и потому не раскрывал соглядатаев? Работал с тем, кого я столько лет мечтал убить?
— Будь ты проклят, ты и твой дар! — Ключница с шипением вцепилась мне в руку. — Накликал госпоже смерть в муках, она и умерла… Щенок поганый!..
Я развернулся на шорох за спиной, выхватывая кинжал, но поздно: затылок пронзило болью, земля ушла из-под ног.
Очнувшись, я понял, что меня вот-вот сбросят в колодец двое мужчин. В заломленные за спину руки впивалась верёвка.
— Здесь утоп их сынок. Но ты и так знаешь, — мерзко ощерилась ключница. — Говорят, толкнули. Ты толкнул, мы-то знаем. Жить не мог спокойно, всё завистью исходился. Госпожа совсем голову потеряла от горя, чахла день ото дня, а через месяц перерезала запястья. Как ты и говорил, медленная смерть в муках. Врагу не пожелаешь увидеть первенца раздутым и осклизлым. С тех пор дела и покатились под горку. Для всех. Пришёл и для тебя час расплаты!
В глазах снова потемнело. Похоже, на этот раз мне досталось от ключницы не костяшками, а котелком. Она кивнула, и меня под руки потащили к колодцу. Глубокий: если сбросят, назад уже не выберусь. Я встряхнулся, пинком раздробил колено одному мужчине, и тут же зарядил промеж ног его товарищу. Тот согнулся пополам, и в тот же миг я сломал ему шею, затем откатился к ножу и разрезал путы. Хромой, воя от боли, заковылял на меня с тесаком, но через миг повалился на землю с рассечённой глоткой. Оцепеневшая ключница, очнувшись, бросилась к дому.
В ушах звенело. Согнувшись пополам, я пытался справиться с головокружением. Сколько я пробыл в беспамятстве? Кое-как забрался на свою лошадь, всё ещё стоявшую у лачуги. Голова разрывалась от боли, а по спине стекал вязкий, липкий ручеёк.
Хоть бы Лия дождалась меня… Нужно успеть к ней, не свалиться по пути. Она должна узнать, что среди дворян есть ещё один изменник — тот, кто не имеет понятия о верности. Мой отец.
Глава сорок пятая
Накрапывал дождик, и я плотнее закуталась в плащ. Промозглый ветер шипел что-то на своём языке, а сырая мгла покусывала щёки, нашёптывая тысячи предостережений. Грядёт нечто важное — возможно, и мой конец.
«Вселенная напела мне твое имя. Я просто пропела его в ответ».
Сколько же веков напев звучал в пустоту? Сколько раз имя отвергали? Даже сейчас не имя определяет мою судьбу, а я сама. Могу уехать прочь, и пусть другие отвечают на зов. Внезапно меня вернула на землю неимоверная тяжесть груза, лежащего на плечах. Я снова лишь принцесса Арабелла: не ровня своему врагу, безгласая, а главное, нежеланная.
Но время утекает.
«Кто-то же должен. Так почему не ты?»
Я приложила два пальца к губам. За Паулину. За Берди, Гвинет и братьев. За Вальтера, Грету и Астер. Воздела руку, отпуская молитву в небеса. И за Кадена. Чтобы остался жив. И за Рейфа. Чтобы… А что ему пожелать? Он получил, что хотел.
Позади топали лошади, густая морось приглушала их фырканье. Я оглянулась на отца Магуайра и Натию, ждущих моего знака. Он кивнул, тряхнув намокшими волосами и не сводя с меня глаз, будто всегда знал, что этот миг придёт.
«Семнадцать лет назад я держал в руках плачущую малышку. Я поднял ее, молясь богам, чтобы они сохранили ее, и поклялся, что буду делать то же. Я не глуп и держу слово, данное богам, а не людям».
Сейчас его слово для меня дороже любого золота.
Холмы и долины впереди укрывало лоскутное одеяло воспоминаний о прошлой жизни. Очертания руин, белые буруны бухты, покосившийся шпиль Голгаты, предместья у городских стен, цитадель с башнями и аббатство, где меня собирались обвенчать — то самое место, где молодой жрец поднял к небесам новорождённую, поклявшись оберегать её, когда другие уже ткали заговоры.
Вот она, Сивика.
Сердце Морриган.
Я въезжаю в город, которому стала ненавистна.
Солдаты вдоль дорог ищут принцессу Арабеллу. Но кто посмеет донимать вопросами скорбящую вдову с дочерью в обществе священника?
— Кадена убили? — спросила Натия.
— Нет, — ответила я уже в третий раз. То, в чем Натия упорно не признавалась даже себе, было не скрыть. Хотя иногда заглушать чувства полезно, уж я-то знаю.
— Он приедет, — заверила я.
Но, в самом деле, где же Каден?
Неделю назад, когда он так и не появился к полудню в условленном месте, оставалось лишь отправиться дальше, нацарапав на земле: «Мельничный пруд». Теперь я знала, что Паулина в Сивике и не на шутку беспокоилась — а вдруг она обратится за помощью не к тому человеку? Вдруг недооценит вспыльчивость отца?
А ещё меня волновали письма. Когда писала их, понятия не имела о судьбе Паулины и остальных. Зато знала точно, что письма наделают в городе шума, а отследить их не выйдет — оба доставлены чужеземными гонцами. Первое, скорее всего, пришло на днях.
«Я уже здесь.
Слежу за вами.
Знаю, что вы сделали.
Бойтесь.
— Джезелия.
Разумеется, сначала оно попадет в руки канцлера, а там весть чумой расползётся среди остальных заговорщиков. Пока что у меня одна цель — проникнуть в город. Если бы они считали, что я уже там, то не выставили бы кордоны на дорогах. В столице я знаю каждый темный закуток и переулок, всегда смогу затеряться. Ох, изведутся же заговорщики от моих писем! Хватит мне одной оглядываться на каждом углу, пусть побудут в моей шкуре. К тому же, с записками я вожу давнюю дружбу. Пусть кажется, что я всё такая же бесстрашная, как тогда, с дерзким посланием в тайнике королевского книжника. Вальтер рассказывал, как оголтело они сновали по замку в поисках книг, позабыв о всякой осторожности. Даже слуги заметили. Надеюсь, мои письма опять выбьют их из колеи, и это не ускользнёт от Брина и Регана, как не ускользнуло от Вальтера. Я выведу высокопоставленных игроков на чистую воду или хотя бы заставлю просто показаться на свет.
Второе, письмо королевскому книжнику, скорее всего, доставят вот-вот.
«Возвращаю ваши книги.
Надеюсь, вы найдёте их первым
Бойтесь.
— Джезелия».
Я надвинула на лицо траурный шарф. Чтобы широкий плащ Берди сидел на мне естественно, пришлось заранее подвязаться тряпьём.
— Ты готова? — спросила Натия.
— Готова.
Выбора у меня нет.
Спустившись по крутому склону, мы выбирались из рощицы, и тут меня как обухом по голове ударило. В ушах зашумело, тени закружились хороводом.
Ну как же до меня раньше не дошло?!
— Благие боги. Паулина же в Сивике!
Натия встревоженно приблизилась.
— Ты ведь
