растрепанных чувствах покинул лагерь, не дождавшись окончания сезона. Если он мечтал отомстить, то сейчас у него на руках все карты для этого.
– Я думала… – Собственный охрипший от волнения голос кажется мне чужим.
– Что ты думала? – подхватывает он необдуманно брошенную фразу. – Что я буду жить с тобой?
Я смущенно опускаю взгляд. На самом деле ни о чем подобном я не думала – не потому, что это неважно, а потому, что у меня просто не было на это времени. Все – от его звонка до обеда в ресторане и приезда в квартиру – происходит так быстро, что я едва успеваю приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам. Куда мне загадывать что-то наперед или пытаться предсказать следующий шаг Гордеева.
– Ничего я не думала, – огрызаюсь я, разозленная издевкой в его голосе и собственной глупостью. – Это вообще не имеет значения.
С минуту мы молчим. Насупившись, я делаю вид, что изучаю паркет под ногами, одновременно ощущая на себе тяжелый взгляд Кирилла.
– Здесь три комнаты. Ты можешь располагаться в любой из них, – первым прерывает он молчаливое противостояние. – Через пару часов курьер доставит продукты. Если тебе еще что-то будет нужно, на цокольном этаже есть небольшой магазин. Покупки записывай на номер квартиры. В соседнем здании – фитнес-центр с бассейном. Тебя пустят по брелку на ключе. Если что-то понадобится, можешь звонить моей ассистентке. – Он протягивает мне визитку с номером. – Она все устроит.
То есть, делаю вывод я, звонить ему напрямую я не могу. Не то чтобы я хотела или планировала это делать, но после этих слов я скорее откушу себе язык, чем позвоню ему или его девочке на побегушках.
– Чувствуй себя как дома, – говорит Кирилл и неспешно идет к двери.
– Ты уезжаешь? – удивленно спрашиваю я.
– Ты далеко не единственная, кто требует моего внимания. А я и так потратил на тебя больше времени, чем планировал.
Если этим он хотел подчеркнуть незначительность моего места в своей жизни, он достиг своей цели. Теперь я понимаю это очень ясно. У него наверняка есть постоянная любовница. Все эти пять лет я старательно избегала думать об этом, но перед поездкой в Москву два дня назад все же набрала его имя в поисковике. Хотела просто посмотреть, насколько он изменился внешне, но, сама того не желая, увидела с десяток фотографий, на которых он запечатлен с женщинами. Женщинами куда красивее и изысканнее, чем я. «Ты далеко не единственная», – звучит напоминанием его собственная фраза, а я вынуждена признать, что эти беспощадные слова причиняют мне куда больше боли, чем должны.
Дождавшись, когда за Гордеевым закроется входная дверь, я устало бреду на кухню и наливаю себе стакан воды, с удивлением отмечая, что руки дрожат так сильно, что большая часть воды из бутылки расплескивается на столешницу. Сейчас, когда я наконец-то остаюсь одна и необходимость держать удар отпадает сама собой, эмоции захватывают меня. Не зная, куда себя деть, я выхожу на балкон и несколько минут стою, разглядывая потрясающую панораму мегаполиса, ощущая, как внутри все сильнее сжимается тугой комок горечи и сожаления, а слезы, которые я так долго сдерживала, тонкими ручейками бегут по щекам.
Все к лучшему, повторяю про себя. Кирилл ушел и оставил меня в покое. Наказание откладывается. Я могу выдохнуть. Глупо тратить время на пустые сожаления о том, что уже нельзя изменить. Пока Гордеева не будет, я смогу перегруппировать силы и продумать тактику поведения с ним, чтобы не выставить себя еще большей дурой в его глазах.
Я должна радоваться, что он ушел, разве нет? Но если это действительно так, то тогда почему где-то в глубине души я чувствую что-то пронзительное и болезненное, подозрительно похожее на разочарование?
Глава 8
Оставшись в одиночестве, первое время я не представляю, чем себя занять. Как на иголках сижу в кресле и гипнотизирую входную дверь, размышляя, что может взбрести в голову Гордееву в следующую минуту. Вдруг он вернется сейчас, чтобы проверить меня? Это, конечно, глупо, и он ни за что не станет этого делать просто потому, что у него наверняка масса дел, но мое воображение оказывается куда сильнее доводов рассудка. В конце концов, просидев без движения минут двадцать и убедившись, что Кирилл уехал, я отправляюсь изучать квартиру. Гордеев сказал, что я могу занять любую комнату – этим и займусь, чтобы не сходить с ума.
Досконально исследовав каждое помещение и выбрав для себя единственную комнату с примыкающей к ней ванной, я разбираю сумку и раскладываю в огромном шкафу нехитрый набор вещей, который я взяла с собой из дома для двухдневной поездки в Москву. Пара простых футболок, платье, джинсы, пижама и белье сиротливо оседают на полках, вызывая у меня горькую усмешку. Да, друзья, вам, как и мне, здесь не место.
Закончив с одеждой, возвращаюсь в гостиную и включаю телевизор. Вряд ли меня можно назвать поклонницей дневных передач на ТВ, но мне становится спокойнее, когда комната заполняется звуками. Тишина в огромной пустой квартире заставляет меня особенно остро ощущать свое одиночество.
Как и обещал Кирилл, через несколько часов после его ухода курьер привозит три пакета с едой из элитного супермаркета. Обрадовавшись возможности занять себя чем-то новым, я неторопливо разбираю продукты, с любопытством изучая этикетки. Ума не приложу, что имел в виду Гордеев, когда предполагал, что мне может понадобиться что-то еще в магазине внизу: еды, которую мне доставили, хватит на неделю, если не больше.
За пустыми хлопотами я не замечаю, как наступает вечер. Несмотря на то что я все еще не проголодалась, решаю приготовить для себя ужин. В последние дни питаюсь я отвратительно, а перспектива упасть в голодный обморок перед Кириллом – последнее, что мне сейчас нужно. Еще раз внимательно изучив содержимое холодильника и полок, я выкладываю на кухонную столешницу пачку спагетти, чеснок, банку резаных томатов, оливковое масло и сыр и ставлю на плиту кастрюлю с водой.
Стрелки на часах показывают шесть. В ожидании, пока закипит вода, я беру в руки телефон. В клинике, где на лечении находится дядя, сейчас как раз время приема посетителей. Если бы я сегодня улетела, как и планировала, то наверняка была бы в его палате. А раз я здесь, важные новости придется озвучивать по телефону.
– Дядя Дима, здравствуйте, – ласково произношу я, услышав в трубке знакомый бас.
– Лерочка, моя хорошая, – отвечает старик, и от его привычного приветствия на моих глазах выступают слезы. – Ну, как тебе столица?
– Я почти ничего не видела, – признаюсь я. –
