилось.
— Кто это тебе сказал, Илья?
Собаки поднялись и зарычали. Какие у них белые острые клыки!
— Нет… — прошептала Анна. — Я сама… я ещё никому…
Демон снова улёгся. Он кусал губы и смотрел куда-то в потолок. Затем повернулся к Анне и долго смотрел на неё. Его тяжёлый взгляд ползал по Анне, как горячее липкое насекомое. Анна сжала колени и опустила голову. Страшно было так, что она не могла дышать. Собаки стояли молча, готовые броситься… рвать зубами… перемалывать кости…
— Ну, хорошо… — пробормотал Демон и снова откинулся на изголовье. — А ты не такая простушка, моя будущая царица… не ожидал. Это, между прочим, комплимент. Редкая вещь от Сатаны. Кланяться бы надо, когда такое в свой адрес слышишь.
На плечи Анны легли две волосатые мускулистые руки. Боковым зрением она видела мощные бугры мышц, по которым ползали какие-то мелкие твари. Пальцы больно впились в плоть. Над ухом кто-то с бульканьем сопел. По лицу Анны покатились слёзы. Она глотала их, стараясь не всхлипывать…
…вот оно… вот оно и пришло…
…смерть… тление… грязь…
— Успокойся, — лениво сказал Демон (Сатана?!) — Это так… шуточки в духе алкоголика Ильи, дурачка Сашки и проститутки Мёрси.
«Врёшь, — прорыдал в голове Анны её собственный голос, — они добрые!» Слёзы катились и катились по щекам. Мохнатые руки отпустили её плечи. За спиной неодобрительно взрыкнули.
— Сидеть, Дима, сидеть, — спокойно сказал Демон. — Тебе бы только хулиганничать…
— …В аду и в раю нет ожидания, Анна. Там длится один бесконечный миг. Это приятно… но мне больше всего нравится время. Время, Анна! Оно идёт, оно уходит, оно несёт изменения, оно заставляет шевелиться даже таких пентюхов, как Сашка. Время убирать урожай, время кидать камни… в конце концов, время опорожнить кишечник или плюнуть в рожу начальнику. И вернуть упущенное невозможно. Ах, как это замечательно! Я наслаждаюсь временем своего мира, Аня, наслаждаюсь тем, что жизнь здесь идёт и движется! И даже сам Сатана, царь царей и бог богов, должен всё делать вовремя, моя сопливая подружка. Слышишь? Вовремя! Вот и пришёл момент, когда мне больше не нужны услуги твоих друзей. Мир мой становится более реальным. У меня появляются новые слуги, способные вырастить детей в сытости и довольстве…
— …Однако, Аня, есть одна беда. Детишкам нужна мама. Мать. Мамашка, как говорит Мёрси. Маманька им нужна. Как-то без мамки им хреновенько, видите ли. Да и слуги мои по большей части делами заняты… а новые, прямо скажем, более в солдаты и охранники годятся, чем в заботливую мамочку, которая и попку подотрёт, и сказочку расскажет, и если надо, в угол поставит. Такие дела, моё солнышко.
Анна собралась с мыслями. Она никак не могла сосредоточиться. Это ёрничающий, издевающийся Сатана был не таким, каким он всегда представлялся Анне. Рога, копыта, хвост, острые зубы и когти… нет! Перед ней лежал (царственно возлежал) какой-то улучшенный, здоровый и сильный вариант Ильи. Он был красив. Он был утончён и изящен. Небрежные складки его золотистой тоги подчёркивали идеальные формы мускулистых рук и ног. Золотые сандалии обмахивал опахалом старый горбун, искоса поглядывающий на Анну. Под кушеткой лежал топор горбуна, к лезвию которого присохли пучки волос и бордовые комочки плоти. Туман вокруг непрерывно струился, создавая и уничтожая смутно знакомые образы. Вот на мгновение из тумана вылепился могучий торс смеющегося бородатого мужчины, вот возникли и снова растворились в переплетающихся струях величественные арки и колонны… на сотни метров уходившие куда-то вверх.
— Иисус… — прошептала Анна, пытаясь (спросить) понять хоть что-то.
— О, Иисус! Он один из нас, ангелов, рождённых вместе с пространством и временем, — небрежно сказал Сатана. — Он жалостлив. Собственно говоря, он чересчур жалостлив к людям. За это они его постоянно обманывают, прикрываются его именем, когда творят свои маленькие пакостные делишки, высмеивают в пасквилях и обхихикивают церковь… к которой, кстати, Иисус не имеет никакого отношения.
Анна упрямо сжала губы.
— Зачем тебе дети, если ты такой… могучий?
— Я же тебе объяснял, тупая ты курица! — на мгновение лицо Сатаны показалось Анне обезображенным ожогами и шрамами, как у Сашки. — Я же тебе говорил!
Воздух сгустился. Фигуры, плавно перетекающие в тумане, исказились и потемнели…
— Я хочу сказать, — торопливо произнесла Анна, — зачем тебе именно дети, а не взрослые? Уж они-то многие с радостью пойдут за тобой!
Сатана усмехнулся. Хлынувший золотистый свет смыл всё уродливое и искажённое. Даже топор под кушеткой, заросшей теперь нежными виноградными лозами, был еле виден, став полупрозрачной тенью.
— Иногда хочется начать с чистого листа, Аня. С чистого листа! Турки когда-то брали с побеждённых народов «налог крови» — детей. Они выращивали из них янычаров, бесконечно преданных султану. Семь будущих царей, семь могущественных детей Сатаны будут строить новый мир. Мир, который, быть может, затмит славу Града Небесного… оставаясь при этом в земной юдоли… эй, тебе понятно или ты опять не о том думаешь, отвлекаешься от лекции?
— Понятно, — покорно сказала Анна.
— Ну и ладненько, — до боли знакомо сказал Сатана. Так когда-то говорил муж… а Вовка перенял от него эту фразу… и именно с теми же интонациями. — А потом, ждать несколько сот лет, пока эти семеро расплодятся… да ещё надо учитывать законы материального мира, через которые не пересикнёшь, как через штакетник. Да-да, Аннушка, их не обойти. Генетика… социология… и прочая х…ня. М-да…
