– А Мольфанг?
– Он сбежал на юг и там основал новую страну. В герцогстве Монфор его до сих пор считают одним из основателей. Потом случилась новая война. Мольфанг вернул Истрию. Лишь для того, чтобы погибнуть еще через пять лет в очередном бою. Максимилиан стал единоличным властителем двух королевств. Пробыл он им тоже недолго. Говорят, его отравил собственный сын. Снова между потомками верховного короля разгорелась война. Истрия всегда кичилась тем, что она древнее. Севария с годами стала богаче. Войны между нашими странами – обычное явление. Самых крупных было одиннадцать, а мелких стычек и сосчитать нельзя. Были попытки собрать страну воедино, но за сотни лет противоречий накопилось столько, что любая попытка уладить их была обречена. Но, если честно, не думаю, что между странами такая уж большая разница. Все ненавидят друг друга просто потому, что так принято, так всегда было.
– Ты не сильно переживать из-за своя история.
– Это не совсем моя история, – пожала плечами Виктория. – Во-первых, я живу здесь и сейчас. А, во‐вторых, я родилась в ином месте, приплыла из Новых территорий в детстве, а это совсем иной мир за морем.
– Но ты знать про человеческие законы?
– Какие именно?
– Я слышать часто про закон силы.
– Он довольно простой. Раз боги сражались и мир стал таким, какой он есть, из-за борьбы, то нужно сражаться за себя. И за все, что дорого. Кто побеждает, тот и прав.
– Но тогда все мочь делать, что хотеть. И сражение не кончаться.
– Поэтому есть королевская власть, которая сильнее всех прочих, – пожала Виктория плечами. – Она поддерживает порядок.
– Этот закон глуп.
Имва лег на пол, задумчиво уставившись в потолок. Кажется, его любопытство было более чем удовлетворено. Виктория не была уверена, что он все понял, но сейчас ему явно нужно было подумать.
Она тоже отвлеклась. Можно было попробовать заняться каракулями. На пожелтевших листах тонкие линии извивались, как вены или корни, – без всякой системы, без смысла. Такое впечатление, что ребенку просто дали чернила, и он развлекался. В конце концов, у Виктории зарябило в глазах, и она откинула страницы в сторону.
– Не представляю, зачем ему эта бредятина!
Имва отвел от нее взгляд быстрее, чем обычно, и это насторожило.
– Ты что-то знаешь?
– Он сказать… сказать, что это помочь найти его сын.
– Убитого?! – Виктория закрыла ладонью рот и бросила взгляд на дверь. Прозвучало слишком громко, но никто не торопился входить.
– Говорить, что жив. И это привести к нему.
Виктория снова взялась за листки, потом посмотрела на закрытую дверь. Антар перестал казаться таким дуболомом. Если все правда, то хотя бы можно было понять, почему он ведет себя как одержимый. Но какое отношение ко всему имеет пастор?
Виктория попросила рассказать ей все подробности. Каждую деталь. Она и так пропустила слишком много. Ее разум тянулся к каждой крупице знаний, втягивая их, как губка. Она ощущала странную жажду знаний. Хотелось узнавать новое, тянуться к нему, охватить весь мир. Такое приятное воодушевление и щекотка между лопаток, словно могут вырасти крылья.
Рассказ Имвы показался ей необычным, и все же вряд ли он был ложью. Ответы. Потихоньку они стали складываться в картинку. И все же недостаточную для того, чтобы понять целиком. Воспоминания все равно были обрывочными, а от последних десяти лет не осталось и следа.
– Ты верить ему?
Имва глядел с затаенной надеждой. Интересно, почему для него это было так важно? Антар становился Виктории понятнее, в отличие от амевана.
– Думаю, да. Антар был черным тюльпаном. Не верю, чтобы он просто так предал страну. Тут должна быть причина. Сын многое объясняет.
Амеван поерзал на месте и все-таки решился посмотреть на Викторию.
– Кто такие черный тюльпан?
– Ох-х. Проще спросить, чем они не являются. По легенде, мир начался с войны богов друг с другом, и когда она завершилась, земля впитала их кровь, и из нее проросли тюльпаны, чьи лепестки были темнее ночи. Странное сравнение, мне известно, что восприятие цвета ночью может зависеть от ряда факторов, например…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Поймав обескураженный взгляд, она поняла, что настолько далеко заходить не стоит. Кажется, Имве нравились простые истории.
– В общем, кровь богов дала жизнь миру. Из этой крови проросла жизнь. А тюльпаны стали символом этой жертвы. Я толком не знаю, сколько лет ордену, носящему название в честь легенды. И можно ли назвать их орденом. Скорее, это группа людей, которым важен символ тюльпанов – жертвенность, жизнь. А еще мужество. Способность дойти до конца ради цели. В Истрии каждый, кто хочет стать тюльпаном, дает клятву. Защищать мир любой ценой. Обычно черные тюльпаны становятся воинами, защищающими границы или усмиряющими разбойников. У Истрии не было большого войска. Раньше черные тюльпаны поддерживали порядок.
– Почему перестать?
– Пришла красная королева, – поежилась Виктория. Даже от воспоминания красного цвета ее передергивало. – Жизнь никогда не стоит на месте, верно? Все меняется, и не всегда к лучшему.
– Я постоянно слышать про нее, но не знать. Она важный человек?
– Все силы кладет, чтобы такой быть, – Виктория потерла висок: кажется, начиналась мигрень. – Не вся память вернулась, дыр хватает. Когда была маленькой, только и разговоров было про нее. Взялась из ниоткуда, выскочила за короля замуж. Родила наследника Истрии. Нашего короля Эстебана. Потом его отец умер, и Доротея довольно быстро вышла за короля Севарии. Забавно, кто-то мечтает стать принцессой, а кому-то удается дважды стать королевой. Наверняка этому Титу, королю Севарии, хотелось заполучить Истрию. Вот только он тоже не продержался долго. У них родилось двое детей, а вскоре после этого праотцы призвали и Тита. Доротея стала регентом сразу двух королевств. Кто-то называет это не простым совпадением.
– Она убить мужей? – Брови Имвы поползли вверх.
– Так говорят. А мне не так уж и важно. Ну, или тогда было не важно. Эстебан подрос, женился и захотел вылезти из-под чересчур пышной юбки матери. Говорили, что его жена, Элен, настраивала его против королевы. Вот только и с ней приключилась беда. Заболела и зачахла на глазах. Я слышала, что Эстебан не перенес ее потери, был в ярости. Обвинил во всем мать и развязал войну. Ну, а дальше случилось то, что ты видишь вокруг себя.
Виктория откинулась назад, думая о том, что ей и самой не помешало бы узнать, что случилось. Десять лет исчезли из памяти, будто их и не было, зато странные воспоминания, никак не относившиеся к ее жизни, продолжали то и дело вспыхивать в сознании. И каждый раз, когда она заталкивала одно, на поверхность тут же всплывало другое. Например, она никогда не была в горах далеко на севере, а тут вспомнила подъем на скалы в огромных ботинках.
– Так интересно, у нас тоже есть легенда о цветок, – задумчиво протянул Имва.
Он снова заерзал, и тут Виктория заметила под ним предмет, который он пытался от нее скрыть все это время.
– Это что, книга?
Имва замялся и покраснел, но довольно быстро достал фолиант и протянул вперед, словно извиняясь. Слова так и посыпались из него, обрываясь и снова звуча, как стремительный горный ручей:
– Я не красть. Интересно. Гуго запретить. Злиться. Я только хотеть лучше узнать мир. Плохо понять, а тут картинки про город.
Виктория быстро перелистывала страницы, узнавая знакомые очертания, фигуры башен и схемы кварталов. Это была книга о Фантрайте, включая карты города и всех его окрестностей. Глядя на знакомые изображения, она чувствовала, как скребет в груди. Вот он – мир, который ей предстояло заново открыть для себя, такой знакомый и манящий. А она заперта в этой душной коробке и занята разгадкой белиберды. А хотелось простора, раскрыть руки и обнять все, что попадалось на глаза. Слушать, нюхать, запоминать.
Такой свободы она не ощущала с момента, когда в детстве пасла коз, заглядываясь на соседскую корову. Виктория резко осеклась. Не было никакой коровы и тем более коз. Пришлось даже встряхнуть головой.
