разобраться кое с чем раз и навсегда. — Жилы вздулись у него на шее, как натянутые канаты, он старательно отводил глаза.
И тут я всё поняла.
— Твой отец… Он правитель там.
Каден кивнул.
Я перебрала в памяти наместников. Всего их было двадцать четыре. По именам я знала далеко не каждого, а тех, что правили здесь, у южной границы, не помнила вовсе. Возможно, одному из них жить осталось недолго.
— Ты убьёшь его? — Я опустилась на табурет в углу, где Берди когда-то осматривала мне шею.
Он развернул стул и уселся на него верхом. Долго молчал.
— Не знаю. Я хотел только навестить могилу матери. Увидеть места, где жил когда-то. Где меня в последний раз… — Он потряс головой. — Я просто не могу отпустить прошлое. Хочу отцу в глаза посмотреть. Завершить что-то важное, получить ответы, пока есть возможность. Не знаю, как поступлю. Будет видно.
Я не стала отговаривать. Тот, кто порет маленького сына, а потом вовсе продаёт его первым встречным, противен и мне. Некоторым предательствам нет прощения.
— Будь осторожен.
Каден взял меня за руку, и буря в его взгляде разбушевалась с новой силой.
— Завтра. Я вас не брошу. Обещаю.
Он встал и направился к выходу, но в дверях замер.
— В чём дело?
— Осталось завершить ещё кое-что. — Он посмотрел мне в глаза. — Ты по-прежнему любишь его?
Как под дых ударил. Такого вопроса я не ожидала, хотя следовало бы. Вот о чём Каден гадал всякий раз, глядя на меня. На чердаке сразу понял, что я расплакалась не от пыли.
Под его взглядом я отвернулась к разделочному столу и смахнула воображаемые крошки.
Я не позволяла себе об этом думать. Любовь. Глупая слабость на фоне всего остального. Она вообще хоть какое-то значение имеет? Помню, как цинично хмыкнула Гвинет, услышав, что я хочу жениться по любви. Знала то, что я начинала понимать только сейчас: чувства до добра не доводят. Паулина и Микаэль тому пример. Мои родители. Вальтер и Грета. Даже Венда, уехавшая с мужчиной, который её погубил. И юная Морриган, которую выкрали из родного племени и за мешок зерна продали стервятнику Алдриду. Вместе они создали великое королевство, но стояло оно не на любви.
— А что такое любовь? Я уже не уверена, что знаю, — покачала я головой.
— Но со мной у тебя всё иначе, чем с… — Он замолчал, словно одно имя Рейфа причиняло ему боль.
— Да, с тобой у нас всё иначе. — Я подняла глаза на него. — И всегда было, признайся. Ты с самого начала говорил, что Венда превыше всего. Не знаю, как сплелись наши судьбы, но теперь мы оба волнуемся за Венду и Морриган. Пытаемся уберечь их от той участи, которую уготовил им Комизар. Вот что свело нас вместе. Не стоит недооценивать нашу связь, целые королевства стояли и на меньшем.
Он глянул обеспокоенно.
— Что ты царапала на земле по пути сюда?
— Слова, Каден. Всего лишь слова, которые не сказала на прощанье
Он тяжко вздохнул.
— Мне непросто разобраться в этом, Лия.
— Знаю. Мне тоже.
Каден долго не сводил с меня взгляда, затем кивнул и вышел. Стоя в дверях, я смотрела, как завеса безлунной ночи поглощает его, и сердце ныло от сочувствия. То, чего он хочет, я дать не в силах. Просто не способна, как бы ни хотела.
Я задула лампаду на кухне, но всё не решалась отпустить эту ночь. Прижалась спиной к стене с записками — клочками бумаги, что поддерживали течение жизни, которую Берди поменяла на другую. Тускло освещённые углы напоминали о крутых поворотах и развилках, вплетённых теперь в её судьбу.
«Ты жалеешь, что не уехала?»
«Мне некогда думать о таких вещах. Что сделано, то сделано. Я тогда поступила так, как должна была»
Мои руки упёрлись в холодную стену за спиной.
Что сделано, то сделано.
Поздно гадать и сожалеть.
На следующее утро я перерыла гардероб Берди, но не нашла и половины нужных вещей.
— Натия, шить умеешь?
— Ещё как, — подтвердила она мою догадку.
Распороть подол плаща и зашить в него нож за считанные минуты мне определённо было не под силу, к огромному огорчению тётушки Клорис.
Деньги Рейфа ушли на гонцов ещё в Теркуа Тра, и пришлось просить у Энцо взаймы. Он тут же достал из бочки с картошкой кошель и бросил мне. Золота было немного, но я всё равно благодарно кивнула.
— Скажу Берди, что ты держишься молодцом. Она обрадуется.
— Скорее, поразится, — покраснел он.
— Ну, не без этого. — Я пожала плечами. — И, Энцо, ты нас не видел.
Он с пониманием кивнул. Угрозы Рейфа пошли на пользу, но подлинное чудо сотворило с ним доверие Берди — Энцо превратился в другого человека. Лишь бы им остался.
Мы выскользнули из таверны тихо, как воры, чтобы не разбудить постояльцев.
В суконной лавке нам очень обрадовались. Мы стали первыми покупателями за день. Первыми и единственными. Лавочница то и дело пыталась вглядеться в моё лицо под белым шарфом. Просьбе показать красный атлас она очень удивилась: обычно вдовы покупают что-нибудь более благопристойное.
— Тётушка желает вышить гобелен в честь погибшего мужа. Красный был его любимым цветом, — пришла на помощь Натия.
Я кивнула, тихо всхлипнув для пущего эффекта.
Растроганная лавочница отрезала атласа с лихвой, и мы покинули лавку.
Впереди была только одна остановка. То, что мне нужно там, не купить за деньги. Лишь бы цена оказалась по карману.
Глава сорок третья
Рейф
До чего внезапно я превратился из солдата в короля. Теперь все бароны в собрании как один хотят кусочек моей шкуры. Понятно, что рисуются они только для вида, лишь бы завладеть моим вниманием, в чём я не смел отказывать. Крепче всего за меня взялись восемь министров — те, с кем отец работал бок о бок.
Само собой, мне были рады, но от каждой любезности веяло упрёками и предостережениями: «где тебя носило?» и «волнения уже вспыхнули и потухнут нескоро».
Но больнее всего мне стало от слов придворного лекаря:
«На смертном одре и отец, и мать звали вас. Я говорил, что вы в пути».
Не я один намеренно лгал, лишь бы внушить надежду. Впрочем, корить себя не время.
Если я не совещался со знатью, министрами или толпой генералов, значит совещался со всеми сразу. Генерал Дрейгер часто брал слово, и, поскольку был наместником столицы, его голос имел силу. Дрейгер не скрывал намерений, давая понять мне и остальным, что глаз с меня не спустит: права
