— Желаете сделать заявление? — деловито осведомился усач. — Или, значит, на прием записаться? Мсье Грай, я, конечно, знаю, что вы от наших парней скрылись, даже не предупредив, но порядок — есть порядок.
— Не хотел их будить, — бывший штабс-капитан виновато улыбнулся. — Уж больно сладко спали. Сержант, где сейчас русские? В городе? Где остановились, знаете?
«Ажан», взглянув хмуро, прокашлялся.
— Между прочим, вопросы, мсье, здесь задаю я!
И тут же, не удержавшись, усмехнулся в густые усы:
— Это я по привычке, мсье Грай. Тоска зеленая, хоть бы карманника какого привели, всё веселее! Да какие сейчас карманники? После того, как беженцы восвояси убрались, всего двое на весь город остались. И те криворукие, я вам скажу… Нет русских, в Касабланке они оба. И мсье комиссар там, и заместитель. То ли совещание, то ли тамошнему начальству тоже скучно.
Ричард Грай понимающе кивнул. И такое случается. Однако скучать «начальству» явно не ко времени. Если верить Меморандуму Тросси, прошлой ночью должен был погибнуть Руан, город, где когда-то сожгли Жанну д'Арк. Оставалось надеяться, что у де Голля хватило ума провести эвакуацию. Все-таки не Сталин…
— А тех арабов, что вас, мсье, убить хотели, выпустить пришлось. Потому как не они стреляли, крысаки поганые. Вот и выпустили мерзавцев. А все почему, мсье Грай? А потому, что отдельные сотрудники работать так и не научились. Взяли арабов этих — и сразу через «табак» пропустили…
— Это когда каблуками по ребрам?
— Я не говорил «по ребрам», — нахмурился сержант. — Я сказал «табак», мсье… Кстати, вы курите, если охота, пепельница на столе. Так вот, нельзя так с арабами. Сразу толпа родичей набежала и еще муллу привели. Тоньше надо, деликатнее, в индивидуальном, так сказать, порядке. У меня бы они уже признания подписали, причем каждый бы соседа топил. А если серьезно, мсье… Поглядел я на гильзу, что на горке подобрали. Хотите, я вам этого субчика завтра же представлю? Это не потому, что я такой старательный…
Оглянулся, понизил голос.
— Мы же в вашей аптеке лекарства покупали, мсье Грай. Когда матушка заболела, у меня как назло все деньги вышли. Я тогда еще в полиции не служил, в порту всякой ерундой пробавлялся. Я к вам пошел, и вы без денег отпустить велели. Вы-то меня не помните, я без усов был, мальчишка совсем.
— Нет, не помню, — негромко бросил Ричард Грай. — И вы забудьте. Никого искать не надо, я и без гильзы разобрался…
На стол легла коробка «Фортуны». Бывший штабс-капитан кивнул, достал зажигалку. Закурили оба. В холле было по-прежнему пусто, и Ричард Грай принялся разглядывать стены. Почти ничего не изменилось: мраморная доска с потемневшими от времени золотыми буквами, гипсовый бюст Марианны в неглубокой нише, большие цифры «1873» слева от лестницы. Фотографии… А вот этого не было. Несколько черно-белых портретов слева от стола дежурного. Ни рамок, ни стекла, только кнопки по углам.
— Ребята сообразили, — пояснил усач, заметив интерес гостя. — Сотрудники это, которые при исполнении… Как говорит начальство, исполнили долг до конца. На втором этаже целая выставка, но там не все, а с разбором. Вот наши и решили вроде как справедливость восстановить. А что? Знакомых нашли?
— Да.
Ричард Грай встал, отложил папиросу, шагнул ближе, к черно-белым лицам. Первый слева в нижнем ряду. Веселая улыбка на все тридцать два, фуражка чуть сдвинута на затылок, воротник расстегнут. Даже в смерти его друг не желал быть серьезным.
«Мадемуазель Анади следовало бы все же надеть пальто. Уже сентябрь, мсье Рич, ночи прохладные…»
Он не мог смотреть. Отвернулся, подошел к столу, закусил зубами папиросный мундштук.
— Вы можете мне помочь, сержант. Не только мне одному, дело очень серьезное. Если надо будет заплатить, я дам денег. Только все нужно сделать быстро.
— Полиция денег не берет, мсье! — трубно возгласил усач. Поперхнулся, бросил взгляд в сторону пустой лестницы. — Не берет, мсье Грай, а забирает. Вы говорите, а там сообразим.
Бывший штабс-капитан на миг задумался.
— Чтобы попасть в Эль-Джадиру, иностранцам требуется специальная виза. В 1940-м, когда нахлынули беженцы, порядок получения упростили, но до этого все было очень строго. На каждого иностранного подданного, который прибывал в порт и оставался более, чем на сутки, заводили «дело». Так?
— И сейчас заводим, — бодро откликнулся «ажан». — Желаете в свое заглянуть?
— Нет, не желаю, сержант. Я и так знаю, какой у меня рост и цвет глаз. В 1925 году сюда, в Эль-Джадиру, прибыл граф Тросси, гражданин Италии. Возможно, он бывал здесь и в другие годы, в городе ему принадлежал магазин, но, вероятно, оформленный на подставное лицо. И еще… В 1925-м он приплыл на «Текоре».
— О-о, на хитром кораблике? — оживился сержант. — Тогда бумаги точно остались. Которые с «Текоры» — те на особом учете. Их у нас знаете, как называют? «Лицами без лиц». По каждому мы перед Парижем отдельно отчитываемся. С одной стороны, вроде как шпионы какие-то. С другой, их и тронуть нельзя, даже если документы не в порядке. Велено пропускать — и докладывать. Вас, к примеру, пустили, хоть виза была просрочена.
Ричард Грай молча кивнул. Пустили… «Лица без лиц». Кто-то в Париже сообразил, что с хитрым корабликом и его пассажирами лучше не связываться. И не только в Париже. Здесь были немцы, потом англичане, а «Текора» приходила и уходила без всяких помех.
— Граф Тросси, — повторил он. — Все, что есть по этому итальянцу. И еще, сержант. Пошлите какого-нибудь глазастого парня, которому деньги нужны, в городской архив и заодно в библиотеку, в газетный зал. Пусть пороется пару дней.
Достал бумажник, выложил на стол несколько крупных купюр.
— Побыстрее, пожалуйста.
«Ажан» засопел, взглянул сурово. Рука привычным движением смахнула деньги со столешницы.
— Полицию не подкупить, мсье! Не надейтесь даже, не по-лу-чит-ся! И вообще, чего вы тут делаете? Вам, мсье иностранец, предписано в гостинце пребывать, так что извольте туда проследовать, причем не-за-мед-ли-тель-но! А я после службы лично подъеду, чтобы, значит, проконтролировать. И не надейтесь, что забуду, ждите!..
— Спасибо.
Возле дверей он не выдержал, обернулся. Веселый парень с черно-белой фотографии улыбался, глядя в лицо Вечности. «О, мсье Рич! Можете не беспокоиться. Мы перекрыли дорогу, я поставил патруль у перекрестка. В документах все чисто. Ловим контрабандистов, мсье, обычная операция…»
Крупный план. Эль-Джадира.
Апрель 1943 года.
— О, мадемуазель Анади! Я, право, смущен. Вы слишком добры, маленькая мадемуазель, это мой первый и весьма несовершенный опыт. Давно хотел приготовить настоящий буйабес, но каждый раз что-то мешало. Спасибо вашему дяде Ричу, без его помощи ничего бы не получилось.
& бросила выразительный взгляд в мою сторону, явно желая сказать какую-нибудь гадость. Не вышло, рот был занят. Маленькая мадемуазель успешно наворачивала уже вторую миску подряд, приводя сержанта Антуана Прево в истинное умиление.
— Посудите сами, мадемуазель! Одной рыбы требуется десять видов. А еще помидоры, лук, чеснок, фенхель, апельсиновая цедра, шафран, пряности. Это в наше-то время! Буйабес — поистине король супов!..
Меня самого еле хватило на небольшую тарелку. Суп был превосходен, вот только аппетит подгулял.
День был теплым, почти летним, и мы расположились прямо во дворе у большого деревянного стола. Прево остался на хозяйстве один, все домашние уехали в Касабланку, где как раз сегодня открывалась весенняя ярмарка. Сержанту же выпал внеочередной выходной, честно потраченный на приготовление «короля супов».
От приглашения я, естественно, не отказался. В гастрономии не силен, но в славном городе Эль-Джадира слишком мало тех, с кем можно общаться без риска заработать хроническую тошноту. Деметриос хорош в гомеопатических дозах, друг Даниэль — под настроение, особенно если нужно скрасить долгий тоскливый вечер. Арнольд… Этот никогда не подведет, выполнит любой приказ. Но приятно ли общаться со снайперской винтовкой?
Другом был Марселец. Он и сейчас друг, но уже год, как встречаемся мы с ним только по делу. И пойди пойми, почему. Мадемуазель же Анади и так всегда со мной в качестве неотступной зубной боли. Вот и сюда напросилась, вечно голодная. Канючила, глазки строила, чуть ли не плакала. «К дяде Антуану! К дяде Антуану!..» Попробуй не возьми! Ничего, скоро коленом под зад — и прямо в Нью-Йорк, без пересадки. Отмучаюсь…
— О, мсье Рич! — Антуан, виновато моргнув, покосился на мою пустую тарелку. — Понимаю, понимаю, я переложил цедры. Уже потом понял, когда закипело… Но вы уж извините, мсье, я очень старался!..
Я хотел успокоить парня. Суп был бесподобен, куда там здешним ресторанным помоям. Дело вовсе не в цедре и даже не в том, что слегка пересолено. Я шел сюда отдохнуть, но что-то не клеилось. Как там у Апухтина? «Мухи, как чёрные мысли, весь день не дают мне покою…»
