я, когда через мгновение он опускается на заднее сиденье рядом со мной и автомобиль трогается с места.
Кирилл, которого я помню, обожал скорость и дорогу. И эта деталь, на первый взгляд такая незначительная, вдруг наглядно демонстрирует мне пропасть между прошлым и настоящим.
– Я предпочитаю получать удовольствие от вождения, – говорит он, скрыв выражение серых глаз за длинными ресницами. – Ездить по пробкам в час пик к удовольствию, как я для себя его понимаю, не относится.
«А как ты понимаешь удовольствие?» Этот вопрос рождается и умирает, не имея шанса быть озвученным. Я все еще очень хорошо помню удовольствия, которые привлекали его раньше. Калейдоскоп воспоминаний, так живо пронесшихся перед глазами, горячит мои щеки и змейкой пускает жар в низ живота. Этот неожиданный и совершенно неконтролируемый всплеск плотского желания приводит меня в ужас: столько времени прошло, все должно было остаться в прошлом, потому что я не понимаю и не представляю, как бороться с этим в настоящем.
К счастью, Гордееву нет дела до моих переживаний. Как только «Мерседес» плавно вливается в плотный поток машин на дороге, он достает из кармана телефон и погружается в изучение сообщений. Испытывая мощное искушение рассмотреть его, пока он занят, я заставляю себя отвернуться к окну. Не хватает только, чтобы Кирилл заметил мой интерес и неправильно его истолковал: такого удовольствия я ему точно не доставлю.
Даже несмотря на то что мои глаза направлены на мелькающие за окном виды Москвы, все чувства сконцентрированы на сидящем на расстоянии вытянутой руки мужчине. В замкнутом пространстве автомобиля его присутствие ощущается особенно остро. Под кожей разливается приятное тепло. Сердце трепещет в груди. Запах его одеколона, что-то лесное и терпкое, будоражит рецепторы обоняния. Негодуя на свое тело за то, что оно так предательски реагирует на близость Гордеева, я плотнее вжимаюсь в кожаную обивку сиденья и закрываю глаза.
Так не должно быть! Черт побери, я не хочу испытывать к нему какие бы то ни было чувства, даже если это примитивное физическое влечение. В ситуации, в которой я оказалась, моя слабость обернется его силой. Он использует ее, чтобы ударить больнее, а мне и так будет чересчур сложно пережить ближайшие три недели, чтобы вкладывать в его руки еще и это оружие.
– Куда мы едем? – спрашиваю я, не в силах терпеть тишину, в которой меня терзают собственные мысли.
– А есть разница? – отвечает он, нехотя оторвавшись от экрана мобильного.
– Ну, тебе это, конечно, может быть совсем неинтересно, но я бы хотела знать, где проведу ближайшие три недели, – произношу, даже не пытаясь скрыть нотки сарказма в голосе.
Гордеев бросает рассеянный взгляд в окно, потом снова смотрит на меня.
– Ехать осталось недолго.
Я открываю рот, чтобы возмутиться, что он так и не ответил на мой вопрос, но закрываю его, не вымолвив ни слова. Его нежелание делиться со мной даже такими крупицами информации начинает всерьез меня беспокоить. Да, когда-то я знала этого человека, но с тех пор все изменилось: а если он отвезет меня в какой-нибудь притон? Он ведь потребовал у меня обещание, что ради помощи дяде я готова на все!
Полный раздрай в чувствах не позволяет мне расслабиться. Я даже облегчение из-за того, что финансовый кошмар «Синички» скоро закончится, не могу как следует прочувствовать. Гордеев будто занял все свободное пространство в моих мыслях и с каждой минутой, проведенной рядом, стремится захватить все новые территории в разуме и чувствах.
«Остановись, Лера, не сходи с ума», – приказываю себе. Стараюсь мыслить четко и рационально, но выходит у меня не очень. Чувство потери контроля над собственной жизнью все усиливается, и я оказываюсь не в состоянии удержать за зубами вопрос, который даст Гордееву понять, насколько я деморализована.
– Скажи, – говорю тихо, – ты же не заставишь меня делать что-то противозаконное?
Сама не верю, что спросила у него об этом, но лучше уж мне сейчас подготовиться ко всему и подготовить планы для отступления, чем и дальше томиться в неизвестности.
– Нет, ничего противозаконного в моих планах насчет тебя нет, – с мрачной иронией тянет Кирилл, откладывая телефон и с интересом разглядывая меня впервые с того момента, как мы сели в машину.
– И твои планы… м-м-м… не подразумевают других мужчин?
В серых глазах вспыхивает гневное пламя, а желваки на скулах напрягаются.
– Уйми свою бурную фантазию, – советует он грубо. – Я тебе не сутенер и не наркодилер. Ты едешь в мою квартиру, там и останешься.
Я даже не подозревала, что до этого момента сдерживала дыхание, потому что сейчас жадно делаю глубокий вдох полной грудью. Это уже что-то. Но, может быть, именно этого мне и стоит бояться?
Глава 7
Квартира, в которую привозит меня Кирилл, расположена на семнадцатом этаже элитной высотки недалеко от метро. Светлая и просторная, она влюбляет в себя с первого взгляда, но, несмотря на стильный дизайн и потрясающий вид из панорамных окон, кажется холодной и абсолютно нежилой.
– Я думала, это твоя квартира, – замечаю я, с любопытством осматривая кристально чистую современную кухню и гостиную с огромным плазменным телевизором на стене.
– Я здесь не живу, а для тебя это дом на следующие три недели, – отвечает Кирилл, проходя мимо меня и на правах хозяина проверяя работоспособность холодильника и воду в кранах.
– А ты? – едва этот вопрос срывается с моих губ, я уже о нем жалею.
– А я буду приезжать, когда посчитаю нужным, – отвечает он деловито, прожигая меня взглядом выразительных серых глаз.
У меня возникает ужасное подозрение, что эту квартиру Гордеев использует для встреч с любовницами. И, наверное, именно сейчас впервые с момента, когда он озвучил мне свое безумное предложение, я чувствую себя грязной, осознавая, какое место на ближайшие три недели займу в его жизни.
«А чего ты ожидала, дурочка?»
– Предполагается, что я буду сидеть здесь и ждать, когда ты надумаешь прийти, чтобы… – мой возмущенный голос срывается от переполняющих эмоций, – чтобы я могла обслужить тебя?
У него хватает совести поморщиться от моих слов, но лицо сохраняет невозмутимое выражение.
– Именно так и предполагается, – не отрицает он, смерив меня насмешливым взглядом.
У меня создается ощущение, что своими словами и действиями он преднамеренно старается уколоть меня как можно сильнее. И, наверное, я не должна его винить. После того как я бросила его пять лет назад, не сказав ни слова на прощание, нашлось немало знакомых, среди которых был и дядя Дима, которые рассказали мне, как переживал Кирилл и как он в
