Договорить Велимиру Ильичу не дала Ангелина Павловна, сошедшая к нему с плаката с таким томным выражением лица, какого Еврухерий не замечал за все годы совместной с ней жизни. Бывшая супруга Макрицына обхватила Лемина за шею и прилипла к его губам. После минуты горячего поцелуя дама принялась исполнять эротический танец, стараясь максимально откровенно демонстрировать свои прелести. Затем она вновь обхватила шею Велимира Ильича, и ее руки начали медленно сползать вниз.
– Есть результат, – сообщила женщина.
– Отлично! – отозвался Семен Моисеевич.
– Голова кружится, – пожаловался Велимир Ильич.
– Головокружение от успехов, – констатировал врач, внимательно наблюдавший за происходящим.
Ангелина Павловна исчезла так же неожиданно, как и появилась. Макрицын обратил удивленное внимание на то, что в пространстве кабинета господствовала абсолютная доминанта вертикали: стоял доктор, стоял пациент, и даже шариковая ручка не лежала, а стояла на столе. Пока ясновидящий удивлялся, словно на представлении иллюзионистов, загадочным образом пропали и Семен Моисеевич с Леминым. Зато возник Вараниев, который тянул за собой на веревке птичью клетку на колесах, в которой на перекладине сидел Велик. На Макрицына юноша внимания не обратил. Председатель тоже.
Проводив их взглядом, «коренной москвич» хотел покинуть клинику, но увидел длинный коридор, а там три силуэта. В одном из них ясновидящий без труда узнал Ганьского. А слева от Аполлона Юрьевича шел крупный мужчина с добродушным лицом, держа поводок, на котором семенила громадная серая свинья с лицом ежа, вся покрытая длинными серыми иголками.
Внезапно свет погас. Видения прекратились.
* * *
Утром Еврухерий с удивлением обнаружил, что спал голым. И вроде что-то невероятное, необъяснимое творилось вокруг него ночью. Но что? Ясновидящий сел на один из уцелевших стульев, закрыл глаза и попытался получить помощь извне. К сожалению, сколько-нибудь значимой информации не поступило. Увидел он Ганьского, спешащего на самолет, и Шнейдермана, спорящего в швейной мастерской с пренеприятнейшего вида женщиной. Ясновидящему явился неправдоподобных размеров попугай, который болтал всякую белиберду в громадной зале перед двумя тысячами слушателей. А напоследок Еврухерий увидел себя в компании соседки за столом, одним из шести человек, приглашенных на ужин. Серый, с отвисшим животом кот лежал на коленях женщины, а в ногах путалась кошка, с мордой хитрой и двусмысленной.
– Надо хотя бы узнать, как зовут женщину, – тихо начал разговор сам с собой Макрицын после завершения сеанса, – а то как-то не по-людски получается: она давно живет здесь, здороваемся, а как звать друг друга, не знаем…
Больше года прошло с тех пор, как Еврухерий помирился с Аполлоном и возобновил свои к нему визиты. Как раз нынче утром Макрицын планировал зайти к ученому.
Аполлон Юрьевич был дома один. У Еврухерия давно сложилось впечатление, что Марина избегает его: за год он видел ее лишь раз. И до ссоры с ученым женщина не особо баловала ясновидящего своим присутствием, но тогда она работала, и было понятно, почему ее нет дома. Последние же три года супруга Ганьского официально работающей нигде не числилась. (Хотя она продолжала много рецензировать и участвовать в подготовке изданий художественных альбомов, доход ее деятельность приносила небольшой. Тем не менее у Марины всегда были в наличии большие суммы денег, что удивляло Ганьского, но он, будучи человеком воспитанным и деликатным, никогда не интересовался источниками дохода обожаемой супруги.)
Хозяин квартиры расположился напротив Макрицына, выждал паузу и спросил, когда у него следующее выступление. Тот сообщил, что через две недели будет выступать в кинотеатре «Э. Пизод».
– Прийти хочешь? – предположил Еврухерий. И оказался прав.
– Если ты не возражаешь, – кивнул Ганьский. – Но не один.
– Не один – так не один.
– Поразительно! Человека совершенно не интересует, кто будет его зрителем!
– Да мне без разницы, с Мариной ты придешь или с Федором Федоровичем, – подтвердил Еврухерий. – Лучше скажи, сколько человек будет, и я билеты принесу.
– Спасибо, конечно, однако не хочется злоупотреблять твоим великодушием. Мы в состоянии купить.
– Да нет уже билетов в кассах! Но у меня броня осталась. Скажи, сколько нужно. Деньги мне отдашь. – Макрицын встал, засунул руки в карманы брюк, прошелся по комнате и вдруг спросил: – У тебя есть что-нибудь попить?
– Что-нибудь попить всегда есть, если сантехники воду не отключили, – в своей манере ответил Ганьский. Затем принес пакет сока и два бокала.
Утолив жажду, Еврухерий вернулся в кресло и вопросительно посмотрел на друга.
– Ты о чем-то серьезном со мной поговорить хочешь?
– Об очень серьезном, Аполлон. О твоей жизни!
От неожиданности ученый поперхнулся и закашлялся.
– По спине постучать? – предложил Макрицын помощь.
Ганьский помотал головой.
Пока он приходил в себя, ясновидящий еще раз обдумал, как лучше начать разговор. Еврухерий на самом деле беспокоился за будущее Аполлона и искренне считал: тот человек хороший, только взгляды на жизнь у него неправильные.
– Скоро мы к власти придем, Аполлон, – уверенно заговорил Макрицын. – Так больше жить нельзя, и народ это понимает. Надо все менять. Чтобы хорошо было людям. – Он всегда в слове «людям» ставил ударение на последнем слоге и на сей раз остался верен себе. – Время пришло, Аполлон. Виктор сказал, что революций не будет – на выборах победим. Через одиннадцать месяцев. Народ за нас.
Ганьский с любопытством посмотрел на гостя.
– Зачем ты мне это говоришь?
Макрицын придвинул кресло поближе к ученому, наклонился вперед, и теперь расстояние между ними не превышало метра.
– Мы вредный элемент перевоспитывать будем. А ты, Аполлон, по всяческим признакам и есть элемент вредный. Ну, вот сам посмотри: ты считаешь, что быть богатым хорошо, плохо относишься к коммунистам. ни ты, ни жена твоя не работаете… Ведь сразу вопрос встает: а на какие такие средства вы с ней живете? Я вот что тебе хочу предложить, Аполлон, как другу: вступай в нашу партию. Мы тебя знаем – примем. Будешь у нас министром по ученым и станешь смотреть, чтобы все они на работу ходили. Как раньше было.
– Твои рассуждения очень напоминают мне взгляды Велимира, – заметил ученый. – И где вы такой чепухи набираетесь?
– Ты не прав, Аполлон, – возразил Еврухерий, – никакая это не чепуха, а стройная научная теория.
Ганьский незлобно выругался, что случалось крайне редко:
– Чертова мумия! Уму непостижимо, на сколько лет ядовита оказалась!
Гость продолжил свой монолог о грядущей власти коммунистов, но Ганьский уже не слушал. Ученый думал совсем о другом: он прекрасно понимал, что история главного эксперимента его жизни близится к развязке и решение необходимо принимать. Последние три месяца этот вопрос неизменно сопровождал его, с ним Аполлон Юрьевич просыпался и засыпал. Он раз за разом мысленно воспроизводил детали недавнего внезапного визита Вараниева, который нагрянул к нему в сопровождении Шнейдермана…
– Мы явились к вам для того, чтобы потребовать немедленно ознакомить нашего доверенного врача с методикой изготовления препарата, – заявил тогда Вараниев с порога, глядя в удивленные глаза ученого. Председатель не просил, не предлагал – он требовал и угрожал.
Ганьский, не ожидавший появления партийной пары у себя дома без приглашения, без предварительного звонка, рано утром, когда супруга еще спала, а сам он не успел даже умыться, в первые минуты общения растерялся. Вежливым голосом он заметил визитерам, что они забыли поздороваться и принести свои извинения за то, что потревожили людей в неурочное время, после чего спросил:
– Чем обязан? Что-то случилась и требуется моя помощь?
– Пока ничего не случилось! – ответил Вараниев, поставив акцент на слове «пока». – Но может случиться в любой момент! – Глаза председателя блеснули. – И мы не можем допустить этого!
– Это меняет ситуацию, господа, – с облегчением вздохнув, сказал Аполлон Юрьевич. – В таком случае прошу вас присесть и подождать меня несколько минут, пока приму душ и приведу себя в порядок. Прошу учесть, что моя супруга находится дома и еще отдыхает, поэтому убедительно прошу не говорить громко.
Со словами: «Я в вашем распоряжении, господа» – ученый вернулся через четверть часа свежевыбритый, при тонком аромате изысканного парфюма. От растерянности первых минут визита не осталось и следа – Аполлон Юрьевич полностью себя контролировал.
– Не откажите в любезности пройти на кухню для беседы, – предложил он. – Я угощу вас фантастически вкусным чаем.
Но гости от чая отказались. Вараниев приступил к теме визита:
– Мы считаем, что вы обязаны предоставить нам всю информацию по лечению Велика. Нельзя допустить, чтобы его жизнь полностью находилась в ваших руках. Вы не молодой человек, и все может случиться. Предлагаем незамедлительно передать все необходимые сведения. При этом обещаем, что наша власть по заслугам оценит все то, что вы сделали для партии.
